Сколько жизней у Чайки (ПЬЕСА)

мужа, который вас любил, отказались от богатства, известности жены лорда, от всех земных благ, чтобы играть на какой-то сцене? Это смешно, не кажется ли вам? Такому не поверит даже ребенок. (засмеялся)
Анна: - Не понимаете? Я приехала сюда, потому что больше не могла без родины, без своей страны. Так понятно?
Куратор: - М-да. И все-таки вернемся к нашей теме. Если вы так любите родину, должны рассказать нам о западном мире все. Любите театр? Значит, нужно говорить о тлетворном влиянии империалистического искусства, о порочной морали, принципах, разрушающих основные устои общества. Об извращенном представлении о семье, циничной любви к матери, к родине,  о прагматичной дружбе, власти денег! Вы меня понимаете?
Анна: - Нет.
Куратор: - Не понимаете. Очень хорошо. Остается думать, что вас направили сюда выполнять некоторую миссию. Если вам было там хорошо, зачем вы явились сюда? Кто вас послал?
Анна: - Послушайте, я актриса! Я должна…
Куратор: - Это я уже слышал... Уважаемая Анна Ивановна, я представляю отдел идеологии и культуры. Если вы не хотите, чтобы ваше дело было передано в другой отдел (вы знаете, о чем я говорю), мне нужна исчерпывающая информация. А теперь слушайте меня внимательно - вы должны написать подробную докладную обо всех пороках буржуазного общества, о том, как вы страдали на чужбине, и, безусловно, о муже, который был тираном, деспотом, как он над вами издевался. Но вы чудом от него сбежали в Советское консульство, которое помогло вам вернуться на родину.
Анна: - Я не буду писать об этом благородном человеке ни строчки, ни буквы, делайте со мной все, что хотите! (Пауза.)
Куратор: - Хорошо, оставим пока мужа в покое, остальное вы в состоянии написать?
Анна: - Я не знаю…А можно…
Куратор: - Что?
Анна: - Можно я выйду?
Куратор: - Выйти отсюда вы сможете только, когда закончите работу.
Анна: - Вы меня отпустите? Я смогу играть на сцене?
Куратор: - Все будет зависеть от вас.
Анна: - Я поняла!
Куратор: - Ну и хорошо. Пишите много,  пишите честно – я не тороплю. Жить будете здесь. Это гостиница “Националь”, еду вам будут приносить в номер, через три дня я зайду. Работайте! (встал, пауза) А вас действительно не выгнал муж?
Анна: - Нет.
Куратор: - И вы вернулись по собственной воле?... М-да.

Картина 23.

Вечер. Анна подошла к окну, долго смотрит в него. Шум города. На улице зажигались фонари, в небе сияли звезды. Музыка.
Утро. Анна берет бумагу, ручку, садится за столик. Думает. Отбрасывает ручку. Музыка.
Вечер. Анна нервно ходит по комнате. Открыла дверь, ступила в коридор.

Охранник: - Куда?
Анна: - Я хотела…
Охранник: - Вернитесь в номер.
Анна: - Но, это же не тюрьма. Это гостиница. Почему я не могу, как все нормальные люди, выйти? Я сижу тут уже два дня. Даже еду мне приносят в номер! Почему я не могу спуститься в ресторан?
Охранник: - Эта гостиница “Националь”.
Анна: - И что?
Охранник: - Здесь останавливаются иностранцы.
Анна: - Я иностранка?! Понятно…

Вернулась в номер, нервно ходит, взяла бумагу, начала яростно писать.

Утро. Появился Куратор, он оценил объем работы, взяв несколько исписанных страниц, начал читать. Выражение его лица менялось ежеминутно. Сначала оно было внимательным, сосредоточенным, потом удивленным, уже изумленным. В какой-то момент он достал платок и утер взмокшую шею. Нервно  хохотнул, потом еще, но, взял себя в руки. Добравшись до последней страницы, откинулся на спинке кресла.

