пленных было три десятка стариков, сорок женщин и полсотни детей. Все они жались к своему святилищу: деревянным идолам, вкопанным вокруг жертвенника и, понурив головы, ждали своей участи, при этом никто не просил пощады, плакали лишь маленькие дети. Не выдержав их плача, Дарник, не дойдя до жертвенника, повернул назад, бросив Корнею:
– Сам реши, кого забрать, кого оставить.
Между ними еще раньше было решено, что необходимо забирать не только молодых женщин, но и детей старше восьми-десяти лет – работники Дарполю нужны не меньше наложниц. Корней отобрал тридцать женщин, тридцать детей и столько же легкораненых тудэйцев. Когда стали грузить на биремы коз, свиней, все съестное, железное и матерчатое, поняли, что всего не увезти, детей отпустили, а всем легкоранным отрубили правую руку прямо на месте, не слишком заботясь, выживут те или нет. Уплывали, ведя за собой целый караван стругов и плавучий дом.
Потом биремы еще дважды возвращались к разоренному городищу, связывая плоты из разобранных по бревнышку домов тудэйцев. Когда явились в четвертый раз, застали дымящее пепелище – тудэйцы сами подожгли развалины своих домов.
Под сторожевую вежу выбрали селище, которое по прямой находилось не более чем в трех верстах от Змеиного. С большой ракиты отсюда прекрасно было видно вышку Змеиного. Если окружающие острова получше выжечь и опустошить, то лучшего места для сторожевой вежи было и не найти. Ее так и назвали Сосед-Вежей. Благодаря бревнам и жердям, свезенным с других жилых островов, двухъярусную деревянную вежу здесь возвели даже раньше, чем на Змеином. Опасение вызывала лишь взаимовыручка обеих крепостей, для ее надежности необходима была либо бирема, либо три или четыре лодии.
За этими карательными развлечениями Дарника не покидала тревога за свою столицу и когда он совсем уже собрался посылать за новостями «Романию», на Змеиный прибыла лодия из Заслона с известием об осаде Дарполя макрийцами.
7.
В донесение Агапия говорилось, что Вохну макрийцам удалось сжечь, правда, почти весь гарнизон крепости сумел переправиться на левый берег Яика, где соединился с подошедшими хоругвями Радима, после чего они беспрепятственно пройдя четыреста верст, вернулись в Дарполь. Так что теперь в столице больше двух тысяч ратников, не считая кутигур Калчу. Для защиты города этого достаточно, а вот для разгрома противника – сил маловато. Гонец на словах досказал, что было два первых самых трудных ночных приступа, но их сумели с большими потерями для макрийцев отбить. Была также попытка на плотах ворваться в Петлю, но Агапий с Ратаем выставили там на берегу десять камнеметов, подогнали к ним восемь хемодских лодий и тысячный отряд макри вынужден был, побросав брони, спасаться вплавь в речных тугаях. Это немного успокаивало, но вовсе не снимало необходимости возвращаться с войском в Дарполь на «разгром» слишком зарвавшихся северян.
Отплыли в Заслон на биремах с половинными командами. Другие половины оставались на Змеином и на Сосед-Веже вместе с заслонской лодией и десятком стругов. Разыгравшееся не на шутку море загнало суда в глубь дельты, заставив пробираться на север даже не за первой, а за второй островной линией. Ну и ничего, не заблудились, хоть и с задержкой, а добрались, не встретив по пути ни малейшего тудэйского присутствия.
Зато какое удовольствие было узреть за несколько верст заслонскую вышку с Рыбным знаменем! Радовались и на полуострове, обеспокоенные тремя неделями полного отсутствия новостей о князе и его биремах.
Новые вести из Дарполя не очень радовали. По уточненным сведеньям у макрийцев было не меньше восьми тысяч пешцев и две тысячи конников. Еще три тысячи конников составляли Черное войско. «Чернецы» слабо проявили себя при первых приступах на Дарполь и были отправлены сначала к Хемоду, а затем к Правому Рукаву – дарпольскому городищу у впадения Яика в море с гарнизоном в сто ратников. Пока князь с воеводами осмысливали это известие, в Заслон прискакал новый гонец, сообщивший, что Правому Рукаву на помощь подошли хемодские лодии, только что спущенная на воду четвертая бирема «Хазария» и вернувшаяся из Секрет-Вежи «Калчу», что в несколько раз увеличило гарнизон городища, и камнеметы с Большой пращницей отодвинули ставку «чернецов» от городища на три стрелища.
Янар за это время успел вернуть в Заслон обе карательные ахтубинские хоругви и хоругвь кутигур, подготовил к походу нужное количество повозок и колесниц, так что полевое войско было полностью готово к выступлению. Устроив смотр походникам, князь всю кутигурскую хоругвь поменял на словен, хазар и луров Заслона, мол, нечего вам сражаться с единоплеменниками, с тудэйцами лучше воюйте. Беспокоясь о змеинцах, Дарник отправил к ним «Милиду» с припасами: грозно плавать там и под корень продолжать выжигать острова, чтобы любое шевеление тудэйцев было видно еще издали.
Полуторатысячное полевое войско, против трех тысяч конных «чернецов» у Правого Рукава было не самым выгодным соотношением, поэтому Дарник решил сам возглавить его. Корнею на «Романии» надлежало вдоль берега сопровождать походников.
– А как же тудэйцы? – недовольно спрашивал Буним.
– Что-то я до сих пор не вижу большой помощи против них из Итиля, – отвечал ему Рыбья Кровь. – Можешь отправиться на «Милиде» к вашим морским стражникам и все как следует оговорить. Или вы только мои победы покупать умеете?
