люстры лифчик с оторванной бретелькой.
- Да не помню я почти ничего, только что-то написала про месть, распечатала и приколола булавкой к доске. Тут все и началось - будто меня кто-то одурманил газом каким-то – чего это я отключилась-то ни с того ни с сего – я не Надька, выжирающая по три бутылки коньяка, и потом не помнящая, как вышвыривает мужнины вещи с балкона.
Сколько бомжей поживилось там за это время! Сама это видела! У них за праздник ее запои, кто-нибудь обязательно дежурит неподалеку, и как только услышат ее рев, сбегаются со всех сторон – скоро, значит, счастье свалится им на голову. Да и мужики-то откуда возьмутся здесь? Дверь закрыта на замок, в замочную скважину пролезут, что ли? Или из тумана материализутся призраки?
Сказав про призраков, Вера вздрогнула, стала ощупывать низ живота руками, раздвинув полы халата, потрогала себя между ног.
Боже! У меня такое чувство, что кто-то имел меня! Да что это за такое в последнее время сваливается на меня, начала хныкать она.
- Ничего на тебя не сваливается, это ты сама свалилась без сил, когда перепила с непривычки, да разгром устроила. Разрядка-то должна быть когда-то? Вот ты ее и сделала.
И пора нам за дело приниматься. Скоро Надя приедет, она теперь как пуля будет двигаться и все пробивать. Но с чего начинать? Не могла ты одна из своего идеального порядка создать последствия атомного взрыва с многочисленными человеческими и животными жертвами.
Люба, вдруг переставшая изображать из себя вечную певичку, брезгливо толкнула ногой мертвую мышь. Трупик ее был как будто недожарен на гриле – шерсть обгорела, но сама мышь выглядела вполне живой – казалось, она сейчас вскочит, и исчезнет в разорванном женском белье, кучками валявшемся везде.
- Ты что, весь свой запас трусов, лифчиков, колготок, ночнушек списала за раз?
А сейчас есть что надеть под халат? А то мы с тобой как две лесбиянки, томящиеся в сладком предвкушении. Вон джинсы, хоть они и залиты какой-то полупрозрачной хренью, напяливай, и начнем работать.
Вера послушно скинула халатик, повернулась голая спиной к Любе, чтобы взять джинсы, и съежилась как ударенная от визгливого вскрика –
- Кто это сделал? Кто выжег на тебе Это?
Ттттыыы ничего е чувствуешь?
Дрожащим от неимоверного ужаса голосом заверещала Люба.
- А что я должна чувствовать? Если я спала столько времени, и только сейчас проснулась? Чего это ты так рожу сквасила? Тебе что, задница моя не понравилась? Так это ты все время – ешь сладкого больше - кисляк давить не придется - слаще во рту, тише на душе! А в последний раз с Надькой, кто назвал меня толстой гирей? Когда я села тебе на лицо, чтобы ты меня полизала? Если моя нога сорвалась с вашей дурацкой спинки кресла, не я тебя туда посадила. И не я заставила раскорячить меня роженицей, рожающей в экстрим условиях. А этот твой придурок любовник когда любовался моей зажигательной румбой, и как вы оба орали - еще, еще, не кончил тебе в руку?
Хватит! Наплакалась! Вы, значит, тащитесь, кончаете без конца, а я вас удовлетворяю.
Теперь вы будете меня удовлетворять. И не делай ненормальные глаза, прищурься, а то вывалятся, ослепнешь.
- Да при чем наши игры? У тебя на спине кто-то выжег или вырезал – «Ваш запрос о вступлении в ведьмы принят». Неужели ты ничего не чувствуешь? Посмотри в зеркало – давай второе принесу, где оно у тебя?
- Ничего я не чувствую, и на ощупь ничего нет. Ты сама-то потрогай - если бы выжжено было или вырезано, шрамы были.
Вера руками шарила у себя по спине, и где она проводила рукой, буквы исчезали, кожа разглаживалась. Не веря своим глазам, Люба подскочила к ней, и стала гладить обеими руками по буквам. На ладонях не было совершенно никакого ощущения, что кожа чем-то повреждена. Где вела ладонью, она тут же становилась гладкой, а после ладони буквы появлялись вновь. Это было настолько необычно и жутко, что Люба не могла никак сосредоточиться, чтобы прокомментировать эту хрень.
