Сколько жизней у Чайки (ПЬЕСА)

интересовало то, что происходило за стенами ее театра. Жизнь была только здесь. Анна отказалась от пенсии, иногда продавала старые вещи. Когда в Гильдии актеров узнали о бедственном положении, ей начали приносить небольшие деньги. Эта замечательная Гильдия в трудные времена опекала своих стариков. Только одного они не знали. Не было бедственного положения – она была богаче их всех. Я снова и снова мысленно возвращался в это удивительное место, восхищаясь ее игрой. Пересмотрел множество спектаклей, сыгранных в темном склепе. Не понимал одного: Она нарушила закон театра. В ее зрительном зале не было зрителя. Да и зрительного зала не было. Только отдавая, рождается великое произведение, нельзя играть для самого себя. Театра без зрителя нет. Актриса придумала театр, который существовал по неведомым законам. Лишь она знала тайну, которую я постигнуть не мог. Вспомнил сказку, написанную С. Моэмом о великом художнике. Тот сжег хижину, которую расписал перед смертью гениальными фресками, и те погибли в огне. Актриса ничего не сжигала, просто играла, но это было волшебством. Еще у нее была неосуществимая мечта. Ей так хотелось снова подойти к заветной двери. Редко, в минуты вдохновения, экстаза, актрисе казалось, что видит ее. Но все исчезало, таяло на глазах, и опять роли, монологи, спектакли, съемки одинокого кино. Наверное, потому и не могла подойти ближе - не было зрителя, а законы переписать нельзя. Так думал я… Но что давало ей такую невероятную силу? Эта жизнь у Анны Полетаевой оказалась самой длинной, продолжалась она около двадцати лет! После того, как я ее оставил, она никого ни о чем не просила. Достигала всего сама. Не добивалась, а именно достигала. Но то, что она творила, не укладывалось в голове. Я должен был разгадать ее тайну! Временами я актрису навещал. Замечала она меня или нет - не знал. Иногда подходил к ее входной двери, слышал пронзительный голос. Там снова шел спектакль, там снималось кино. И однажды я понял, что самый осмысленный, самый естественный образ жизни человек проводит наедине с собой.

Картина 14
------------
Ангел: - Наступила зима. Актриса редко выходила из дома. Когда из Гильдии приходила женщина, принося ей скромные деньги, не открывала дверь. Ей отчаянно мешали деньги. Даже те крохи. Актрисе хотелось быть перед жизнью неприкрытой, незащищенной, с распахнутой открытой душой. На дворе стояли 90-е. Все куда-то торопились, город превратился в огромный рынок, где стояло множество людей, все чем-то торговали, волокли тяжелые тюки, зарабатывая на хлеб свой нехитрый. Как она не похожа была на этих людей. Словно находилась на другой планете, где даже воздух был другим. На чем держалась ее жизнь, как она существовала – было непонятно. Однажды она вышла на улицу и быстро направилась в неизвестном направлении. Валил снег, актриса, ничего не замечая, двигалась вперед. Походка была стремительной. Она, словно, летела на крыльях. Так добралась до Москвы-реки, поднялась на середину Каменного моста и замерла. Долго смотрела вниз на замерзшее русло. Я снова ничего не понимал. Но она знала, зачем сюда пришла. А глаза, эти черные глаза, блестели, словно на нее смотрели сотни прожекторов. Анна о чем-то сосредоточенно думала. Вдруг я понял - она играет, снова играет. И тут заметил, как эти пронзительные черные глаза изменили цвет – они стали карими. На парапет села птица. Она гордо крутила головой, о чем-то громко пронзительно кричала, потом, позвав ее за собой, расправила крылья и полетела. Внизу крыши домов, церкви золотятся желтыми луковками куполов, река скованная льдами, извивается причудливыми зигзагами, а над головой высокое небо. А за черной тучей, накрывшей город, яркое солнце. Выше. Еще выше! Эти двое растворяются в белоснежном тумане. И дверь. Заветная дверь. Больше ничто не мешает переступить порог… Черный небосвод покрыт россыпью звезд. Бесконечная пустыня. Видны, выбитые в скальной породе, кресла. Чайка с криками уносится, актриса в ужасе замирает. Оглянулась  - останки декораций, разгуливает ветер. В первом ряду сидит человек. Она бросается к нему.

