представляешь, что тут произошло. Но тебе пока не стоит об этом знать, особенно про меня. Ох, каких дел я натворила, но я не раскаиваюсь! – Ей показалось, что его лицо дрогнуло. – Но это все неважно, главное, чтобы ты жил.
Она испугалась своих слов, простая и понятная мысль, свободная от стеснения душевных переживаний, обдумывалась легко, раскрывая перед ней все возможные варианты, не позволяя выбрать только один, лучший. Препарат действовал, ей стоило больших усилий заставить себя перебороть это ощущение спокойного фатализма.
– Помнишь, как мы первый раз встретились? Мне тогда все девчонки прожужжали уши, что у нас появился новый симпатичный инструктор подводного плавания. Я смотрела, как эти мочалки раскрашивались, чтобы тебя цепануть, – она заулыбалась. – Ты мне не понравился, но нет, я вру! Но ты был такой был серьезный, а твои семинары – настоящий зануда!
В ее глазах вспыхнул озорной огонек, Марина не сильно сжала его ладонь, погружаясь глубже в свои воспоминания.
Она вспомнила его удивленное и застеснявшееся лицо, когда она в пылу спортивного азарта обскакала остальных претенденток на его сердце, кротким голосом попросив помочь надеть гидрокостюм. Никто, кроме нее, не догадался просто подойти в одном белье к инструктору, протянув вывернутый наизнанку гидрокостюм.
«У меня не получается», – прошептала она, кротко хлопая длинными ресницами. Он тогда ничего не сказал, борясь с желанием смотреть на нее, неловкими движениями распрямляя упругую ткань. Она ловила тогда его застенчивые взгляды, ее забавляло, что мужчина старше нее может так смущаться, тем более, что она не нарушила общепринятых норм, почти, все же комплект белья был подобран специально для провокации.
Они недолго стояли друг напротив друга, именно тогда она поняла, что для нее это уже не просто игра, которую она привыкла вести с мужчинами, не давая им шанса в конце. Марина засмеялась, вспомнив, как их в этой нелепой ситуации застигли однокурсницы, вышедшие в полной амуниции, готовые к погружению в учебном бассейне.
– А помнишь, – она сжала его руку, кардиомонитор слегка дернулся, но она это не заметила, поглощенная своими воспоминаниями, – как мы прятались по углам как школьники, боялись, что нас застукают. Ха-ха-ха, как это было смешно! Ты был тогда настоящим джентльменом, ничего не требовал от меня, просто любил, а я тебя!…, может, поэтому я и влюбилась? А раньше сама себе обещала, что этому не бывать! Какая я была дура.… А может, и сейчас, как думаешь?
Марина громко засмеялась. Палата от ее смеха будто раскрасилась яркими красками, вытесняя холодную белизну стерильного помещения. Глаза ее постепенно наполнялись слезами, лицо, раскрасневшееся от чувств, было прекрасно, словно не было всех этих бед, а впереди их ждало только счастье!
И она в это верила, верила всей душой. И к черту, пусть это был лишь препарат, Марина старалась запомнить это чувство, чтобы не забыть, никогда об этом не забывать.
– Я не знала, что мне делать дальше, Боже мой, какой я была дурой. Пыталась тебе доказать, а что доказать, сама уже не помню и не понимаю, – Марина говорила, широко размахивая правой рукой, смахивая крупные слезинки с горящих глаз. – Ты требовал, чтобы я вылезала из воды, а я смеялась в ответ, говоря, что я для акул не представляю пищевой ценности. Как ты злился…, а потом я ничего не помню, не помню.
Она заплакала, закрыв лицо ладонями. Ее больше не смущала титановая рука, которой она никогда не позволяла себе дотрагиваться до своего лица, она ее больше не ощущала инородным объектом, холодным, мертвым, как раньше.
