солнца уже не было видно, автопилот показывал, что до станции плыть еще больше трех часов.
104.
Небо, только серое небо перед глазами, а может, оно не серое, а голубое? Борис точно сказать не мог и в ясную погоду, глаза уже перестали щуриться, солнце неторопливо отплывало за горизонт, забирая с собой частицы живительного тепла. Волны мерно покачивали его, унося куда-то вперед, по только им известному маршруту.
Спасательные подушки комбинированного гидрокостюма добросовестно держали его на воде, но не давали свободно поменять положение, он мог только довериться волнам и дрейфовать в ожидании спасателей. Но спасателей ждать не стоит, он понимал это отчетливо, трезво оценив свое положение.
Вокруг, насколько ему удалось оглядеться, был океан, безупречный в своем величии и столь же бесстрастный к его судьбе. Костюм еще сохранял тепло, но Борис чувствовал, что ночь он пережить не сможет. Спасательный маяк методично отрабатывал программу, отправляя в радиоэфир позывные, но они оставались без ответа, станция была глуха, покалеченная немилостью океана.
Несколько раз ему казалось, что он заметил над собой низколетящих альбатросов, этих бродяг, так милых сердцу любого моряка, но, поразмыслив, он решил, что это были лишь отблески коротких сновидений, в которые он проваливался все чаще.
Подобная уединенность, умиротворение, граничащее с забвением, способствовало долгим размышлениям, в которых не было ничего из прошлой жизни, так часто вспоминаемой в предчувствии конца, но не было и ничего из реальности, запертой в душной келье внутри бредящего мозга с мутными стеклами призрачной надежды на крохотных оконцах.
Он пытался для себя понять, что явилось причиной или, быть может, какое событие смогло подтолкнуть природу бросить против них всю свою мощь?
Сомнений не было, что работа станции и, возможно, будущие испытания, о которых можно было только догадываться, так вот именно это послужило катализатором, и есть основная причина. Из поверхностной информации, представленной научным отделом, чувствовалось, что все было подготовлено с большой долей высокомерия, ожидая, что вряд ли кто-то поймет, что было вполне оправдано, вопросов ни у кого не возникло. Те же, кто высказывал сомнения, были отстранены и изолированы. Странно, но брошенная идея во время посиделки у Павла Сергеевича, сказанная исключительно ради шутки как бредовая версия, может это и послужило причиной столь спешной и непродуманной смены власти? Получается, их все это время прослушивали, что ж, это вполне возможно.
Анатольич, старый вояка, а ведь это он первый с мутным от изрядной доли алкоголя взглядом, треснув по столу кулаком, заявил, что может он и не физик, но такое количество энергии не может просто уйти в никуда, и что все их рассуждения полная чушь.
«Кто с нами рядом, а? Вот, то-то. Сразу видно, что все вы штатские люди. А я вам скажу – Япония и Корея. Вот как!» - ухмылялся тогда Анатольич, чувствуя, что обскакал своих ученых друзей.
Борис вспомнил, как он с Алексеем накинулись на него, доказывая, что ему стоит унять свою теорию заговора, один только Жан хлопал глазами и усиленно морщил лоб, пытаясь понять разгоряченную русскую речь.
«Цунами! – Анатольич стукнул еще раз кулаком по столу. – Все равно кого смоет, а тут и третья мировая, она же последняя!
Борис громко рассмеялся, вспоминая глубокое молчание, Жан, слушавший их разговор через переводчика, закрыл от волнения лицо руками. Анатольич, грустно глядя на пустую бутылку, добавил: «При любом раскладе обвинят очередное «Чучхе! А там дальше заполыхает вся Азия».
Вероятность возникновения цунами уже не была такой уж фантастичной, скорее всего, чувствовалась усталость мозга, Борису не хотелось верить, что подобная идея имеет право на существование в нашем облепленном лозунгами гуманистических идей мире. Странное чувство холодило грудь, а может, костюм уже начал охлаждаться, он мог повредить его при падении. Опять заныла спина, принявшая на себя удар, стало трудно дышать.
