шантажировать старика сестрой и племянниками, а если не подчинится, то пострадают близкие.
— Откуда получили информацию об родственниках Лошака?
— Из наших бесед с ним.
— Только и всего...
— Да нет, иногда приходилось и ухищряться, подсыпал снотворное, смотрел переписку, даже выезжал по месту жительства родственников.
— А как завербовали бойца оперативного пункта Виктора Пахряева?
— Любил выпить, да и на деньги, и женщин малый слишком падкий. Заманить такого оболтуса не составило труда... Ну… и поводок страха. Солдат же знал, что влип по уши и обратного хода уже нет.
— Зачем тогда убили парня, подполковник? Дали бы денег, пусть катил бы на четыре стороны. Безжалостно поступили, однако...
— Уж слишком ненадежный человечишко... Сдал бы, как пить дать с перепугу... — шкура барабанная.
— Но вы же пользовались услугами бойца до последнего...
— Не стану отрицать — до последнего момента.
— Понятно, — майор, не раздумывая, сменил тему. — В личном деле отдела кадров сказано, что вы уроженец города Вильны, начали там трудовой путь, работая паровозным механиком. Это правда или часть разработанной Абвером легенды?
Арнольд встрепенулся — интерес Воронова, похоже, выбил агента из проторенной в мозгах колеи:
— Будем считать, гражданин майор, что я продолжительное время жил там до революции, — на миг задумался и с теплотой в голосе произнес: — И уж если быть честным, то, — немец вздохнул, — обожаю этот город.
— Назовите тогда любимый костел в Вильне...
— Хотите подловить на слове... — немец усмехнулся, — ну, извольте — костел Святого Духа на Доминиканской. Я хотя и лютеранин, но частенько захаживал туда, общался как бы приватно с Всевышним.
— Впечатляющий собор... — Воронов невольно подумал: «Сам, случалось, сидя в полутемном нефе доминиканского костела, просил Господа о содействии», — но, уловив в глазах немца проникновение в потаенные мысли, сурово спросил:
— Что тогда, очевидно, верующего человека, побудило столь жестоко расправиться с Семеном Машковым...
— Касательно веры — это исключительно личное дело... А так... хотел преподать урок излишне любопытным дилетантам, осведомителям НКВД, что шутки с Абвером заканчиваются печально.
— Как же узнали, что Машков сотрудничает с органами госбезопасности?
— На то имелись причины...
— Непонятно, например… — Под маской простачка майор задавал ловко закамуфлированные под пустой треп, но, по сути, каверзные вопросы.
— Ну, проанализировал психотип и социальный статус снабженца — не по чину малый интересуется. К тому же, да и сами знаете, непрофессионала выдает излишняя нервозность и несогласованность в словах и поступках. Потом выяснил круг приятельских связей Машкова и соотнес с прежде арестованными за шпионаж местными жителями.
— Точнее сказать, Заславским и Григорьевым, что работали на оберст-лейтенанта Арнольда...
— Помилуйте, гражданин майор, — эти люди из другой колоды, отнюдь не персональные агенты... Конечно, знал о вербовке тех итээровцев, но остерегался использовать в собственных целях.
— Но ведь знакомы с ними...
— Ну а как иначе... Григорьев старший экономист депо, коллега, так сказать… Заславский входил в руководство ДС, а депо со станцией в тесном контакте.
— Так думаю, что вы лично рекомендовали тех людей Абверу... Создавали на станции параллельную сеть... Я прав?..
— Не фантазируйте, гражданин майор. Слабые духом интеллигенты востребованы только для единичного задания.
— Разовое выполнение никак не исключает повторного использования. Сами же привели пример с Пахряевым — коготок завяз… подцепили крепко, — и Сергей процитировал по памяти. — «И обратно хода уже нет». Впрочем, по Заславскому и Григорьеву будут детально работать наши следователи.
— Повезете в Москву?
— А вы догадливый...
Воронов прервался и закурил. По-джентельменски предложил папиросу «Беломора» Арнольду. Тот не отказался, обрадовался куреву, как ребенок конфетке. Оба дымили и молча разглядывали друг друга. Между ними оказалась поразительная внешняя схожесть ростом и комплекцией, строением черепа и формой ушей, носа, губ и даже серовато-зеленой сталью глаз.
Сергею следовало уж если не ликовать, то хотя бы испытывать отрадное удовлетворение, что благодаря его усилиям изловлен столь махровый враг. Но душевного подъема, не говоря уже о сладкой эйфории, не ощущалось. Чекист понимал, что отловить зверя еще не означает победить зло... Конечно, соблазнительно поглумиться над ним словом и делом, показать наличную власть, добиться физического подчинения. Но нельзя по взмаху руки, как волшебной палочкой, поработить волю и внутренне сопротивление противника, превратить врага в послушную игрушку в собственных руках.