На последнем погружении группы она долго не вылезала из воды, делая вид, что изучает акваторию. Был теплый солнечный день, такое красивое море, насыщенное разноцветными обитателями прибрежных коралловых рифов. Она боялась, что после экзамена все и закончится, в голове крутился старый шаблон, о том, сколько уже таких же дурочек у него было.
Марина целенаправленно злила Костю, в тайне желая, чтобы он, в конце концов, бросился кзаней в море. Запутавшись в собственной игре, отягощенной сильной головной болью, она не заметила, как вдалеке блеснул белый плавник, вызвавший панику на борту катера, и неподдельный страх в его глазах.
Все произошло стремительно, без глупых игр. Акула атаковала ее снизу, яростно вцепившись в руку. Марина не кричала, до последнего пытаясь отбиться второй рукой.
Костя, уже снявший гидрокостюм, как был, бросился в воду, захватив со щита огромный рыбацкий нож.
Море, покрасневшее от крови Марины, вскоре побагровело, Костя подплыл под хищника и, уже не видя ничего вокруг, быстро и мощно вспарывал акулу.
Потом была долгая, мучительная дорога на берег. Костя, единственный, кто смог перевязать ее, не отходил от нее ни на шаг, остальные боялись подойти близко, в страхе забившись по углам.
Долгие часы операции, ожидания, граничащего с безумием, когда каждый шорох, звука шагов в огромном холле больницы одновременно и пугает, и обнадеживает. Его не страшило будущее разбирательство, он о нем и не думал. Конечно, в последствие он все же потерял эту работу, но это было неважно.
Оказавшись единственным знакомым Марины в этом городе, настоящих подруг не оказалось, разбежались по своим углам, родни не было, только дядя, и тот на далекой платформе, где-то в Тихом океане.
Костя тогда потратил почти все свои деньги, пришлось даже взять кредит, когда встал вопрос о выборе протеза. Всех поражала его странная щедрость, позже она тоже стала аргументом против него, косвенно доказывая вину в случившемся, припомнили ему и недопустимые личные связи, многое, что припомнили друзья-товарищи.
Работая по две смены на заводе, он платил по кредиту, прося у банка отсрочки.
После смены на рыбзаводе, Костя бежал в больницу, всегда опаздывая в часы приема, извиняясь, растеряно пряча пропахшие рыбой руки, но его пускали, пускали как своего, это было негласное распоряжение главврача, лично курирующего больную.
Марина, вся бледная, сильно похудевшая, терялась в белизне больничного белья, скрываясь под одеялом в те короткие ежедневные минуты их общения, стесняясь себя, боясь, что он ее такую точно бросит.
Больше не было никого ближе и роднее для нее. Был, конечно, родной дядя Павел, дядя Виктор, которого все звали не иначе, как Анатольич, такой же родной и любимый, но они были очень далеко, сильно переживали. И Костя, уже родной, настоящий, близкий. Как долго она скрывала все от всех, мороча голову даже лучшей подруге, знавшей, что Марина им врет.
Строгие дяди, заочно познакомившиеся с Костей по видеосвязи, полностью ему доверяли. Анатольич, сразу прямо сказал: «Маринка, наконец-то, настоящий мужик!».
Реабилитация, настройка и учеба жить с протезом. Учиться чувствовать его и передавать ему свои чувства. Полноценный киберпротез с собственной нейросетью, он стоил целое состояние. Марина все порывалась, обещала отдать все, до последнего рубля, Костя только смеялся в ответ, говоря, что она ему уже все оплатила и даже больше.
Они жили вместе в маленькой квартире, которую Костя купил, после того как продал свой дом на побережье и маленькую контору по прокату катеров. Надо было начинать жизнь заново.
В один из осенних дней, когда Марина, стараясь быть полезной, наводила порядок в квартире, Костя вернулся раньше, загадочно улыбаясь.
Путая глупые и неловкие слова, всегда почему-то всплывающие вместо простых и нужных слов, Костя сделал ей предложение.
