получал регулярно 8-го и 24-го. А вроде его и не было, когда дело работы касалось, отчётов, алгоритмов, программ: он сразу же исчезал куда-то, испарялся как полуденная тень… Иногда, правда, возвращался в комнату нервный, злой и колючий, когда очередная афера какая-нибудь у него проваливалась, которую он заранее спланировал, и происходил “облом”. Тогда он как-то особенно яростно брови супил и сидел и харкал в ведро, будто бы злобу кипевшую из себя беспрерывно сплёвывал.
- А зачем он это делал-то? - не понял я. - Разве ж можно в помещении харкать? разве ж это красиво и правильно? За это и маленьких-то наказывают, в угол обычно ставят. Я так своих пацанов и вовсе таскаю за уши дома и по заднице больно бью, когда они прилюдно плюются.
- Это нормальным людям нельзя, Вить, правильно ты всё говоришь, правильно мыслишь. А этому всё можно было, всё сходило с рук. Он же, уж сколько тебе талдычу, человеком-то никогда и не был, а был двуногой скотиною, гнидою настоящей, которую легче было бы пришибить, растоптать ногою - чем научить элементарным нормам человеческого общежития, детским по сути нормам-то. Таким подлецам законченным наши законы не ведомы и не писаны, и не важны. Они им только обуза… Я, между прочим, это уже с первого дня стал за ним замечать, что он постоянно в мусорное ведро в течение дня сидит и харкает, сидит и харкает, скот, которое под столом у него специально для этих целей стояло. Словно злобу сплёвывает на людей, которая в нём периодически накапливалась и закипала... Вообще, как я понял, он был страшно злым мужиком по натуре, истеричным, безжалостным и кровожадным: разорвать был готов любого за малейшее неподчинение или неповиновение. Ему бы в 20-е годы родиться, да в ЧК работать попасть - с такими-то ядрёными качествами. Цены бы ему там не было: попил бы он там русской кровушки от души! Там такие упыри и работали в основном.
- Но у нас-то в отделе он попкою был, лузером стопудовым, пустышкой и дармоедом. Да ещё и мелким вдобавок, физически слабым со своим-то бараньим весом. Куда ему было хвост на кого-то там поднимать, задираться, отношения портить! Прирождённому аферисту, деляге и торгашу, ему это было во всех смыслах не выгодно - клиентов от себя отбивать, которых он объегоривал... Вот и вынужден он был постоянно себя в жёстких тисках держать и перед всеми кланяться и лебезить, всю дорогу скрывать и гасить в душе свою к людям ненависть, лютую злобу, которую он в ведро и сплёвывал регулярно, как змея - лишний яд. Представляешь, как нам, молодым, с ним в комнате вместе сиделось и работалось, в такой-то зловонной удушливой атмосфере!... Потому-то у нас из молодых долго никто и не задерживался, скорее всего: через три положенных года и убегали… Я-то ладно, я хоть за первым столом сидел, у самого окна, дышал свежим воздухом и его плевки не видел. Слышал только, как он прилюдно сидит и харкает регулярно, кряхтит. А представь на секунду, каково было Татьяне Куклёнковой, боевой подружке и зазнобе его, столько лет на соседнем столе отираться и наблюдать целый Божий день за его харкотиной. Ужас, да и только! Это всё равно, что в отхожее место годами смотреть, в давно не чищенную помойку.
- А чего же она не возмущалась-то, не осекала его - не пойму? Чего вы все, мужики, трусливо молчали?