Солнце уже почти скрылось, оставляя его во власти быстро сгущающейся тьмы. Становилось холодно, но холод это был не обычный, он больше напоминал холодный страх. Борис чувствовал внутри себя колеблющееся перед заслонами знаний чувство первобытного страха перед чем-то неведомым, перед могущественной стихией, природой, но может, он просто не хотел умирать, так умирать. Его ощутимо толкнули в бок, это заставило его проснуться, лихорадочно завертеть головой. Волны подсказывали ему, что рядом кто-то есть. Сердце неприятно сжалось, оказывается, есть смерть похуже, чем просто замерзнуть посреди океана, в своих размышлениях он и не вспомнил об акулах.
Можно ли быть готовым к смерти? Можно ли быть готовым к внезапному удару, укусу гигантских челюстей, способных разорвать тело в клочья?
От второго толчка Борис вскрикнул, отмахиваясь руками от невидимого противника, если это могло что-то изменить. Сердце, неистово колотясь, подобралось к самому горлу, слепые глаза пытались поймать в крупицах света от звезд хоть малый намек на движение, угадать приближение хищника. Нервное напряжение возросло до предела, казалось, это не закончится никогда, пусть бы уже закончилось! Примирительная тактика мозга заставила его немного успокоиться. Он бросил правую руку в сторону, океан холодной ладонью гладил его руку, примиряя с собой. Знакомое пощелкивание раздалось совсем рядом, сердце заколотилось вновь радостно, переполненное надеждой. Он повернул голову в сторону звука, соленые брызги окатили с ног до головы. Веселое пощелкивание и трескотня были совсем рядом, Борис рукой нащупал голову дельфина и погладил ее, на глазах наворачивались слезы, он нес какую-то белиберду в ответ на щелканье озорного животного. Дельфин двинулся чуть вперед, подставляя свой плавник под руку. Борис боязливо схватился за него, на что в ответ сразу получил недовольный посвист. Схватившись сильнее, Борис попытался повернуться, но костюм не позволил, оставляя его лежать на спине. Дельфин медленно протащил его пару метров и громко присвистнул.
Вскоре с левого бока Бориса толкнула еще одна мощная спина, теперь уже рука уверенно схватила плавник, и оба дельфина, весело перещелкиваясь друг с другом, а может, и с ним, наращивая темп, поплыли вперед.
105.
– Не мельтеши, часового нервируешь, – сказал Анатольич, не отрывая взгляд от шахматной доски.
– Да плевать я хотел! – воскликнул Алексей Евгеньевич, нервно расхаживая по комнате. – Какое они имеют право нас тут держать?!
– Право самое верное – право сильнейшего, – Анатольич задумчиво чесал голову, игра клонилась к эндшпилю.
– Ты мне это брось! – не унимался Алексей. – Я… я их по судам затаскаю! Сволочи! Уму непостижимо!
– А мы тогда вот так, – Анатольич, продолжая оставаться в задумчивой нерешительности, сделал ход ладьей. Павел Сергеевич, уловив озорной огонек в его глазах, всерьез задумался. Вроде бы выигрышная партия, теперь уже не казалась столь очевидной.
– Ну вот, опять пацана поднял, – сокрушенно вздохнул Анатольич, видя, как в иллюминаторе больничной палаты показалась встревоженная физиономия еще зеленого бойца, силящегося понять, что происходит. – Ты бы хоть по-английски возмущался, а то видишь, парень весь изнервничался.
– Пусть переводят! – Алексей смачно выругался, не стесняясь подбирать соответствующие эпитеты.
– Ты знаешь, а ведь автотрансляторы до сих пор не могут перевести это, – Павел Сергеевич довольно улыбнулся.
– Да куда им до «Русской души», – ответил Анатольич. – Ходи, давай.
