Бог знает лучше -2

здесь продукты. Заходи.

Азиз пропустил Зинаиду вперед. Та прошла в дверь и остановилась, застыв от удивления.

… Ничего себе, да тут… Холодильные камеры стоят. Мясо, рыба… А там овощи. Интересно, а хлеба нет? Что? Это он спросил какой мы обычно едим? Белый. А батон можно? Спасибо. Как он… ну да, Крылатый же. А еще что взять? Рыбу и этой… картошки наберу. Вроде все. Сейчас сложим и домой можно. Сумку забрал, ладно, согласная. Пойдем…

Прошло два месяца, случился Новый Год и много еще чего. Лис выписался из госпиталя и наконец то признался в любви Китти. Мурка же наоборот умудрилась попасть на больничную койку с прострелянной рукой и получить от Медведя. А двухсотых не было и это уже ведь хорошо. Вадик пошел в школу и даже получил «четверку» по алгебре. Гуля с Киром успели поссориться и помириться.В поселке, после разговора Зинаиды с Командиром, появилось нечто похожее на детский дом, куда постепенно переселились младшие. Правда не все. Пашку, например, усыновила Полина. А все вместе жизнь… веселая… наверное.

… Подходящую к подъезду Зинаиду окликнули сидевшие на лавочке женщины.

 — Зина, здравствуй.

 — Здравствуйте. Как дела?

 — Да помаленьку. Кстати вовремя пришла, тут вопрос к тебе возник. И давно уже.

 — Какой еще вопрос? — Зинаида почувствовала подвох. — Мои что-ли чего натворили?

Женщины переглянулись и дружно помотали головами.

 — Да нет, другое. Зина… скажи когда Азиз к вам переедет?

Та почувствовала, что краснеет.

 — Вы…

Баба Катя пожала плечами.

 — А что особенного? Он мужчина видный, ты молодая, одинокая… В церковь давно бы пошли, к батюшке… Хотя он же мусульманин… вроде бы.

 — Ой, Катерина, разница что-ли… Ну у Командира распишутся, делов то.

 — К батюшке все равно надо. Ты Зинаида хоть и некрещеная, а порядок должен быть.

Зинаида, вздохнула, заходя в подъезд.

 — А можно я подумаю?

 — Двух месяцев ей мало…

В подъезде Зинаида как обычно остановилась около рисунка во всю стену. Луг, по которому по которому идут двое. Мальчик и девочка. Девочка похожа на Иру, а мальчик… на Вадика. Она снова вспомнила разговор с автором картины Пашкой. Тогда я спросила его, почему они? Он промолчал. Сказал только, что когда придет время, я все пойму сама. А еще, что это их судьба… И почему каждый раз, глядя на это, не по себе становится… Но ведь как нарисовал… Талант в соседней квартире растет. Хоть в МГАХИ его отправляй. И что он мне еще сказал…

— Ты только не бойся ничего. Все хорошо будет…

Постояв, Зинаида поднялась по лестнице, вошла в квартиру.

— Я дома.

— Мама… Мы уроки сделали и почитали.

— Молодцы, а Ириска где?

С кухни послышалось.

— Я здесь, ужин готовлю.

Выйдя в комнату, Ира сняла передник, повесила на спинку стула, села, задумчиво поглядев на Зинаиду.

Симпатичная девчонка ведь растет. Только все время, то в джинсах, то в трико… Первый раз в ванной ее увидела, когда она купалась, плохо стало. Все тело обгоревшее… Как только она выжила.

— Что случилось? — спросила женщина девочку, застегивая халат. — Рассказывай.

— Проблема есть. Скажи вот… когда Араб у нас поселится.

Зинаида нащупала стул.

— Вы сговорились, что-ли? Бабы у подъезда с этим же…

Из соседней комнаты вышел Вадик.

— Мама… вот это… папа должен быть. А Араб хороший. Пусть он папой будет.

— Короче. — Ира хлопнула себя по коленкам. — Решать надо эту проблему.

— Ириска, Вадька… Прекращайте меня сватать. Дети…

— А чего сразу дети. — обиженно засопел Вадик. — И вообще… я хочу чтобы папа был.

Зинаида только вздохнула.

— Значит замуж меня выдали… Ладно, через два дня пойдем к Командиру.

Ира покачала пальцем.