- Она его любовницей была, Витёк, и многое ему прощала ради редких ночных удовольствий - сомнительных, скорее всего… Ну а мы… мы молодые были, пойми. По возрасту - дети его, и дети воспитанные, не забывай про это. И делать замечание “отцу”, может статься и туберкулёзному, было нам как-то совестно…
101
Образовавшаяся очередная пауза в разговоре естественным образом перетекла в небольшой перекур, во время которого мы оба смолили дружно и смачно, смотрели на ночную Москву и молчали: думали каждый о своём. А после перекура передохнувший Валерка мне рассказал следующее, завершая историю с пропажей денег:
- Муторно мне было, Вить, последние две недели в комнате своей сидеть и на эту падаль смотреть и сдерживаться, ох-как муторно! И почему-то Марк Павлович наш без конца вспоминался, которого тот же Равиль за год до меня обокрал, наказал старика: теперь-то я это хорошо понимаю.
- Марк Павлович, подожди, - перебил я тогда напарника, напрягая память и стараясь всё по полочкам разложить в голове, чтобы ничего не перепутать в будущем, - это ваш начальник отдела, да? Скворцов его фамилия? - если я правильно помню.
- Да, он. Правильно помнишь, Витёк, молодец. Память у тебя хорошая. Скворцов его фамилия действительно, редкая у нас… Так вот с ним за год до меня подобная же история произошла, паскудная и как две капли воды на мою похожая. В мае 94-го он на работу с новым японским зонтом пришёл, от дождя по дороге под ним укрываясь; пришёл, раскрыл в кабинете мокрый насквозь зонт и поставил его возле окна сохнуть, как он всегда это и делал, как все мы в своих комнатах делали. В два часа пополудни он пошёл на обед традиционно, оставив кабинет открытым, который он днём никогда не закрывал, не прятался от подчинённых. Возвращается через час с обеда, довольный, а зонта-то и нет. Пошёл спрашивать и искать по комнатам - никто не сознаётся…
- Кирилл нам потом рассказывал, что ошалевший от пропажи Марк, 80-летний больной старик, отдавший всю жизнь работе, космосу и оборонке, даже расплакался потом в кабинете, когда понял, что украли зонт и искать уже бесполезно. Расплакался не столько от жалости за пропажу даже, сколько от обиды неописуемой, горькой. Обидно стало до слёз старику, я понимаю, что его, заслуженного деятеля ракетно-космической отрасли, кавалера многих правительственных медалей и орденов, работавшего заместителем Главного конструктора даже в приснопамятной “лунной программе”, - так вот его, славного кавалера и ветерана, в собственном отделе обокрали его же собственные сотрудники. “Дети” его, по сути, соратники, интеллигенты вшивые, “высоконравственные” и “высокоинтеллектуальные” все до единого - на словах, - “элита” российская, “знать”, “сливки общества”. Люди, которых, как выяснилось, от цыган привокзальных не отличишь, на деле-то, которые были прогнившими все насквозь и прокажёнными, как и сам наш космос…
102
- И опять вот спрашиваю тебя, Вить: был эта сволота человеком? - вдруг с вызовом обратился ко мне Валерка, взглянув на меня в упор. - И вообще, чем человек от животного отличается, от зверя того же? - как вот ты думаешь, интересно, и как себе представляешь это?
- Понятно, чем, - не задумываясь, ответил я с усмешкой. - У человека есть мозги, а у животных нет. В этом и заключается главное наше отличие.
- А вот и неправильно, - в свою очередь ухмыльнулся мой разошедшийся не на шутку напарник. - У животных, да и у птиц тех же тоже разум имеется, да ещё какой! Посмотри передачу «В мире животных», когда будет время. Там учёные-биологи, что приходят в гости к Дроздову, такие чудеса про животный мир рассказывают и такие доказательства предъявляют в виде документальных фильмов, что только диву даёшься порой над сообразительностью наших братьев меньших. Так что с мозгами, извини, но ты, дружок, дал промашку. Что тем более странно для человека, держащего дома скотину, тех же кошек, собак, знающего их как никто, какими они бывают сообразительными.
-…Ну-у-у, тогда не знаю, - помнится, растерянно ответил я, виновато взглянув на Валерку, пытаясь мысленно предугадать ответ. - И чем же, интересно?