– Подожди, ты что-то задумал, не могу понять.
– Ничего я не задумал, все перед тобой, – неумело соврал Анатольич.
Павел Сергеевич убрал короля из-под ожидаемого удара, Анатольич засиял, довольный его ходом.
– Мат. Павел Сергеевич. О-па! – Анатольич вывел вперед слона, загоняя короля в ловушку.
– Эм, а ведь верно, мат, – Павел Сергеевич покачал головой.
– Алексей, посмотри, как Анатольич разыгрался. Уже второй мат мне ставит.
Алексей прекратил копать траншею и подошел к доске.
– Красиво, скоро разряд получишь, – похлопал он по плечу Анатольича.
– Что мне ваш разряд, мне бы заряд. Да побольше.
– И что тогда? – Алексей сел рядом.
– Будет красиво, – Анатольич обернулся на стол около двери, но там было пусто.
– Ты уже весь наш паек съел, – сказал ему Павел Сергеевич.
– Сами мне его отдали, – обиделся Анатольич, похлопав себя по недовольно заурчавшему животу. – Жрать охота, мне худеть нельзя.
– Это почему это? – удивился Алексей.
– С пирса будет сдувать в океан.
– Действительно, что-то я не подумал об этом.
Некоторое время они сидели, молча, Павел Сергеевич расставлял фигуры на доске. В дальнем углу зажужжал старый принтер, никто даже бровью не повел. В иллюминаторе появилась голова часового, встрепенувшегося от неизвестного звука. Палата была заброшенной, стоя в листе ожидания на плановый ремонт, но подписывать смету никто не торопился. Начальнику медслужбы не требовались новые помещения, а начальник станции всегда придерживал заложенные средства, расходуя их на более насущные вопросы. И так продолжалось из года в год. Техника в палате уже сильно устарела, покрываясь пылью неуемного прогресса, не предлагавшего по сути ничего нового вот уже сотню лет.
Когда их конвоировали в палату, поддерживая легенду о внезапном вирусном заражении, выбор пал именно на эту палату, как неподключенную к общей сети станции. С одной стороны, это изолировало пленников от связи с единомышленниками, с другой же стороны, полностью исключало возможность прослушки и более детального контроля, оставался только иллюминатор в двери, скрывающий, правда, несколько темных углов от тревожного стража.
– Пойду, поем! – воскликнул Анатольич. Он встал и подошел к столу возле двери. Шумно копаясь в уже пустой коробке, картинно выискивая хоть что-нибудь, Анатольич в сердцах бросил один из контейнеров в правый ближний угол.
– Не надо сорить, иди, поднимай, – сказал Павел Сергеевич, жестом предлагая Алексею партейку.
Страж в иллюминаторе показал, что он тоже голоден, разулыбался и скрылся.
Анатольич поднял брошенный контейнер с пола и ловким движением выхватил из-под замаскированного тюками с бельем принтера запечатанный, еще теплый лист. Он сел на место и вложил его в стопку исписанных ходами партий листов. Подобная детская игра забавляла всех, заставляя взрослых мужчин весело посматривать друг на друга.
– Ты все же думаешь, что Анатольич тогда чушь сморозил? – спросил Павел Сергеевич, перебирая исписанные листы.
– Я уверен в этом! – воскликнул Алексей. – Извини, Виктор, но это откровенная чушь.
– Может, и чушь, но я знаю одно точно – энергия просто так никуда уйти не может. Ты же сам понимаешь, мощность реактора известна. А наши Миньоны собрались разогнать его в два номинала!
– Не может быть! Они же не совсем больные!
– Я тебе говорю. Они подключили резервные девелоперы.
– Ладно, хватит. Опять я вас на этот спор вывел, скоро языки сотрете.
– А здорово все-таки Валера придумал, – сказал Алексей, нетерпеливо смотря, как Павел Сергеевич осторожно приоткрывает запечатанный мелким текстом лист.
– Да, голова, настоящий шпион, –
