уходить и возвращаться за пределы городской стены. Под это взаимное попустительство несколько рейдов совершили и княжеские дозорные. Пригнали тридцать лошадей из ближних поместий и захватили нескольких стратиотов слишком далеко удалившихся от своего лагеря. Пленные рассказали, что в их войске к боевым столкновениям никто не стремится. Одно дело отбивать врагов на границе, другое – в самом центре страны, мол, пусть улаживают непонятную ситуацию переговорщики, а не воины.
Отношения Дарника с Лидией и отцом Паисием приобрели некоторую раскованность. Встречаясь за обеденным столом, они разговаривали уже как добрые знакомые, поневоле проявляя интерес друг к другу. Ромеи раз за разом прощупывали образованность своего тюремщика, а князь с готовностью принимал их вызов. Начинала задираться обычно стратигисса, или, как ее уже успел обозвать Корней, Их Великолепие.
– Я понимаю, что бывают отдельные разбойничьи и пиратские ватаги. Но чтобы целое княжество этим занималось – совершенно мне непонятно. Вы бы лучше перенимали наши ремесла и умения и развивались за счет этого. А то только грабите, а вас грабят степняки – какой в этом смысл?
– Наверно, олени в лесу про людей точно так думают, – отвечал Дарник. – Зачем этим людям наши шкуры и мясо, пусть бы пшеницу выращивали и из льна одежду ткали? В моем войске нет ваших стратиотов, чтобы по призыву базилевса защитить страну и снова к земле возвращаться. В моем войске те, кто оторвался от своих родов и селищ, кто захотел испытать себя в другой жизни. Не поведу их я, поведет кто-то другой. Поэтому вам выгоднее не исправлять нас, а стравливать друг с другом, или натравливать нашу силу на кого-то третьего.
– А вам нравится, когда вас на кого-то натравливают? – грустно спрашивал Паисий.
– Пока, да. Ведь тот, кто натравливает, тоже в крови, хоть и думает, что он самый умный. А дальше посмотрим.
Иногда Рыбья Кровь сам в разговоре переходил в наступление. Так, однажды, Лидия с пренебрежением высказалась о степных каганатах, которые разрастаются до гигантских размеров, а через двадцать-тридцать лет перестают существовать, ничего не создав, даже своей письменности.
– А почему вы решили, что у степняков не бывает письменности? – запротестовал князь. – Ну посудите сами, как такое может быть. Степные каганаты раскинуты на несколько тысяч верст или ваших миль. Кагану нужно послать приказ повернуть дальнее войско в другую сторону. И что, он пошлет какого-то гонца с устным приказом. Да за месяц пути с гонцом может случиться, что угодно: заболеть, умереть, быть захваченным в плен, просто что-то забыть из этого приказа. Считать, что у него не было тайного письменного приказа – это ваша ромейская дурь никому о ней больше не рассказывайте. Другое дело, что этот приказ будет на тайном языке написан, чтобы никто другой не мог его прочитать – с этим я могу согласиться. Допускаю и то, что степняки полностью не придумали своей письменности, взяли чужую, но написать и прочитать важное послание обязательно должны были научиться.
В следующий раз, когда Лидия высказалась о неразвитости варварских чувств и мыслей, Дарник это тоже не оставил без внимания.
– Стратигисса, тебе уже двадцать три года, но ты явно на десять лет моложе. Только подросткам свойственно думать, что так остро и ярко размышлять, и чувствовать, как они, другие люди в иных странах и в прежние времена никогда не могут и не могли. Уверяю тебя, что сто лет назад мои родичи в дремучих словенских лесах шутили и рассуждали ничем не хуже нас тут с вами.
Подобные разговоры обычно долго не продолжались. Дарник и на родном языке не любил много разглагольствовать, а на ромейском тем более – уже через полчаса таких усилий у него начинала болеть голова, и он прекращал спор, отсылая священника прочь или сам отправляясь навестить Адаш.