— Завтра, с утра. У тебя время свободное и у него тоже… по графику. А теперь ужинать будем…

… — Араб, просыпайтесь, идите быстрее — послышался девичий голос из соседней комнаты. Мужчина поднял голову, потряс за плечо спящую Зинаиду.

— Вставай, с детьми что-то.

— Что случилось? Свет включи.

— Вот. — Ира, стоящая у кровати мальчика, показала пальцем. — Смотрите.

Вадик лежал навзничь, запрокинув голову, и стонал.

— Сынок, что с тобой?

— Не знаю, болит все… Ой…

— Скорую вызывать… которой у вас нет. Тоже мне. И что теперь делать?

Ира положила ладонь на голову Вадика, напряглась.

— Не помогает почему-то.

Мужчина вгляделся внимательней, потом осторожно перевернул мальчика на живот, завернул майку.

— Ириска, ты свет видела?

— Точно, в темноте заметно было. Ты думаешь…

Азиз дотронулся до спины Вадика.

— Вот, смотри.

Зинаида подошла ближе.

— Что там?

— Ты не увидишь. У него крылья растут.

— Крылья, как у вас, что-ли?

— Ну да. — мужчина присел на кровать. — Тело меняется, перестраивается…

— Подождите, а что делать?

— Ничего, просто ждать. А завтра сходим к доктору, пусть обследует. Зина, да нормально все будет. Ира, посидишь с ним.

— Конечно.

Женщина еще повздыхала, поохала. Мол, только этого нам не хватало.

— Я же уснуть не смогу.

— Все хорошо, мы рядом. Пойдем…

… — Ну что, Зинаида, официальная наука объяснить этого конечно не может. — врач пожал плечами. — Но тем не менее…

— Что? — женщина даже привстала с кушетки. — Говори, давай…

— Судя по результатам обследования… Вадик выздоровел.

— Как… это невозможно. Говорили же, что его нельзя вылечить.

— Не знаю, что тебе говорили, но… Вадик Демин обычный двенадцателетний мальчик. Никаких отклонений в развитии или патологий не выявлено…

Неожиданно женщина, побледнев, завалилась на мужчину, сидевшего рядом. Тот едва успел подхватить ее.

— Что с тобой?

— В обморок упала. Сейчас…

Придя немного в себя, Зинаида, поддерживамая Азизом простонала.

— Здоров… Это значит, что он… Не надо, не хочу. Три года ведь ему осталось…

В кабинет заглянули встревоженные Вадик с Ирой.

— Ой, а чего это тут случилось? Мама…

Мальчик подошел к Зинаиде.

— Ты что, плачешь? А зачем?

Та, обняв его, прижала к себе, погладила по голове.

— Нет, что ты… Тебе показалось, показалось.


                                        Глава четвертая.

                                            Судьба.

                  Тысяча девятьсот семьдесят девятый год.


... – Малыш, ты где?

Мальчик, стоящий перед зеркалом в коридоре, не оборачиваясь ответил.

– Я здесь.

В зеркальном отражении появилась девочка в пионерской форме, с барабаном на боку.

– Нашелся, повернись, давай.

Она аккуратно расчесала ему волосы, поправила ремни на форменной рубашке, перевязала галстук, дотронулась до эмблемы на его левом плече, три стрелы в красном круге.

– Пошли, сейчас начнут. Вадик..., да не бойся ты, это не больно. Честно. Давай, все тебя ждут и мама...

– Ириска, что-то я волнуюсь.

– Ты слова клятвы помнишь?

– Да помню...

– Тогда пошли, все нормально.

Девочка, взяв его за руку, потянула в актовый зал.

На сцене уже стояли все. Увидев, вбежавших в зал, замахали руками.

– Вадька, Ира... Вы чего, мы все вас ждем.

Мальчик с девочкой поднялись на сцену, встали в строй. Тишина, потом...

– Вадик Демин, Малыш. Ты готов?

– Да. – под барабанную дробь вышел вперед. – Я, Вадик Демин, пионер Союза Советских Социалистических Республик, торжественно клянусь. Бороться с фашизмом, не щадя не себя, не своей жизни... Клянусь, защищать всех людей.  Клянусь, беспощадно мстить фашистам за каждый сожженный дом, за каждого погибшего...

Закончив, вскинул руку в салюте, заметил как, сидящая впереди мама подняла сжатый кулак. Мол, молодец сын. Подошедший к нему парень постарше протянул барабан, помог перекинуть через плечо. В зале захлопали. Зинаиду тронули за плечо.

