беспрекословного альфа-льва всего гостиничного прайда. Первой это в присутствие Хазина отметила Ева:
– А вы заметили, как вырос в отеле рейтинг нашего босса? Может в салфетках и наволочках он еще не Копенгаген, но во всем остальном тотальный господин.
– Мелкобриты за алчность его тоже больше полюбили, – согласился с ней Жорка.
– Вы сейчас накаркаете! – сердито осадил их Алекс.
Под карканьем он подразумевал ситуацию с Люсьен, каждый день ждал от нее какой-нибудь скандальной выходки, которая и его ославит, и до Веры дойдет. Но нет, обиженная горничная никакого скандала не закатила, две недели походив с оскорбленным видом, она вторглась к нему в новый кабинет со словами:
– Можешь радоваться – расходоваться мне на квартиру не придется. Бог услышал твои молитвы, у меня случился выкидыш.
– Если тебе так неприятно на меня смотреть, – отвечал он ей, – давай переведем тебя в хазинский магазин с хорошей зарплатой.
– Я подумаю, – горделиво бросила она, хлопая за собой дверью.
Эта неприятная сцена надоумила отельера снова призвать в пристройку рукастых молдаван и поручить им сделать дополнительный тамбур возле двери кабинета с тем, чтобы из него было два выхода: один в «Бирему», а другой в коридор, ведущий в подъезд соседнего дома и на выход в соседний двор. Когда их работа была закончена, получилось совершенно автономное кабинет-жилище, куда Алекс уже редко кого пускал, используя для разговора с персоналом кабинет Софочки или банкетный закуток Буфета.
15
Сильные осенние дожди умерили поездки на Фазенду, где отныне ударными темпами пахали новгородцы Агеева. В «Биреме» и Клубе все катилось установившимся порядком, беспокойства не доставляли ни Лэнгвидж Скул, ни Боксерская студия.
Жизнь Копылова даже обрела свой распорядок дня. Если прежде они просыпались с Верой одновременно, то с тех пор как она стала допоздна просиживать над своей заказной книгой, он предоставил ей возможность спать до восьми часов.
Сам обычно просыпался где-то в половине 6 утра. Но до шести непременно просто лежал в постели, прикидывая предстоящий день. Ежедневника принципиально не вел, полагаясь на собственную память.
6.00 – 7.00 – Шел в кабинет и, проверив электронную почту, садился на велотренажер, надевал наушники, брал в руке переключалку и крутил педали, путешествуя по русско-английско-испанским теленовостям, благо «тарелка» за окном это позволяла. Потом 15 подтягиваний на турнике и 20 уголков для пресса. Далее душ и легкое чаепитие с творожным сырком.
7.00 – 8.00 – Инглиш: 10 страниц англо-русского словаря и 30 страниц какого-либо англоязычного романа.
8.00 – 8.30 – Снова под бочок к Вере. Пять суточных интимов давно сменилось у них сперва на четыре, потом на три интима, но от двух обязательных любовных подвигов утром и вечером он не согласен был отказываться ни за какие коврижки. «Стена секса», – тихо шептал ей на ушко, и еще не проснувшись, она с улыбкой поворачивалась к нему.
8.30 – 9.45 – 40 страниц чтения институтских учебников и плотный мясной завтрак с кофе и пирожным, так чтоб до вечера есть уже не хотелось.
9.50 – Вера шагала триста метров до своей библиотеки, а он загружался в «Шкоду» Сенюкова и ехал в «Бирему».
10.20 – 18.30 – Отельерство или выезд на Фазенду. Непременно стремился каким-то образом прочитать 30 страниц русской или испанской беллетристики и урвать часик на послеобеденный сон в машине или служебном кабинете.
18.30 – 22.00 – Либо встреча с Верой где-либо в центре, ужин в кафе или ресторане, поход в кино или в театр, либо прогулка с Хазиным по неприметным улочкам центра города с выбором нужных точек для сообщений и ухода от слежки, либо тоже с Хазиным тренировки в Боксерской студии, и тусовка в Клубе с мелкобритами.