Сильнее же всего его раздражало, что и Лидия и Паисий часто переходили черту дозволенного и начинали с ним спор не наедине, а в присутствии воевод. Уже не раз Рыбья Кровь боковым зрением замечал, как те недоуменно переглядываются по поводу некоторых выходок стратигиссы. Пару дней князь думал, как укротить зарвавшуюся хозяйку, и придумал.
Во время одной из вечерних трапез Лидия снова потребовала разрешить ей выйти в город, пусть даже под охраной. Дарник привычно отшутился. Возмущенная хозяйка вскочила со своего сиденья и заходила вдоль стола.
– Я так зла на тебя, что мне хочется тебя ударить!
– А вот этого не надо. Опасно для жизни, – предупредил князь.
– Неужели? – она подскочила к нему и двумя руками сильно толкнула в грудь.
Воеводы за столом замерли.
– На чурбак! – приказал «вождь пиратов» и посмотрел на потолочную балку, указывая, где именно произвести наказание.
Арсы-охранники с готовностью бросились выполнять приказ. Вместо чурбака нашли маленький четырехногий табурет-подставка. Находчивый десятский отломил одну из ножек, сделав табурет весьма неустойчивым. Петля была уже закреплена на потолочной балке, а два арса вязали Лидии сзади руки.
– Не смейте! Что вы делаете! Отпустите ее! Негодяи! За что? Она же ничего не сделала! – попеременно выкрикивали хозяйка дома и отец Паисий.
Не выдержав их воплей, Дарник с силой ударил клевцом по серебряному подносу. Ромеи замолчали, арсы тоже приостановились.
– Это не казнь. Никто Их Великолепие вешать не собирается, – разъяснил по-ромейски Рыбья Кровь. – Это наше словенское испытание. Стоя на плохой подставке, она должна спокойно развязать свои руки и снять с себя петлю, только и всего.
– Да как же развязать связанные за спиной руки? – не мог взять в толк священник.
– Нет такой веревки, которая от усилий постепенно не развязывалась бы. – И Дарник знаком указал арсам продолжать.
Вот они уже поставили Лидию на искалеченный табурет и надевали ей на шею петлю.
– Нет! – завопил отец Паисий. – Не ее, меня лучше подвергните этому испытанию.
– Хорошо, – легко согласился князь. Новый знак – и арсы вяжут и ставят на табурет Паисия.
Лидия от пережитого ужаса сидела без сил на стуле и не могла произнести ни слова.
Вот уже священник стоит на табурете с петлей на шее и начинает двигать за спиной руками, чтобы чуть ослабить веревку. Воеводы и арсы с нескрываемым удовольствием смотрели на него – давненько князь не баловал их подобным зрелищем.
Испытание продолжалось недолго – физические упражнения не были сильной стороной Паисия – одно неловкое движение, и табурет выскользнул из-под его ног. Лидия истошно закричала. Дарник взмахнул рукой, два арса бросились к дергающемуся телу и вытащили его из петли.
Рыбья Кровь с воеводами вернулся за стол, чтобы продолжить трапезу. Лидия держала голову, приходящего в себя отца Паисия на коленях.
– Ты вандал! Ты самый мерзский, самый отвратительный вандал, какие только есть на свете! – выговаривала Лидия, с ненавистью глядя на князя. – Я все сделаю, чтобы тебя казнили самой жуткой, самой изощренной казнью…
Дарник слово в слово переводил ее угрозы воеводам, те только смеялись. В эту ночь князь предпочел остаться ночевать у Адаш. Потом все пошло как прежде. С той лишь разницей, что его пленники смотрели теперь на своего мучителя совсем иначе.
2
Прошла неделя с начала переговоров, и из Константинополя вместе с ответом прибыл сенатор Стахис, молодой толстый мужчина с холеным самоуверенным лицом. Заменив собой комита, он вместе с префектами сам отправился к липовскому князю.