– Вадик то... какой ладный да красивый. Вот повезет кому-то...

– Да будет вам...

Мальчик, постояв немного, неожиданно спросил у зала.

– Извините, можно? – он помялся. – Я во сне увидел. Это наверное песня. Только я петь не очень. В общем вот.

“Звездной ночью осенней
Улечу из гнезда.

На буденовке серой —

Голубая звезда.

Голубые петлицы —

В них клинки скрещены.

Рвется синяя птица

В небо гневной войны.


Верный конь меня знает —

Не уронит с седла.

Жаль, что шашка стальная

Мне пока тяжела.

Но нагану я верю —

Не изменит в огне.

...Барабан в револьвере.

Барабан на коне.


Наши парни хохочут —

Блеск по белым зубам:

"Ты зачем приторочил

У седла барабан?

Это дело пехоты —

Топать с маршем везде.

Нам совсем неохота

Оставлять лошадей..."


Усмехаются парни,

И слова их верны:

Гулкий топот конармии —

Пульс гражданской войны.

Только мне после боя,

У ночного костра,

Снится небо иное

И другая пора:...”


Остальные барабанщики и барабанщицы подошли ближе к Вадику. Один из мальчишек поднял кулак с зажатыми в нем барабанными палочками. Резко опустил руку вниз, словно подавая сигнал. Тревожная дробь прокатилась по залу...


« ...Дремлет летнее поле,

Тонко птица звенит.

Позабыты все боли.

Чист и ясен зенит.

В этом ясном затишье

Ласков солнечный свет.

...И выходят мальчишки,

Вдаль идут по траве.


Над лугами, над лесом —

Тишина, тишина.

Лишь из песен известно,

Что бывала война.

От невзгод отгороженно

Можно жить не спеша.

...Почему же тревожен

Их мальчишечий шаг?


Что подняло их рано?

Чей далекий призыв?

Может, в их барабанах

Эхо дальней грозы?

Пальцы палочки сжали,

Как сжимают наган.

Травы бьют по изжаленным

Загорелым ногам...


Вам никто не расскажет,

Что разбило их сон.

Эти мальчики — стража

На границах времен.


Они струнками-нервами

Чуют зло тишины:

"Нет, ребята, не верим мы

В слишком тихие сны...”


Взрослые в зале встали.


« ... Что-то стали на свете

Дни беспечно-легки.

На уснувшей планете

Прорастут сорняки.

Чья-то совесть задремлет,

Чья-то злоба взойдет,

И засохнут деревья,

И моря стянет лед...


Солнце плечи им трогает,

Ветер спутал вихры.

И быть может, тревога их —

Что-то вроде игры.

Но скользит темным крылышком

Тень по сжатым губам.

...Я вот этим мальчишкам

Свой отдам барабан...»


... – Здорово у нас получилось. Всем понравилось. Красиво было... и правильно. Про всех наших.


– Вадька, а откуда ты ее узнал?

– Сказал же из сна. Сегодня увидел.

– Да ладно вам. А пусть она теперь нашей будет. Общей.

– Конечно, а как иначе.

«Это слова прощания,
Это песня привета

Тем, кто шагал с нами рядом,

От ветра не пряча взгляд.

Горьким горнов молчанием

Будет слава пропета

Всем сгоревшим отрядам —

Маленьким кораблям...»


                  Тысяча девятьсот  восьмидесятый год.


... В притвор робко заглянула молодая женщина.

– Можно?

Вышедший к ней священник перекрестился.

– Почему же нельзя? Входи, Зинаида.

– Вы меня помните, Отец Алексей?

– Что же не помнить, если недавно сына твоего крестил. Можно спросить, зачем пришла?

Женщина помялась, потом похоже осмелев, сказала.

– Я тоже покрестится хочу.

Батюшка улыбнулся.

– Решилась? Это хорошо...

– Только вот... Проблема есть. Азиз... Нет, он сам давно про это говорил. Просто, он же...

Отец Алексей только вздохнул.

– Зинаида, что между вами, то по любви. А значит и разговора о том нет и не будет.

– Батюшка, еще одно есть. Поговорить хотела, можно ли?

  – Тогда пойдем на улицу. Только подожди минутку.

Он вернулся с бумажным пакетом, одетый в куртку, из-под