Куратор (читает): - …И последнее, о чем хотелось бы рассказать – о буржуазной еде. О! Как это ужасно, когда на завтрак тебе подают анчоусы, на обед запеченного фаршированного угря, на ужин жареную телятину и кальмаров, политых шоколадным соусом, или на худой конец лобстеров. А что такое в буржуазной стране рыбный день? Вместо замечательных вегетарианских котлеток из хека или барабульки с картофельным пюре, вам принесут креветок или крабов, лосось с маслинами и вонючим плесневелым сыром, осьминогов в лимонном соусе, рыбное ассорти в шампанском или паэлью, а еще семгу, жареную в сливках, и гребешки. Вы знаете, что такое гребешки? Ох уж эти гребешки. Или карпаччо из осьминога, мидии в винном соусе и кальмары под соусом Бешамель. Но, это еще не все. Буржуазная кухня разнообразна до тошноты. Самым дорогим буржуазным продуктом считается - белые трюфели. Их разыскивают специально обученные буржуазные свиньи. На стоимость одной порции такой грибной закуски можно накормить сотни людей. А помещается это на маленькой тарелочке, накрытой крышечкой, чтобы блюдо не остывало. Открываешь ее, а оттуда… невероятно буржуазный аромат. А блюда из мраморного мяса? Из него делают, так называемые, стейки. Казалось бы – просто отбивные? Не все так просто. Чтобы мясо получалось нежным и сочным, у животных не должно быть одышки. Бычок должен быть в прекрасной спортивной форме, для этого  перед тем, как убить, ему каждый день делают буржуазный  массаж. Можно еще долго говорить на эту тему. Чего стоит швейцарский шоколад? Сыры – Моцарелла, плесневелый Рокфор? Можно вспоминать жаркое из снежного краба и морского ушка. Вы можете представить советского человека, который наденет фрак, повяжет салфетку, нальет бокал шампанского или вина стоимостью в сотни франков и будет есть, например, черепаховый супчик, а перед ним будут небрежно разложены на тарелке ломтики пармской ветчины или тарталетки, начиненные фуагра, сделанной из гусиной печенки? Нет! Такого мы представить себе не можем. Из чего делаем вывод - Запад окончательно сгнил! (Закончил читать, в упор уставился на Анну, она невинно на него смотрит.) Вы издеваетесь?
Анна: - Нисколько.
Куратор: - Это взгляд на порочный мир буржуазии?
Анна: - Вы просили правду – я старалась. Ни слова лишнего.
Куратор: - Вы хотите, чтобы мы напечатали это в советской газете?
Анна: - Это ваша идея.
Куратор: - М-да… Но почему вы не рассказали о забастовках, стачках, борьбе пролетариата? О невыносимых условиях, в которых живут бедные? О трущобах, безработице?
Анна: - Я не видела бедных. Может быть, просто не встречала.
Куратор: - А стачки, а демонстрации протеста?
Анна: - И стачек не видела.
Куратор: - Что же они там делают, чем занимаются, как протестуют против тирана?
Анна: - И тирана не видела. Что делают? Работают. Каждый занят своим делом.
Куратор: - А пролетариат?
Анна: - Что?
Куратор: - Как он поднимает голову? Как разгибает спину?
Анна: - Наверное, в спортивном зале…
Куратор: - Что?!
Анна: - Простите, я не общалась с пролетариатом.
Куратор: - Ваш муж лорд, богатый человек. Неужели в доме не было прислуги?
Анна: - Ах! Действительно! Была!
Куратор: - Вот. А вы молчите. Почему не напишете, какие убогие эти люди - они не могут получить хорошее образование, должное воспитание, соглашаются на каторжный труд.
Анна: - Моя служанка была из дворян.
Куратор: - Простите?
Анна: - Из обедневших дворян.
Куратор: - Вот! Обедневших! А какие копейки платил ей ваш муж?
Анна: - Муж платил швейцарские франки. Что-то около… (Наклонилась, прошептала ему на ухо.)
Куратор: - Вы ничего не путаете?
Анна: - Нет.
Куратор: - Ну, знаете ли… Это уже… Да, что же это такое? Что же вы, милая, хотите, чтобы мы в центральном издании написали, что прислуга в Европе получает больше,… чем наш министр? Вы в своем уме?
Анна: - Я не виновата, что Джордж ей столько платил. Наверное, там такие зарплаты.

Мужчина снова вынул из кармана платок и вытер им лоб.

Куратор: - Пожалуй, я должен это показать редактору. Мы будем думать. Завтра я приду опять. (Встал, вдруг обернулся.) Скажите, Анна Ивановна, а устрицы…
Анна: - Что?
Куратор: - Ну,… устрицы – это действительно так ужасно? (причмокнул) Интересуюсь, потому что никогда их не ел.
Анна: - О! Отвратительно. Ничего хуже не бывает.
Куратор: - М-да, я вас понял,… а пармская ветчинка?
Анна(закатила глаза): - Если она нарезана тончайшими ломтиками, а подали ее с кусочками сладкой дыньки, а перед вами бокал белого пармского вина!... Гадость несусветная! Мерзость, иначе не назовешь!
Куратор: - Я так и подумал. Почему-то именно так я себе это представлял.