- Совестью - Гласом Божьим в душе. Это - единственное наше реальное отличие, подчеркну - единственное, потому как ни у животных, ни у птиц совести нету. Ни грамма. Представители фауны поэтому живут инстинктами, или рефлексами, главные из которых - инстинкт сохранения собственной жизни и инстинкт продолжения рода. Поэтому-то животные, когда голодны, разорвут и проглотят любого, кто окажется под рукой и позволит это, с лёгкостью отнимут кусок мяса у того, кто слабей: инстинкт сохранения жизни работает. Они не задумываются ни на секунду: хорошо это или плохо, нравственно или нет, правильно или не правильно. По причине отсутствия нравственного закона внутри, который им не даёт ограничительных команд, не подсказывает и не сигнализирует о поведении... И с сексом у них так же. Подошло время совокупляться весной, у самок началась течка, - самцы и набрасываются на первую попавшуюся “мадам”, хватают её за холку зубами, чтобы не вырвалась, и знай себе “топчут”, сохраняют род, про любовь и чувства не думают, не сочиняют поэм и сонетов, любовных стихов, чтобы растопить сердце красавицы. Так они Господом Богом устроены просто и примитивно, такими их и надо всех принимать…
103
- Знаешь, я тут недавно по телевизору интервью с Эдгаром Запашным смотрел, известным нашим дрессировщиком. Так вот он интересные вещи рассказывал про своих четвероногих подопечных. Рассказывал, что берут они к себе на воспитание маленького тигрёнка, к примеру, оставшегося без матери по какой-то причине. Кормят и поят его, растят, заботятся и воспитывают - готовят к работе в будущих цирковых представлениях. За несколько подростковых лет настолько сближаются и сродняются с ним, что этот тигрёнок становится их ребёнком фактически, членом семьи. И для нормального человека это естественно, такое братское поведение… Но что же ты думаешь этот зверёныш? Когда подрастает - как себя ведёт со своими приёмными родителями и благодетелями? Да именно как настоящий зверь, который братьев Запашных, Эдгара и Аскольда, вроде как знать не знает и первый раз видит. И совсем не помнит про то добро, что они для него оба сделали… Хорошо помню картину: Эдгар стоит возле клетки, даёт интервью перед теле-камерой, а его “сыночек приёмный” сидит и выжидает момент, как бы ему на “папаню” наброситься и что-нибудь у того отхватить - руку или ногу, или, на худой конец, палец. И ведь отхватит - не поперхнётся, чертёнок, если защитных мер не принять, не знать про его хищнические замашки… Но Эдгар-то, молодец, про них, про хищников всё прекрасно знает от своих родителей ещё - тоже известных дрессировщиков. Поэтому-то и настороже всегда, хлыст наготове держит и шутки не станет шутить - отпор даст мгновенно, чтобы живым и здоровым остаться… Вот такие они, Витёк, чистые природные звери, живущие одними инстинктами, повторю, находящиеся у них в рабстве…
- А ведь и с человеком так же, с homo sapiens так называемым, точно так. Учёные, что специализируются на психологии, утверждают со знанием дела, что человек проходит в своём духовном развитии как бы три глобальных стадии. Чистый зверь в младенчестве, находящийся целиком и полностью во власти инстинктов; зверь разумный, когда к инстинктам подключается голова и опыт; и собственно Человек, когда у зверя разумного однажды просыпается Совесть, которая диктует ему известные нравственные законы и заставляет подавлять инстинкты, ставить их себе на службу, не быть у инстинктов рабом. Совесть говорит Человеку, что без-помощных и беззащитных обижать нельзя, детишек, женщин и стариков, кто тебе отпор дать не может, тем более - калечить и убивать, а надо о них заботиться, помогать всячески; нельзя отнимать еду у слабого и больного, даже если ты и голоден; нельзя насиловать женщину, тем паче - девушку, даже если она тебе очень и очень нравится, вызывает