Когда у Веры были выходные, они и вовсе могли уехать куда-нибудь в парковый пригород на весь день на демократичной электричке.
22.00 – 24.00 – Проверка у Веры ее заданий по инглишу, новая порция теленовостей, половинка какого-нибудь советского фильма (сказки или комедии) и непременно дела любовные: с чувством, толком, расстановкой.
Слабым звеном в этом джентльменском наборе оказались, как ни удивительно, два обязательных интима, вместо того, чтобы утихомирить мужской голод жениха, они только еще сильнее разжигали его. С изумлением замечал Алекс, что и женская половина человечества не только в «Биреме», но и даже на улице, проходя в метре от него, как-то тоже более заинтересованно посматривает в его сторону, словно какие-то непонятные флюиды, исходящие от него, подают им некий призывный сигнал. Положил себе за правило перед самым выходом из дома принимать горячий душ – не помогало. Принимал рассеянный глубокомысленный вид – тоже без толку. Позже где-то вычитал, что простодушных женщин часто провоцирует сам вид мужчины: с аккуратной прической, мужественной небритостью, ухоженными ногтями, всегда свежей рубашкой, чистой обувью, четкостью в словах и поступках, ровным отношением к любому и каждому. Ну что ж, это есть у меня, определил он и немного на эту тему успокоился.
У Люсьен родители с дачи уже вернулись, но она обрела ключи от квартиры своей подруги, которая работала по вечерам, и их свидания раз-два в неделю переместились туда. Решительно взялась за дело и Лара, столь долго показывала ему исподтишка выразительные знаки, что он в конце концов сдался: ладно, показывай свой суперсекс. Думал, этим все и ограничится. Не тут-то было! Неделю спустя она принесла медицинскую справку о своем здоровье и сказала, что хочет быть его четвертой женой – не прошли даром слова о многоженстве, брошенные им на дне рождения Хазина.
– Только у меня железное условие – не меньше трех сексов в неделю, чтобы я на других мужиков не западала.
– Ты совсем очумела! На фига тебе это нужно! – даже возмутился он.
– Ну я не виновата, что ты мой герой. Хочешь избавиться от бедной девушки – продай меня кому-нибудь.
– И продам! Найду самого мерзотного мужика и продам, – грозился Алекс.
Особо придумывать им с конспирацией не приходилось. Наличие в их Пристройке Роди-Дениса было хорошим прикрытием, ну, а когда те убывали с мелкобритами в Мариинку или филармонию, то дверь на замок и вперед. Сам он инициативы, как и с Люсьен редко когда проявлял. Но на ее вопрос: «Побаловаться не хочешь?» – увы, отвечал положительно.
А были еще юные завсегдатайки Клуба, которым ужасно нравилось дразнить отельера курением тонких сигарет или просить «угостить девушку бокалом шампанского». Тут главное было не остаться с игривой особой в закрытом помещении наедине, где рефлекс оказывать женщинам секс-уважение мог взять верх.
Слава богу, до мелкобриток дело пока не доходило. Для них он, несмотря на видимость дружбы, продолжал оставаться человеком низшей расы – ну и с нашим вам удовольствием! Зато неожиданно удружил Жорка, привел из универа двух прелестных черноглазых кубинок: мулатка Даина была из соседней с ним группы, квартеронка Селия – ее подружка с третьего курса. Показал им «Бирему» как главную достопримечательность Питера. Кубинки владели английским еле-еле, поэтому князьки, понтов ради, принялись обращаться к девицам только по-испански, изредка добавляя русские слова. А так как Даина-Селия оказались завидными болтушками-хохотушками, то английская речь в тот вечер, к удивлению всех присутствующих, и вовсе оказалась не в чести. Узнав, что Алекс – еще и владелец отеля, шоколадки тут же попросили дать им какую-либо работу. Уж не путанами ли ко мне хотят? – насторожился Копылов. Но девушки претендовали лишь на четверть ставки официантки или горничной по вечерам – им чудовищно нужны были деньги.