Анна: - Не дождались?
Сервантес (грустно улыбается): – Я не мог не помнить даму моего сердца. Наконец вы пришли, донна Анна. Я счастлив. (Показывает на брошенное место.) Это ничего, главное, что вы снова нашли сюда дорогу. Значит, все будет. И роли будут, и спектакли.
Анна: - Не будет зрителя. Даже здесь все покинули меня, не дождались.
Сервантес: - Остался самый верный ваш почитатель. Я ждал вас все эти годы.
Анна (плачет): - Спасибо, синьор! Спасибо за все.
Сервантес: - Вы будете играть. Обязательно будете! А зритель…
Анна: - Он у меня есть! Да! За эти годы я прочитала вашу книгу. Она великолепна. Дорогой, Мигель, хотите, я выучу роль - буду играть Дульсинею?
Сервантес: - Ах, эту странную современную женщину? Такие были во все времена. Нет, не хочу. Она мне не интересна.
Анна: - Как я могу вас отблагодарить?
Сервантес: - Вас ждет другая роль. Думаю, я писал ее для вас.
Анна: - Роль вашего друга Санчо?
Сервантес: - Нет. (пристально на нее посмотрел) Донна Анна, скажите честно, когда вы в последний раз ели?
Анна: - Не знаю... Не помню.
Сервантес: - Вы стали прозрачной, как воздух. Так нельзя. Вы должны себя беречь.
Анна: - Должна…. Для кого?
Сервантес: - Нельзя так говорить.

Она пошла по сцене - детали костюмов, реквизита, фрагменты декораций, ветер. Увидела розу, прикоснулась к ней, та рассыпалась на тысячи осколков. Мигель понуро сидит в каменном кресле. Дверь раскачивается на ветру, петли отчаянно скрипят. Переступила порог.

Сервантес: - Возвращайтесь, синьора, обязательно возвращайтесь, мы будем вас ждать.
Анна (шепчет): - Непременно.

Шквалистый ветер. Снежная пурга.

Картина 15

Она попыталась открыть ключом входную дверь, но та не подалась. Позвонила. Снова пыталась открыть. На пороге появился дон Мигель. На нем нелепого цвета фартук.

Анна: - Что это?
Сервантес (захохотал): - Розыгрыш! Маленький невинный розыгрыш! Думали, мы о вас забыли? (схватил ее за руку, потащил за собой, помог снять пальто, по-хозяйски отшвырнув его в угол) Терпение, сеньора! Еще немного, и я накормлю вас гаспаччо! Настоящим гаспаччо, который вы не пробовали никогда. (Из комнаты доносятся голоса.) Ах, не обращайте внимания. Посмотрите  на мою стряпню! Вот, где рождается великое искусство.

Чехов появился неожиданно.

Чехов: - Что же вы, милая? Мы вас ждем-с, а вы…
Сервантес: - Вам бы все играть, уважаемый. Актриса голодна!
Чехов (строго): - Голодна? Милая, ну-ка признавайтесь, когда вы в последний раз ели?
Анна: - Я не знаю… Не помню.
Чехов: - Понятно. Актрису накормить! Причесать! Переодеть! И на сцену! Нас ждет третий акт!
Анна: - Вы хотите, чтобы я играла Нину?
Чехов: - А вы этого не хотите?
Анна: - Посмотрите на меня, мне уже не двадцать.
Чехов: - Это вы посмотрите на себя (улыбнулся, подвел ее к зеркалу)
Анна (кричит): - Никакого шрама! Чудеса!

Она совсем молодая. Вошел Мейерхольд.

Мейерхольд (засмеялся): - Ха! Только искусство может творить чудеса! Дорогая, сколько можно вас ждать, извольте на сцену!
Сервантес: - Еще один! Явился!
Чехов (строго): - Актриса голодна!
Мейерхольд: - Так, накормите ее скорее. Мигель, что там у вас? Опять гаспаччо! Ох уж этот гаспаччо!
Сервантес (зарычал): - Кто сказал – ох? Это кто так говорит о моем блюде?
Мейерхольд (засмеялся): - Помидорная вы душа!
Сервантес (кричит): - Посторонним выйти с кухни! Рождается гениальное блюдо. Вон отсюда! Вон! (Все кроме Анны вышли.) Донна Анна, останьтесь – вы будете моей музой, без вас ничего не получится!... Соус Табаско! Где соус Табаско? Как же без него! Он должен быть в любом доме? Где же он?

