просто сплавлясь вниз течением воды.
И князь уже совсем согласился на это, когда в Воеводский дом, где проходили их обсуждение ворвался гонец с известием, что пятью верстами выше по реке макрийцы начали на плотах переправу на левый берег Яика.
– Ну наконец-то! – обрадовался Дарник. – Вот и биремам дело нашлось.
Советники не понимали, чему радуется князь.
– Нам не хватит людей еще и Левобережье закрывать, – усомнился наместник.
– Никто обороняться не собирается, теперь только вперед! – Дарника охватило боевое возбуждение. Первым поскакала выполнять задание Калчу: двумя хоругвями мешать макрийцам переправляться. Следом двинулся Радим, посадив на все колесницы и за спину конникам еще одну тысячу пешцев. Корнею надлежало во главе трех бирем и шести лодий плыть вверх и прервать макрийскую переправу. Сам князь с остальными двумя хоругвями, шестью Большими колесными пращницами и двумя конными хемодскими сотнями собирался отправляться следом за радимцами. Агапий должен был поднять все крепостное войско, вооружить пятьсот кятцев и сторожить не только Дарполе, но и Петлю с Левобережьем от возможных плотов с макрийцами.
– Я тоже с тобой! – запросился Ратай. – Или хотя бы с Корнеем.
– Хорошо, будешь со мной, – разрешил князь.
При выезде из города за ним также увязались посмотреть Ислах и Буним.
Так начиналась их Речная битва.
Снующие между князем и передовым отрядом гонцы докладывали, что делается на переправе. По словам Радима, переправиться успело до четырех тысяч пеших и пяти сотен конных макрийцев. Конники Калчу издали обстреливали макрийских конников из луков, вызывая их на ответный выпад, но те благоразумно держались у самой воды, скрываясь за стеной щитов пешцев.
Скоро эту стену из больших щитов увидел и головной полк князя. Чтобы лучше видеть, Рыбья Кровь перебрался из седла на смотровую колесницу. Ратай хотел сунуться туда за ним, но князь его не пустил, двойную тяжесть каркас из тонких жердей мог не выдержать. Вместе с Ислахом, Бунимом и парой гостей из Хемода и Кятского посада чудо-мастер занял стоячие места на трех стрелковых колесницах. С высоты двух саженей Дарнику было видно не только макрийское войско, но и Яик и продолжающаяся по нему переправа. Стена щитов из трех тысяч щитников и затаившихся за ними тысячи лучников и полутысячи спешившихся конников действительно выглядела внушительно. Атака ее двумя тысячами пешцев и тысячью конников Калчу не обещала легкой победы.
Пользуясь выжиданием дарпольцев, макрийцы продолжали переправлять новые сотни воинов. Только не знали они, что по реке движется еще семьсот морских ратников с сорока судовыми камнеметами, надевают брони на себя и коней сто пятьдесят катафрактов и уже подъезжают шесть Больших колесных пращниц с двумя сотнями хемодских конных латников.
Но вот на реке показалась флотилия. Впереди шла «Романия», за ней «Калчу» и «Хазария». Лодии едва поспевали следом.
Издали было видно, как засуетились переправившиеся макрийцы: конники отступили выше по течению, а часть щитников и пеших лучников развернулась лицом к реке. Правобережные же макрийцы напротив бросились вниз по течению, чтобы охватить своей стрельбой из луков все суда. Но что такое были их стрелы против хорошо укрытых лучников и камнеметчиков бирем. Не снижая скорости «Романия» врезалась сразу в два плота из тонких ракит, перевозивших пешцев, а биремные камнеметы почти в упор принялись обстреливать слишком близко стоящих к берегу макрийцев. Деревянные щиты против двухфунтовых «реп» и фунтовых «яблок» помогали мало, а железные «орехи» и вовсе валили макрийцев целыми звеньями. Плохо было лишь то, что камнеметы стреляли одновременно обоими бортами, и запаса камней не могло хватить надолго.
После пятого-шестого залпа переправившиеся макрийцы дрогнули и стали отступать от берега на совсем открытое место, где не было ни кустика, ни хорошего бурьяна, что князю только и требовалось. Он подал знак, и трубач протрубил атаку.
Сначала на свободное место между дарпольцами и кутигурами вырвались и развернулись тридцать камнеметных колесниц. Рядом с ними построились катафракты с латниками. Тронулись вперед и пешие дарпольцы. Когда между двумя стенами щитов оставалось не более полусотни шагов, ратники расступились, и в промежутки между ними с криками устремились десять таранных полуватаг. Рядом с ними вперед вырвались десять трехдышловых колесниц. У одной из них споткнулась и упала лошадь, еще одну колесницу сильно повело в сторону, и она перевернулась, зато остальные восемь колесниц врезались в неприятеля как надо. Миг – и в неприступной стене щитов с копьями образовались восемь широких прогалин, в которые, метнув металками и просто руками сулицы, ринулись с клевцами и короткими мечами ратники. Чуть меньшие прогалины получились от пеших таранщиков. Но главное было достигнуто: неприступная стена неприятеля смята и пошла рукопашная рубка, в которой тяжелые чешуйчатые доспехи макрийцев и их большие мечи были почти бесполезны перед более легкими доспехами и оружием дарпольцев, помноженными на их великолепную выучку ватажного боя.
В горячке сражения было уже не до княжеских распоряжений, и Дарнику оставалось лишь наблюдать за происходящим, удерживая при себе последнюю сотню гридей. Конный отряд макрийцев попытался ударить в бок дарпольской пехоты, но на него устремился клин катафрактов с латниками и последовавшими за ними кутигурами Калчу. Если с лучных колесниц, стрелки еще как-то участвовали в схватке, высматривая себе нужную цель, то камнеметные колесницы и Большие пращницы вынуждены были бездействовать, не решаясь стрелять в перемешавшуюся схватку своих-чужих.
