задержанного противника ни в коем разе, даже на минуту, нельзя отдать местным органам. Тут не только ведомственная конкуренция, якобы присвоят себе заслугу в поимке немецкого шпиона, но и опасение, что местные увальни «упустят» немца, как и сам он вчера профукал Лошака.
Тем временем сержант Алтабаев завершил осмотр плененного агента, выложив на замызганную столешницу содержимое карманов Ширяева. Предварительно заглянул тому в рот, посветив фонариком — нет ли какой капсулы с цианидом... Но, слава Богу, зубы у немца в полном порядке, ни одной коронки или подозрительной пломбы.
Ширяев же осклабился и насмешливо, с издевкой произнес:
— Господа чекисты, не считайте меня идиотом, уверяю, что не намерен лишать себя жизни из-за трусости или глупого фанатизма.
— Ничего не попишешь — разумная позиция с вашей стороны, — Сергей удовлетворенно улыбнулся, — значит, будем сотрудничать... А как тогда иначе...
— Уж слишком вы скорый... извините, не в курсе, с кем имею дело, — помедлив, Ширяев прибавил, — хочу сказать, что быстрый, как понос, — и скривил брезгливо губы. — И еще приведу одну русскую поговорку: «Слепой сказал — посмотрим...»
Воронов, сдержав себя, как можно равнодушней посмотрел в глаза немца:
— Ну зачем же так сразу идете на обострение отношений... А впрочем, заметили правильно, не успел представиться... — выдержав паузу, доверительно произнес, — майор госбезопасности Воронов. Тогда и сами назовитесь, пожалуйста. Чего воду в ступе толочь... Выложим наши козыри, обозначим, иначе говоря, приоритеты.
— Отрадно слышать, что против обыкновенного агента чекисты снарядили аж генерала. Согласен… не стану таиться, — Ширяев нарочито прищелкнул каблуками, — оберст-лейтенант Альберт Арнольд.
— Так полагаю — вы подполковник Абвера...
— Допустим… Добавлю только одно — я человек военный... не как вы, к RSHA (аналогу НКВД) отношения не имею. Потому требую к себе отношения как к комбатанту.
— Не спешите, подполковник. По Гаагской конвенции разведчик-лазутчик, то есть военный шпион, не считается военнопленным и, соответственно, подлежите уголовной ответственности.
— Да, как вижу, гражданин майор, человек вы просвещенный и... теперь стану держать ухо востро.
— Рад, наконец выяснились со статусом сторон. Но в сложившейся ситуации лучше воздержаться от подобной демагогической риторики.
— Понятно, гражданин начальник... увы, теперь я пленник, — Ширяев дурашливо поджал губы.
— Не юродствуйте, подполковник, не к лицу офицеру походить на урку, — Воронов сделал строгое выражение. — Вас доставят в оперативный пункт, где в положенных условиях будет произведен первичный допрос, — и обратился к Алтабаеву. — Сержант, организовать конвоирование задержанного шпиона.
Воронов и Ширяев вышли на крыльцо из полутьмы избушки. Июньское солнце, ослепив на мгновение, щедро одарило мужчин яркими лучами, дав понять, что мир по своей сути прекрасен. Тут из угла террасы вынырнул боец Гущин, который на непредвиденный случай подстраховывал командиров. Крепко сложенный парень бойко доложил:
— Товарищ майор, я шпиона снаружи караулил. Вздумай немец назад податься — так бы наганом бы огрел, что мама не горюй... — и, повернув голову к Альберту Арнольду, зло добавил. — Тебе, вражина, не дал бы уйти...
— Молодец, солдат... — Воронов крепко пожал мозолистую руку бойца. — Помоги сержанту, попридержи пленника... — и уже к Алтабаеву. — Эльдар, веди в правление.