– А если устроить школу кубинских танцев? – нашел иной выход Жорка. Тут же в фойе Клуба нашли музыку румбы и сальсы, и гостьи выдали столь зажигательные танцы, перед которым померк даже рок-н-ролл Алекса с Ларой.
– Все, заметано, мы с Георгием ваши первые платные ученики, – объявил Копылов.
Под Танцпол определили подвальный тренажерный зал, откуда тренажеры перенесли в другой закуток, а в новоявленном Танцполе устроив цветомузыку и развесив зеркала. Поначалу учеников у Даины-Селии были только Алекс с Жоркой. Но закрытый характер танцевальной студии сделал свое дело: на платные занятия три раза в неделю сперва записались Лара с Евой и Люсьен, следом еще с полдюжины учениц Лэнгвидж Скул, затем и Оливия притащила туда упирающегося Томаса. В общем, то, что не удалось Ларе с блеском получилось у кубинок. Три несчастных кавалера на дюжину танцорок – это было что-то! Зато им уже и к тренажерам отпала нужда подходить – каждое занятие облегчало мужиков на полтора килограмма живого веса, оттуда бегом только в душ. Единственным минусом кубинок было то, что они вели себя как настоящие хинитеро – ресторанные разводилы. Но почему бы и не позволить им небольшое угощение, хотя бы за приятность общения на испанском!
Быстро уразумев, что никто не рвется за простую выпивку затащить их в постель, девушки сами вышли на охотничью тропу. Даина положила глаз на Хазина, а Селия принялась охмурять Алекса. На ее завлекательные ухватки под пронзительными взглядами Евы, Люсьен и Лары совсем не воспламеняли его и, чтобы положить им конец он не придумал ничего лучше, как признаться Селии, что является геем, но так в России за это расстреливают, то лучше, если она никому об этом не скажет.
Тем не менее, Люсьен, не веря ему, бушевала:
– Еще и негритянку завел! Русских баб ему не хватает. Вере все расскажу.
– Отлучу от простого женского счастья, – смеясь, урезонивал он ее.
Свою новую отельерную он для любовных утех принципиально не допускал, предоставляя дамам возможность самим выбирать другое место романтической встречи. Выговоренное им у Веры право один день в неделю не ночевать дома оказалось весьма ценной штукой, именно благодаря тому, что это была действительно ночь без баб, когда можно было побыть в одиночестве и без помех обдумать все последние события и наметить план своих ближайших действий. И отельерная в Пристройке куда он мог незаметно, как войти, так и выйти, как нельзя лучше способствовал этой Ночи Робинзона. Особенно трудно было с Люсьен и Ларой: одна постоянно рвалась «заправить» боссу постель, другая пыталась «побаловаться» на его узкой тахте. Пришлось неразумных гурий выпроваживать буквально в толчки: «Тихо, дорогие гражданки, Чапай думать будет»!
Окончательно избавившись от их ночных посягательств, Алекс созрел и до новой инициации Веры. Без всякого предупреждения после театра повел ее не домой, а в «Бирему», вернее в свою отельерную. Тихо, никем не замеченные пробрались из соседнего двора сперва в подъезд, потом в тамбур и в офис.
– Это и есть твой служебный кабинет, где ты раз в неделю ночуешь! – Вера и не пыталась скрыть разочарования, оглядывая столик с двумя компьютерами, небрежно застеленное односпальное ложе, 20-дюймовый телевизор и электрочайник с пачкой печенья и намеренно не помытой чашкой (чтобы не видно было нигде женской руки).
Он едва удержался, чтобы не включить на компьютерах мониторинг отельных видеокамер – трудно было предсказать, как она отнесется к слежке за персоналом и постояльцами. Вместо этого предложил ей романтическую ночь под