– Мы не нашли следов договора с вами во всей столичной канцелярии, – сообщил сенатор. – Но это и не столь важно. Мы можем заключить с вашим войском новый договор прямо здесь. Однако перед тем как мы его с вами составим, вы должны обязательно выполнить предварительное условие: открыть ворота города и выпустить из крепости стратигиссу Лидию и других заложников, а также тех женщин, которые не венчаны с вашими воинами.
Лидия и отец Паисий, тоже присутствующие на переговорах, переглянулись между собой, слушая надменную речь Стахиса. Дарник был сама невозмутимость:
– В таком случае у меня тоже есть предварительное условие. Постройте лодии, которые вы сожгли, и все женщины будут отпущены.
– Это была вынужденная мера, за учиненный словенами разбой.
– Договоримся проще: город мы отдаем, а крепость пока останется до окончания переговоров за нами.
– Если вы не освободите всех женщин, мы казним захваченных моричей, – пригрозил Стахис.
– Они покинули мое войско без разрешения, поэтому их судьба меня не интересует.
Сенатор явно не ожидал такого ответа.
– Вы можете не отдавать город, но освободите стратигиссу Лидию, – пошел он на уступку.
– Стратигисса Лидия будет освобождена лишь в самый последний момент, когда мое войско взойдет на ваши дромоны.
Как ни пытался Стахис и дальше торговаться, ему в конце концов пришлось согласиться на условии Дарника.
Зато остались недовольны липовские воеводы:
– Зачем просто так отдаем город? Теперь в крепости они нас враз придушат.
– Сначала они придушат своим войском собственный город. Вместо тысячи грабителей теперь их в Дикее будет три тысячи, – успокаивал соратников князь.
В самом деле, едва весть о достигнутой договоренности облетела город, как в нем возникло сильное волнение. Одни боялись наказания за потворство словенам, другие не хотели предоставлять жилье и пропитание стратиотам, третьи опасались военных схваток на улицах города. Все, кто имел родственников за пределами Дикеи, поспешили к западным городским воротам, которые по приказу Дарника были перед ними открыты. Часть наемных работников и рабов, напротив попросилась к словенам в крепость, мол, пусть будет так, будто вы нас захватили в плен. Князь, смеясь, не возражал и против этого.
Наконец настал условный момент: липовцы все ушли в крепость, а ромейское войско вошло в город.
Северные ворота крепости, однако, днем продолжались оставаться открытыми. Родственники «жен», по-прежнему беспрепятственно сновали туда-сюда. Один раз перед воротами появилась ромейская тагма человек в триста. Заградительная сотня липовцев у воротного колодца схватилась за оружие, но ворота закрывать не стала, напротив, криками и жестами приглашала стратиотов заходить. Те, потоптавшись на месте, предпочли удалиться.
Первый вечер во дворце, в осажденной крепости, проходил в заметном напряжении. С момента «повешения» прошло всего несколько дней. Их Великолепие и отец Паисий вызывающе молчали, воеводы чувствовали от этого себя неловко. Один Дарник не желал на такие пустяки обращать внимания, и был, как всегда умеренно словоохотлив со своими ближайшими помощниками.
– Не боишься, что эта злючка тебе сонному нож в бок воткнет? – полюбопытствовал Копыл.
– Могу оставить тебя в спальне для охраны.
Воеводам шутка понравилась.
– Можно я переведу твои слова ромеям? – предложил играющийся в уголке с кошкой Корней. За столом с воеводами ему места еще не было.
Князь разрешил. Корней перевел.
– Лучше для охраны оставить в моей спальне все словенское войско, – вдруг произнесла Лидия.
Теперь вместе с воеводами засмеялся и Дарник.
Закончив трапезу, воеводы вышли. Князь вместе с хозяевами остался сидеть за столом, ожидая, что будет дальше.
– Почему? – совсем коротко