По дороге разминулись с группой пожилых крестьянок, которые с неприкрытым любопытством разглядывали военных, конвоирующих гражданского мужчину. Не исключено, что женщины уже встречали этого человека раньше, личность Ширяева приметная. Наверняка работницы, видя странную процессию, шептались меж собой, было ясно — скоро по поселку разнесутся несусветные сплетни, порожденные буйной бабской фантазией.
Минут через пять конвой, ведомый сержантом, подошел к конторе отделения «Плодстроя», куда уже подтягивались остальные участники операции, подъехала тэошная полуторка, рычали мотоциклы.
Вскоре люди собрались, Воронов, заняв кабинет управляющего, кратко ввел в курс дела московских лейтенантов и старших милицейских и комендантских групп, распределил обязанности каждого. Розыскные мероприятии завершены — бойцы возвращаются по местам собственной дислокации. Начальника оперпункта ТО Свиридова майор срочно оправил подготовить место для содержания матерого арестанта, исключив возможный контакт с сидящими в камерах кутузки диверсантами.
«Кировские» показывали половину двенадцатого. Сергей, закурив Беломор, наблюдал, как бойцы подсадили Ширяева в кузов грузовика — беглец со скованными руками выглядел беспомощным. Лейтенант Михаил Юрков со свойственной казацкой удалью запрыгнул следом. Парень, подтолкнув пленника в спину, усадил того на заднюю скамью, сам сел рядом. Немец повел головой и тут же узрел Воронова. Что странно: Сергея поразил апатичный взгляд Ширяева, толи тот нарочно напустил на себя безучастность, но, возможно, и сник — столь глупо попав в простенькую ловушку.
В кузов забралось еще пятеро тэошников, плотно уселись по боковым скамьям. Пашка Гаврюхин, прежде чем юркнуть в кабину полуторки, привстал на ступеньке и посмотрел на Воронова. Сергей махнул лейтенанту рукой, мол — давай, отчаливай…
По прибытии в отделение майор незамедлительно телефонировал в Москву о поимке немецкого агента. Воронова тут же связали с Синегубовым. Начальник Управления сердечно обрадовался столь скорому завершению операции. Старший майор признался в опасении, что из-за решения Наркома незамедлительно направить Сергея на Дальний Восток немец воспользуется моментом и выскользнет из рук нерасторопных тэошников, а потом ищи-свищи ветра в поле — Россия велика. Но теперь Николай Иванович успокоился и обнадежил подчиненного, что к вечеру за ними прибудет специальный борт.
Воронов спросил начальника о судьбе арестованных немецких диверсантов. Синегубов велел передать пленников в руки военной контрразведки с размещением в местном СИЗО, так как станционная каталажка предназначена только на временное содержание.
Затем Сергей проследил, чтобы трех диверсантов отправили в город, там в домзаке предателям самое место. С радистом Титой велел обойтись обходительней... А немецкий агент до вечера посидит в подвале оперативного пункта в «гордом одиночестве». А пока Ширяев-Арнольд побудет под присмотром лейтенантов в замкнутом чулане на втором этаже.
Слегка поразмыслив, Воронов решил заехать к Пасвинтерам в аптеку. Следовало привести себя в порядок, переодеться, чтобы предстать перед задержанным немецким агентом в подобающем представительном виде. Если честно, то в тот момент майор и не подумал трепетно о Веронике, не было у него лирического настроения, хотя сегодняшний день сложился «до неприличия» удачно.
Сделав, таким образом, крюк до третьей Кречетовки, спешившись у входа в жилую половину аптечного домика, Сергей велел мотоциклисту заехать за собой минут через сорок — рассчитывая в час дня приступить к допросу Ширяева-Арнольда.
Дверь открыла сама Вероника. В нос командиру ударил аппетитный запах свежесваренных капустных щей. Женщина в полной мере подготовилась к встрече с ним, понимая — откуда идет путь к сердцу каждого мужчины. Неизбалованному по теперешнему времени подобными деликатесами Воронову ничего не осталось, как, сотворив удивленно-восторженную мину на лице, обнять и крепко расцеловать возлюбленную. Совсем не таясь, он признался, что выполнил поставленную задачу, остались только отдельные технические моменты, на которые уйдет час-полтора, не больше...