Буним предпочел вместо себя отправить на «Милиде» письменное послание к хазарским морским стражникам, а самому ехать с князем на Яик.
Напросилась с князем и Ырас.
– Я буду ехать в колеснице вместе с твоим шатром. Ты меня даже видеть не будешь, – пообещала она.
Лето уже заканчивалось, но дневная жара не спадала, поэтому войско двигалось ночной прохладой. Конники и колесничие уступали уставшим пешцам своих коней и колесницы, стоянки должным порядком не оборудовали, палаток с шатрами тоже не выставляли – лишь бы скорее дорваться до хорошей драки.
Когда до Правого Рукава оставалось двадцать верст и появился первый сторожевой разъезд «чернецов», войско чуть перестроилось и пошло должным боевым порядком: четырьмя повозочными колоннами с четким чередованием в них камнеметных колесниц, которым стоило лишь чуток развернуться, и они тут же готовы были открывать разящую все живое стрельбу. Приближение двух тысяч кутигурских конников дарникцы встретили спокойным выставлением квадратного повозочного фоссата и упредительными выстрелами из камнеметов.
Ответной тучи стрел со стороны «чернецов» не последовало – за долгий поход их запас у степняков сильно истощился, и теперь они больше рассчитывали на рукопашную сшибку с пиками, сулицами и булавами. Ну, а кто им предоставит такую возможность? Уж точно не князь Дарник.
– А что будешь делать, если они так и будут стоять на месте, готовые в любой момент напасть? – любопытствовал Буним.
– Подожду, когда их кони песок начнут есть, – невозмутимо усмехался князь.
В самом деле, простояв на месте несколько часов, кутигуры отошли чуть дальше, став поперек береговой дороги, мол, попробуйте сами подвинуть нас. Дарник только этого и ждал, тотчас же послал на струге, снующем между берегом и «Романией» Корнею приказ одновременно с походным войском крепко обстрелять «чернецов» из биремных камнеметов. Буниму разрешено было подняться понаблюдать на княжескую колесницу, сам Дарник влез на смотровую вышку и уже оттуда отдавал нужные команды.
Сначала исходную позицию снаружи фоссата заняли две колесных Больших пращницы, затем к ним присоединились двадцать камнеметных и двадцать стрелковых колесниц, возле которых выстроились триста щитников с двумястами лучников, следом из задней стены фоссата выехали и построились восемьдесят катафрактов с тремя сотнями конников.
«Чернецы» тоже изготовились к сражению. Пятьсот или шестисот конников, спешившись, выдвинулись вперед, собираясь встретить дарпольцев выстрелами из луков и стеной щитов с копьями и сулицами. За их спинами сосредоточились два больших конных отряда примерно по тысяче человек. Там тоже спешившиеся кутигуры стояли впереди лошадей, дабы щитами и кожаными доспехами закрыть своих скакунов от стрел противника. Князь с легкой улыбкой разглядывал со своей верхотуры эти построения.
По сигналу дарпольской трубы вперед помчались двадцать камнеметных колесниц и в ста шагах от пеших кутигур круто развернулись и замерли, выставив вперед стволы своих камнеметов. Следом выехали стрелковые колесницы, развернулись и выстроились во вторую линию, быстрым шагом к ним подошли щитники с лучниками, заняв промежутки между колесниц. С особым вниманием князь следил за полусотней суличников с тудэйскими металками – как-то они себя проявят!
Первыми, еще не дожидаясь выдвижения второй линии колесниц, выстрелили Большие пращницы. Груды пудовых камней, перелетев два стрелища, ударили в самую гущу конников «чернецов». Следом заговорили колесничные камнеметы, их выстрелы «репами» и «яблоками» достались спешенным «чернецам». Выбежав вперед, суличники мощно метнули металками свои сулицы. Развернувшаяся боком у самого берега «Романия» тоже начала обстрел из шести бортовых камнеметов.
И противник не выдержал, сначала попятились пешцы, а потом и конники. Удар с боку построенных клином катафрактов с поддержавшими их конниками превратил их отступление в поспешное бегство. Клин вошел в промежуток между конными и пешими «чернецами», отогнав первых и окружив вторых. Больше всего князь беспокоился за свою конницу, но она верно выполнила его предписание: не стала втягиваться в большое преследование, чреватое как бывает у степняков полным окружением и истреблением самих преследователей, а довольствовались ловлей арканами «чернецов» и их лошадей. Полностью окруженными оказались пешие кутигуры передового отряда, садясь на землю, они тянули вверх пустые руки, выражая свою покорность. Дарпольцы подходили и со смехом вязали их, почти полное отсутствие собственных потерь делало ратников великодушными, да и знали, князь их за это только похвалит.
Всего набралось до четырех сотен пленников и две сотни коней. Рыбья Кровь, впрочем, не успел даже толком рассмотреть захваченную добычу, как к нему через гридей пробралась Ырас:
– Не отрубай им руки, прошу тебя! – взмолилась она, от волнения путая хазарские и словенские слова.
– Если будешь жарко меня обнимать, то ни одной руки отрублено не будет! – под смех ратников пообещал князь – даже последний коновод понимал разницу между «чернецами» и тудэйцами.
Среди пленных оказался и один из макрийских воевод. Если с «чернецами» все было ясно и без допроса: воевали кое-как просто потому, что не хотели воевать, и знали, что дарпольцы к ним будут милостивы, то с макрийцем разговор получился о другом. Коренастый тридцатилетний бородач он старался вести себя мужественно и неприступно. Сначала сделал вид, что ничего не понимает ни на одном из трех дарпольских языков. Проверки ради, Дарник по-хазарски приказал гридям его повесить. Откуда что взялось!
– Не надо повесить, надо получить хороший выкуп, – тотчас же последовал