Мечется по кухне. Из коридора хохот.

Мейерхольд: - Идальго, не выпендривайтесь, пожарьте картошку!
Чехов: - Нам нужно начинать спектакль!
Сервантес: - Все вон! Мечется по кухне, рычит, залезает под стол, под табуретки.) Соус Табаско! Где же он?
Чехов (улыбается): - Это не закончится никогда! Съешьте помидор и пойдемте!

Он потащил Анну с кухни. Она с жадностью впилась зубами в сочный плод. Замерла.

Анна: - Но, где мы будем играть? Вы хотите, чтобы я вас пригласила… У меня маленькая каморка. Я сама там едва помещаюсь!
Чехов: - Что-нибудь придумаем.

Мейерхольд, открыв дверь, мягко подтолкнул девушку вперед. Со всех сторон вспыхнули прожектора.

Чехов (засмеялся): - Ну, что же вы?
Мейерхольд: - Смелее!

Стены начали раздвигаться, кровать увеличиваться, превращаясь в огромную сцену, из пола поднимаются высокие деревья. Возникло озеро, появился гигантский амфитеатр. Там сидят зрители: Его величество Зритель, Ван Гог, Александр Великий, Цезарь, Шекспир, Наполеон, Джордж.

Анна: - Джордж!

Зрители встали. Крики чайки. Шквал аплодисментов.

Станиславский (закричал): - Дорогая, они соскучились! Они столько ждали, наконец дождались, и теперь долго будут сходить с ума! Вы рады?
Анна: - Я счастлива!
Мейерхольд: - Смелее! Нас ждет третий акт!  Как вы уже поняли, мы сменили площадку – теперь мы будем играть здесь. Не возражаете? В этом месте вы создали целый мир, и он прекрасен!
Анна (кричит): - Не возражаю!

Они побежали к маленькой скамейке. Овации.

Чехов: - Господа, пора начинать! Закройте дверь!

Меркнет свет, прожектор освещает сцену. Тишина. Дверь с грохотом распахнулась, появился Мигель, держит тарелку. Хохот, аплодисменты.

Сервантес (кричит): - Постойте! Не начинайте! Подождите! Не закрывайте дверь. Я делал гаспаччо, великолепный гапаччо… (аплодисменты громче) …мыл помидоры, но забыл закрыть кран. Этот дурацкий кран. Я не умею этого делать! Не было таких кранов в моем времени.
Станиславский (зычным голосом): - Ну и что?
Сервантес: - Зальет к черту всю квартиру! Зальет весь дом!
Станиславский: - Ну и пусть зальет! Пусть зальет весь этот мир!
Сервантес (растерянно): - Что же делать?

Станиславский воздел руки кверху, дождался, пока наступит тишина.

Сервантес: - Играть! Нас ждет третий акт, господа! Мы должны совершить чудо! Остальное не имеет значения. Играть! Больше ничего нет!

Картина 16

Кладбище. Все смотрят на табличку с именем актрисы. Стоят в расстегнутых куртках, без шапок.

Олег: - Я знаю ее тайну. Пожалуй, я ее разгадал.
Ангел: - Вот как? И что же?
Олег: - Актриса играла для вас.
Ангел: - Для меня?
Олег: - Она знала, что вы обязательно вернетесь. Это вы ей помогли. Снова помогли. У нее появился за эти годы первый зритель, все роли ожили и засверкали. А еще знала, что когда-нибудь вы расскажете об этом кому-то еще. Она не сожгла свою хижину.
Ангел: - Получается, она играла не только для меня, но и для вас. Теперь эта история не упокоится в могиле... А, может быть, еще играла для Бога! Но вам этого уже не узнать… Слышал, поступило интересное предложение. Если не секрет, что будете делать? Согласитесь?
Олег: - Могильщиками? Нет!
3 студент: - За всех не говори. Пожалуй, соглашусь. Киностудии закрываются, зрительные залы пусты, кому сегодня нужен театр? Чертов могильщик прав - дело нужно делать, время такое - лихие девяностые.
Ангел: - И будете, юноша, совершенно правы. Жизнь ваша - как ей распорядиться, решать вам.
3 студент: - Бывайте, увидимся. Скоро кладбище закрывается, нужно перетереть с людьми. (Ушел)
Ангел (бормочет): - На время грешить не стоит, для театра, для искусства оно всегда было непростым... А вы, молодые люди?