- Где зеркало второе? Уже не пропела, а просипела она.
- Да вон оно, под стеной у комода – с гвоздя соскользнуло. Землетрясение, что ли было?
Люба подняла овальное зеркало, в старинной раме, и заставила Веру подойти к другому, огромному, которое Вера с мужем специально разместили так, чтобы видеть их любовные игры.
- Смотри – вон чего у тебя на спине.
И сама заглянула в зеркало. И тут же ахнула от изумления – в зеркале спина Веры была абсолютно гладкой, ничего на ней не было.
- И какого черта ты мне мозг выносишь? Нет там ничего! Чего пила вчера?
- Да вот они - буквы! Вот и слова. Вот они есть, а вот их нет.
И вдруг она как будто очнулась, и стала срывать с себя одежду.
- Ты чего это? Не буду я тебя лизать сейчас! Если только меня полижешь..
Кокетливо выгнув спинку, передразнивая Любу, пропела Вера.
- Заткнись, дура! Смотри, есть у меня что-нибудь на спине?
Люба сорвала с себя комбинацию, и повернулась к Вере спиной.
- Мамочки!
Только и смогла выдавить из себя Вера.
- Ввааашь заппроос о вступлении в ведьмы принят.
Сквозь слезы, заикаясь, кое-как прочитала она.
- Это что, и у меня такое там? Что теперь делать-то? Ни на пляж, ни в солярий – все шарахаться будут.
Выпалила она на одном дыхании Вера, и разрыдалась.
- Давай, давай, самое время потоп устроить. Так ведь вернее всего и у Надьки такое же на спине! Эй! Кончай заливать этот бардак солеными потоками. Надька скоро приедет, а мы ничего не сделали. Все! Бери себя в одну руку, в другую тряпку, и вперед, уборку делать.
Люба накинула комбинашку, и как была голая, принялась все складывать по местам.
- Да не туда это, это нужно вот сюда –
Вдруг оживилась Вера. Явно какая-то мысль посетила ее, слезы мгновенно высохли, и она, полуголая, стала напевая быстро наводить порядок.
- Ты запела? Ну явно не к добру!
- Да, я теперь буду петь как ты. А ты можешь плакать как я. Ты-то не додумалась, что если я стану ведьмой, я смогу желания исполнять. И свои тоже. Я просто пожелаю, чтобы эти буквы исчезли, или хотя бы стали невидимы для всех.
- Ничего себе! Точно! Как же это я сама-то не додумалась. Надя приедет, все обсудим.
И они дружно, каждая напевая свое, принялись за работу.
Они так увлеклись, думая каждая о своем, что время промелькнуло незаметно, и обе вздрогнули от звука звонка.
- Надя приехала, а мы не успели –
Заволновалась Вера.
Она бросилась открывать дверь, совсем забыв о том, что на ней была только полупрозрачная ночнушка. Она распахнула дверь - растрепанная, грязная, почти голая, и Надя, увидев ее такой, не смогла сдержать смех. Она впихнула Веру назад в квартиру и быстро захлопнула дверь.
- Еще не хватало, чтобы тебя увидел такой Василий-сосед, который и так дрочит постоянно когда мы тут оргии любовные устраиваем. Если он кончает от одного твоего оргазменного верещания, то увидев тебя голой, он все стены спермой измажет.
Во! Еще одна нимфа нарисовалась! Вы что тут, без меня кувыркались? А помыться-то лень было? Нашли время играть. Лесбиянки хреновы.
- Ты сама-то кто? Кто все время с меня трусики стягивает, и ладошкой меня между ног гладит в любой удобный и неудобный момент? В парке, помнишь? Люди идут, а она прикрыв мои ноги плащем, палец в меня вводила, и шептала страстно спрашивая – ну как? Хорошо?
Возмутилась Люба.
- Ты посмотри, что с нами –
Она скинула комбинашку и повернулась к Наде спиной.
- Вот это ничего себе! Это кто так постарался?