Корней тем временем подвел к левому берегу еще и биремы. Неужели ему хватит ума вмешаться в рукопашную, обеспокоился князь. Но нет, моряки высаживаться не стали, просто уже из луков растреливали отступающих к реке макрийцев. Таким образом, неприятельское войско оказалось окруженным с трех сторон и, конечно, попыталось отступить на север в четвертую свободную сторону. Там, однако, им путь вскоре преградил очередной поворот реки, и сбрасывая с себя тяжелые брони, макрийцы бросились в воду, дабы переправиться на правый берег вплавь. Биремы с лодиями выстроившись в цепочку принялись баграми и «кошками» вылавливали их из воды. Кутигурские конники тем временем с арканами гонялись за уцелевшими макрийскими конниками.
Битва постепенно затухала. Ошеломленный слишком разящим натиском дарпольцев противник лишь кое-где еще оказывал сопротивление. Чтобы побыстрей все закончить, Рыбья Кровь послал вперед и княжескую сотню – пусть тоже порезвятся.
В плен брать макрийцев он особо не указывал, но ратники, памятуя, какая может быть от пленных польза, лишь этим в конце сражения и занимались. А приготовленные каждым дарпольцем веревки и навык нападать вдвоем на одного, только еще сильнее способствовали этому.
Когда Дарнику позже при подведении окончательных итогов сообщили о полутора тысячах захваченых макрийцев, он не мог сдержать своего негодования:
– И что, прикажите, мне с ними теперь делать?!
– Как-то давно я не видел полторы тысячи отрубленных рук, – довольно ухмыляясь, подначил Корней и едва увернулся от крепкой княжеской затрещины.
Пошли смотреть на этих пленных. На выжженной сухой земле сидели и лежали многие сотни побежденных воинов, охраняемые кутигурами и дозорной сотней. При приближении князя с воеводами, они начали вставать, и от этого зрелище стало еще более жалким, лишенные доспехов, а то и верхней одежды они живо напомнили Дарнику смердов-погорельцев, как-то явившихся к нему в Липов за княжеской милостью, были такими же бородатыми, коренастыми и просящими. Многие из-за ран даже не могли подняться, раздавались стоны, плач и тихий вой особенно пострадавших.
– Всех, тяжелораненых – на правый берег! – приказал Рыбья Кровь Корнею.
– Как именно? – не сразу понял тот.
– Перевезешь и просто оставишь на берегу. Пусть макрийцы сами о них пекутся.
– Кто из вас по-хазарски или по-словенски знает? – обратился к пленным по-хазарски князь.
– Я знаю по-словенски, – вперед выбрался рыжий молодой макриец.
– Объясни остальным, что мы никого убивать не собираемся. Отправим вас назад после полного замирения. Пока выкуп не отдадут, будете работать у нас за еду. Каналы копать или камни добывать.
Макриец, обернувшись к своим, все это перевел. По рядам пленных пробежала волна оживления, некоторые даже улыбались.
В помощь кутигурам и дозорным князь добавил нескольких толковых полусотских с наказом по прибытию пленных в Кятский посад распределить их по десятку ям, что готовились на Левобережье как пруды для половодных вод следующей весной. Покончив с пленными, Дарник пошел смотреть на захваченную добычу. Кроме оружия и доспехов другого ничего не было. Заодно ему сообщили, что часть трофеев кутигуры уже присвоили себе. Пришлось князю строго объясниться с Калчу:
– Великие воины и шустрые грабители – это не одно и то же. Увлекшись сбором добычи, они могут потерпеть поражение от ответного удара. И это предательство тех ратникам, кто до этой добычи не добрались. Именно поэтому в моем войске все всегда сдается в общую кучу. Только потом все трофеи оцениваются и распределяются по всему войску. Твои сотские должны назвать самых лучших своих воинов, и они получат награду. Я понимаю, что человеку очень тяжело возвращать то, что он уже взял себе. Можно, конечно, оставить все как есть, но тогда твои воины уже никогда не будут получать своей части добычи из общей кучи.
Калчу была не совсем согласна с Князьтарханом.
– Хороший меч стоит пятьдесят дирхемов, а сколько дирхемов получит воин из общей добычи? Три или пять?
– Мы можем сделать еще лучше: навсегда забрать у твоих конников то оружие и доспехи, которые они получили из дарпольских оружейниц и во время похода не выдавать им харчей и фуража из войсковых припасов. Также передай им, что в следующий раз, когда они перестанут сражаться и займутся добычей, то будут все казнены.
Разумеется выслушивать такое доблестной воительнице было не очень приятно, но ничего не поделаешь – порядок и послушание в бою превыше всего!
Собственные потери у дарпольцев тоже были весьма чувствительны: полторы сотни убитых и еще больше раненых. Однако в сравнении с полностью разгромленным пятитысячным макрийским войском это выглядело почти бескровной победой.
Насчет своих убитых у князя были сомнения: сжигать их здесь, или везти в Дарполь на прощание с женами и вызывать там большую скорбь. Мнение воевод на этот счет тоже разделились. Наконец решили везти к столице, но не переправлять в город, а разжигать погребальные костры на Левобережье.
Пока разбирались с переправой через реку тяжелораненых и убитых макрийцев, погрузкой на повозки своих убитых и раненых, отправкой пленных в Кятский посад вновь прискакала Калчу с двумя сотнями воинов. В общую кучу трофеев полетели дополнительные макрийские доспехи, шлемы и мечи. Дарник в ответ послал к кутигурам пятерых писарей, чтобы они записали со слов сотских, кто из их воинов наиболее отличился и чем. Такое же