Утро. Куратор энергично вошел,  присел к столу. Он деловит, серьезен.

Куратор: - Мы не будем печатать ваш материал. Скажем так, он сырой и для статьи не годится.
Анна: - Теперь я свободна?
Куратор: - Да, свободны.

Она вскочила.

Куратор: - Стоять!
Анна: - Что?
Куратор: - Вам рекомендовано немедленно вернуться в Вышний Волочек.
Анна: - Я должна остаться здесь! Должна играть на сцене, работать в театре!
Куратор: - В Вышнем Волочке тоже есть театр, вот и будете в нем играть.
Анна: - Я лауреат премии имени Сталина! Почему я должна ехать в глушь?
Куратор: - В вашем замечательном городе больше нет лауреатов – вы будете первой. Чем он хуже Москвы? Думаю, ничем! Вот и окажете ему честь. Так сказать, снизойдете.
Анна: - Но, там нет театра!
Куратор: - Есть. Конечно не такой большой, но замечательный. Вас там уже ждут - я похлопотал. Вы хотели играть на сцене? Вот и будете играть.
Анна (с ужасом): - Вы сказали – рекомендовано?
Куратор: - Да.
Анна: - Я свободный человек?
Куратор: - Абсолютно! Абсолютно свободный.  Не то, что на диком Западе.
Анна: - Значит, я могу не слушать рекомендации?
Куратор (мягко, по-отечески): - Не можете, Анна Ивановна.
Анна: - Почему?
Куратор: - Есть рекомендации, которые не выполнять нельзя. Все! Вы свободны! (пауза) Еще хотел сказать. Там вас будут курировать товарищи из… другого отдела.
Анна: - Какого?
Куратор: - Не догадываетесь? (Пауза) Мой вам совет, Аня. Если будут задавать вопросы, не рассказывайте про театр, сцену. Вас не поймут. Отвечайте четко, по существу – муж был тираном, издевался. Тогда у вас появится шанс. Понимаете? Прощайте! (Грустно улыбнулся, пожал ей руку.)
Анна: - А,… придут?
Куратор: - Думаю, да.

Действие 3

Картина 1

Кабинет Куратора. Он открыл папку, начал читать, иногда смеялся, стучал кулаком по столу, вытирая слезы, гомерически хохотал.

Куратор: - Что за шутки? Ребячество! (Снял трубку, набрал номер.) Скажи, пожалуйста - номер делу Анны Полетаевой еще не присвоен?... B отделе знают о нем всего пара человек?... Спасибо.

Рука потянулась к папке, он захотел выдрать страницы. В свете  прожектора портрет Сталина.

Куратор: - Нет! Нет!!!

Очнулся, вытирая платком взмокший лоб. Снял трубку, набрал номер.

Куратор: - Папку оставил на столе. Нужно передать в другой отдел, зайдите, заберите… Хорошо, идите обедать. Я тоже ушел в столовую.

Ушел. Появилась уборщица. Махнула тряпкой, собралась уйти.

Ангел: - Куда пошла?

Обернулась, никого не заметила.

Ангел: - Грязища какая? Ты что, слепая?

Женщина замерла…

Уборщица: - Так ведь чисто?
Ангел: - Чисто? Вон, сколько мусора набросано.
Уборщица: - Где?
Ангел: - На столе.
Уборщица: - Так… там бумаги какие-то…, папка.
Ангел: - Протри глаза, старая. (Она протерла глаза.) Ничего не увидела?
Уборщица: - Нет!
Ангел: - Подойди к столу.
Уборщица: - Подошла.
Ангел: - Возьми папку.
Уборщица: - Так ведь не полагается?
Ангел: - Полагается мусор убирать! Бери, говорю.
Уборщица: - И чего дальше? Мусор-то где?
Ангел: - Не видишь?

Вдруг она начала вырывать страницы, рвать их. Делала это яростно с остервенением. Через минуту на столе куча обрывков.

Ангел (смеется): - А говоришь чисто. Вон мусора сколько. (Уборщица в ужасе смотрит на дело своих рук.) Чего стоим?
Уборщица: - А чего теперь делать-то?
Ангел: - Ты зачем сюда