- А на меня посмотри –
Воскликнула Вера.
- То же самое и у меня, и вернее всего и у тебя есть.
- Чего у меня есть? Да если такие шрамы вырезать, невменяемый их будешь чувствовать.
- Ничего не будешь чувствовать, потому что их нет на самом деле. То есть, они вроде и есть, но их не чувствуешь, раздевайся быстрей – посмотрим, есть ли это на тебе.
- С чего этому на мне-то быть? Я с вами уже почти год не трахалась, заразы вашей на мне быть не может.
Надя брезгливо поморщилась.
- Говорила презервативы нужно использовать, а вы – да как его сосать в резинке? Вот и дососались.
- Бляяяяяяяя! Ты достала уже! Корчит из себя недотрогу! Снимай кофту, а то сами сорвем.
- Не на шутку рассвирепела Люба.
Надя хмыкнула, и стянула кофточку.
- Во! Что мы говорили! Тоже клейменая! Еще на плече лилию, и до конца дней в проститутки. Надя – проститутка, у дороги, намалеванная, в юбке три сантиметра и без трусов зимой и летом. В одних чулках.
Явно издеваясь над Надей пропела Вера.
- Милости просим в клуб Бывших Жен – клуб из трех членов. Хи-хи…
Членов. Членов нам еще не хватало…
Веру явно начало нести в разнос – и петь она стала как Люба, и злая резкая ирония Нади вдруг в ней проявилась.
- Все, хватит придуриваться. Вот книга, давайте искать, что нам делать.
Надя достала из сумки книгу, и положила на стол.
Она уже привыкла к живым буквам, но для Веры и Любы их вид был настолько необычен, что они ахнули, а благоговейно очень осторожно стали поглаживать переплет, сами того не осознавая, будто ласкали самую милую любовницу. И никого из них не удивило, что книга как будто принимала эти ласки. Буквы стали менять цвет, он стал очень нежным, и теплым. Змеи букв начали переплетаться совсем по другому, нежная плавность любви в их соприкосновениях была очень явной, от них стала исходить энергия оргазма. Надя, стоявшая чуть поодаль, не выдержала, и тоже стала гладить книгу. Пальцы подруг касались друг друга, и каждое прикосновение все больше распаляло, возбуждало их. Первая начала кончать Люба – она застонала, стала съеживаться, приседать, одной рукой она вошла в себя – благо на ней не было трусиков, другой продолжала гладить книгу. Оргазм ее был настолько сильный, что между пальцев руки, которую она ввела в себя, вдруг заструились ручейки – оргазм изливался из нее тугими струями.
Второй кончила Вера – она вдруг стала всхлипывать, ахать, замычала, зажала ее рукой, надавливая на клитор, и тоже опустилась на пол рядом с Любой. Они распластались на полу, извиваясь повизгивая и постанывая, и вдруг стали ласкать уже не книгу, а друг друга, целуясь, входя руками, стараясь уже не ласкать а разорвать в ожесточении и страсти друг друга.
Надя, видя все это тоже начала кончать, она закричала, схватила книгу, зажала между ног, как самый родной член, и двигая переплетом вверх-вниз по клитору, упала рядом с ними.
Вера и Люба оставили друг друга, и набросились на нее. Именно набросились, потому что если бы кто-нибудь видел то, что они стали делать, воспринял бы все как ожесточенный садизм. Бросив Надю на спину, раздвинули ноги ее как можно шире. Вера запустила руку ей между ног, и ввела всю ладонь в нее, Люба, сев Наде на голову, впилась губами в клитор, при этом она вошла ладонью в Веру, стоящую на коленях, а Вера, другой рукой вошла Любе между ягодиц. Их стоны и крики сливаясь, превращались в страшный вопль, а когда распадались на отдельные голоса, звучали то предсмертными хрипами, то истерическим смехом неимоверно счастливого человека.
Это было настоящее сумасшествие. Так меняясь, они играли друг с другом несколько часов, пока силы не покинули их – каждая получила множество оргазмов, их тела стали невесомыми - они растворились в любви…
Глава 8.
Клятва.
Рассвет застал их распластанными на полу.
Они проснулись одновременно, как по сигналу, и