Свадьбы не было, на регистрацию пришел только главврач и хирург, больше друзей у них не осталось на полуострове, а лучшая подруга не смогла приехать, оставшись с заболевшим внезапно ребенком… Через несколько недель приехали все сразу, даже дядя Павел и дядя Виктор, просоленные океаном, Марина даже поначалу ревновала их дружбе с Костей, уж больно быстро они сошлись.
Павел Сергеевич устроил их работать на станции. Марина продолжила обучение заочно и вскоре получила заветный диплом.
Завибрировал браслет. Марина вытерла слезы, ее время истекло.
– Я люблю тебя, не вздумай умирать, слышишь?
Кардиомонитор утвердительно пропищал. Марина засветилась, бросила последний любящий взгляд на, как ей показалось, порозовевшее лицо мужа и выбежала из бокса.
– Ты долго, – сухо сказал Валерий, осматривая вернувшуюся Марину.
– Извини, я забылась.
– Как себя чувствуешь?
– Хорошо, все будет хорошо!
– Определенно. Завтра зайди ко мне, у меня где-то были остатки искусственной кожи, после обеда напылю.
– Не надо, спасибо, Валер.
– Как не надо?
– Мне этого больше не надо!
– Отлично! Я давно от тебя этого ждал. Молодец, Марина. Уже поздно, иди спать. Снотворное нужно?
– Нет, я думаю, что и так усну. Мне кажется, что таблетка действует до сих пор!
– Это вряд ли.
– А я чувствую!
– Ты ничего не можешь чувствовать я дал тебе пустышку.
107.
Красная панель выскочила на экране, запикала звуковая сигнализация, постепенно прибавляя громкость. Оператор снял оповещение и вызвал начальника смены.
– Андрей Михайлович, сработала сигнализация автоматической станции спасения. Обнаружен сигнал маяка в пятидесяти метрах от станции. Отправляем спасательную шлюпку?
Получив подтверждение, оператор дал указание станции спасения, на соседнем экране появилась картинка с передней камеры спасательной шлюпки, выходящей из дока.
– Чей маяк выяснил? – спросил Михалыч оператора, запыхавшись от бега.
– Нет, маяк не именной, – ответил он, пристально всматриваясь в трансляцию.
– Ну что ж, поглядим, – Михалыч встал рядом, отложив в сторону журнал.
– Андрей Михайлович, почему они обвиняют Вову, он никогда бы такого не совершил! – молодой оператор испытующе глядел на руководителя.
– Не беспокойся, мы уже разобрались с Алексеем. В системе есть данные, что за час до этого был открыт доступ меткой Алексея Евгеньевича. Был создан дублирующий профиль Марины Петровой с правом доступа. Володя не вовремя оказался на месте, видимо, был расчет на то, что ночная смена проспит.
– Получается Вовка поймал его с поличным. А у кого был доступ в профиль Алексея Евгеньевича?
– У того, кто забрал его браслет. Дальше будет разбираться служба безопасности.
– Я слышал, они устроили настоящий штурм, – засветился от возбуждения оператор.
– Не знаю, Марат, хорошо это или плохо. Я надеюсь, что разбирательство будет по существу.
Спасательная шлюпка медленно огибала стойки платформы, обходя станцию по разрешенному маршруту. Сигнал маяка периодически терялся задерживаемый массивными бетонными конструкциями, шлюпка продолжала двигаться в ранее заданном направлении. В открытом море сигнал вновь пробился, скорректировав курс. Спасательная шлюпка стала набирать ход, более точно определив координаты сигнала.
Ночь была темная, вода отливала черным бархатом по краям яркого луча головного фонаря шлюпки. Вскоре она замедлила ход, система распознавания обнаружила в десяти метрах неподвижный объект. Шлюпка подплыла ближе, оценивая размеры и характер объекта. Система определила его как живой организм, объект не реагировал на свет и звуковой сигнал, поданный шлюпкой.
Открылась металлическая капсула, рука манипулятора вывела из нее жесткие прямоугольные носилки, которые тут же