Взгляд женщины помрачнел:
— Сережа, неужели уже сегодня уедешь?.. — Вероника готова расплакаться... — А как же я?..
Он понял, что совершил глупость, оглоушив любимую подобной вестью... Поэтому, взяв личико женщины в ладони, нежно произнес:
— Милая, не переживай, не бойся, не брошу... Дорогая моя девочка, ну как же буду без тебя, солнышко ненаглядное... — а потом уже серьезно добавил. — Вызову в Москву и распишемся... Живу в шикарной квартире в самом центре, места хватит...
— А сын?!. — ошеломленные глаза женщины наполнились счастьем, но в голосе зазвучала нотка упрямства. — Учти, без него не уеду отсюда, не брошу мальчика на произвол судьбы…
— О чем речь, конечно, мальчик тоже поедет. В Москве пацану будет нормально, хотя и война... Но знаю — фашистов непременно победим. Скоро, скоро немец выдохнется и станет отступать, как французы при Наполеоне. Веришь в это?
— Да, знаю, так и будет... — ее голос, поначалу уверенный, вдруг осекся. — А как же папа?.? А как же работа?..
— Ну, работа, скажем, не проблема... Да и с Хаимом Львовичем найдем положительное решение, пристроим в столице. Не забывай, я как-никак майор госбезопасности...
— Папа не уедет из Кречетовки, — голос Вероники дрогнул, — тут могилка мамы и наш дом.
И тут до Сергея наконец дошло… Чего он городит, какая теперь Москва... Неужели забыл, дурак, ведь чекиста ждет бессрочная командировка на Дальний Восток. Сам Берия так решил. Но лучше теперь об этом не говорить... Потом объяснится с Вероникой, когда развяжет себе руки с этим чертовым фрицем Арнольдом.
Вероника сервировала кухонный стол праздничным, еще дореволюционным сервизом. Воркуя, как голубки, любовники вместе пообедали. Женщина не стала приглашать к трапезе отца и сына. Ей мало было Сергея, ей не терпелось наглядеться на него, хотела раствориться в любимом. Да и его устраивала такая уединенность. Господи, неужели судьба наконец смилостивилась над ним? И избавила от одиночества, подарив желанную возлюбленную.
Допрос Альберта Арнольда делался в строгом соответствии с принятым в наркомате регламентом. Да и так Воронов знал, что перед ним не банальный диверсант-пролетарий, а «белая кость» немецкого офицерского корпуса. «Первичка» проводилась под протокол, что требовало четкую формулировку вопросов с одной стороны и недвусмысленные ответы на них с другой, так как листы заверялись подписями обоих участников. Протокол велся в вопросно-ответной форме.
Оберст-лейтенант Арнольд не таился, назвал Лихтерфельде и Академию генерального штаба своими альма-матер. Разведчик даже намеренно прихвастнул, что наставником в разведке являлся сам Вальтер Николаи. Для чего агент так поступал?.. Вероятно, хотел набить себе цену, рассчитывая на обходительное отношение. В принципе, немец достиг поставленной задачи.
Воронов неторопливо задавал обтекаемые, на первый взгляд, даже малосущественные вопросы. Делалось это, чтобы ослабить внимание арестанта, притупить бдительность в надежде вызнать главное — агентуру в Кречетовке. Хотя Сергей понимал, что матерый немецкий разведчик, разумеется, раскусил эту хрестоматийную методику и «на мякине» его так запросто не провести...
— Почему вы считали, что Конюхов (Лошак) непременно выполнит предъявленное требование и пойдет на самоубийство?
— Пришлось
С уважением,
Валерий Рябых