Воронов доподлинно знал, что арестант или пленник, не сломленный духовно, легко прикинется смиреной овечкой. Человек подстроится под желания следователя, одним словом, сумеет подыграть... И в то же время будет контролировать текущую ситуацию, а значит, манипулировать представителем власти.
И еще Сергей понимал, что Альберт Арнольд звероподобной сущностью нелегала подготовлен к каким угодно испытаниям. Угрожать подполковнику бесполезно, да и на понт, говоря по блатному, немца никак не взять, агент на раз просчитает интригу и поведет собственную игру.
А надо, чтобы немец стал содействовать — и это сотрудничество не стало кратковременным. Нужна полезная отдача с конкретными плодами. Одним словом, стояла цель перевербовки вражеского агента.
Но для этого следовало искать компромиссы. Каждый последующий шах в такой процедуре означал обязательную взаимную уступку, масштаб которой соразмеряется с поставленной целью. Вот теперь требуется выведать у Арнольда подручных разведчика в Кречетовке, а еще лучше в объеме отделении дороги. А уж потом с ним будут работать другие люди, не в пример Воронову съевшие собаку в том деле. Задача кадровых следаков выяснить пароли, явки, связников и прочую атрибутику шпионской работы, а если удастся, то и склонить вражеского агента на радиоигру с Абвером по нашим правилам.
И еще Сергей знал о необходимости завоевания доверия подследственного. Того желательно убедить, что полученные обещания не пустой звук — в образовавшейся взаимной связке следователь честный человек, не шельмец и провокатор. В противном случае дело пойдет насмарку и уже ни за какие коврижки, деликатно выражаясь, не добиться искренности и взаимного понимания у оппонента.
Воронов, как часто случалось, уже на уровне подсознания догадывался о факторах, способных вызвать доверие немецкого подполковника. Для начала тот должен видеть, что взятые обязательства в компетенции дознавателя и никто не повлияет на принятое тем решение. Говорить об улучшении бытовых удобств и иных послаблениях арестанту здесь не имело смысла, кадровый разведчик заведомо подготовлен к лишениям и даже к физическим мукам. А вот моральные, душевные страдания редкий индивид сможет легко преодолеть, создать видимость стойкости — пожалуйста, но терзания собственного сердца никому неподвластны.
Разумеется, подопечный майора — отъявленный злодей и редкостный изверг, надо же придумать столь лютую казнь для снабженца Машкова и устрашающее сожжение жилища снабженца. Но, судя по виду, Альберта Арнольда нельзя назвать непробиваемой «нелюдью». Определенно у него имеются своеобразные этические принципы и нравственные установки, иначе бы офицер не удержался в разведке. Как у каждого человека, если тот не полный безумец, у немца есть чувствительные, болезненные струны в самосознании — некие психологические привязанности, обнаружив которые, получаешь желаемую ответную реакцию или даже сделку.
И Сергей отыскал такую лазейку...
— Подполковник Арнольд, я внимательно изучил ваше досье, да и наши сотрудники не сидели без дела, — Воронов сделал загадочно интригующую паузу.
Немец насторожился, сжал пальцы рук, и Сергей намеренно медленно, но проникновенным тоном выложил деликатную ситуацию с женой Татьяной:
— Как известно, на днях вы услали супругу из Кречетовки, наверное, поняли, что оказались в западне. Определенно, уже давно приготовлено потаенное место, где теперь укрывается женщина. Но прошли сутки с тех пор, как Татьяна Ткач покинула поселок. За это время далеко не уедешь, радиус охвата территории не слишком великий.
Арнольд уже догадался, к чему клонит русский контрразведчик, но только слегка облизал краешки губ. Чего не мог не заметить Воронов: «Фриц уже напугался...»
— Так что могу немедленно объявить Татьяну Ткач в специальный розыск. Фотографии, приметы женщины, даже фасон одежды — сами понимаете — не проблема... Как думаете — сколько времени потребуется органам, чтобы обнаружить супругу немецкого агента... — Сергей постучал средним пальцем по столешнице. — Напомню... в соседних областях введен прифронтовой режим.
Возникла напряженная пауза. Они не отрываясь смотрели в глаза друг другу. Но вот немец не выдержал и первым спросил:
— А зачем, майор, это говорите?.. — и хмыкнул презрительно. — Я чистокровный немец, а Татьяна русская. Верно считаете, что куплюсь на грошовые намеки... Да арестовывайте на здоровье, мне безразлична судьба русской сожительницы...
— Не блефуйте, подполковник, не будьте циником... Кто в депо не знает о теплых отношениях инженера Ширяева с супругой. И Роману Денисовичу, — съязвил Воронов, — будет до коликов в сердце жалко жену Татьяну, если та окажется, говоря площадным языком, в застенках ЧК. Женщине, да и сами знаете, там сильно не поздоровится. И еще уверен в одном, что вы тщательно оберегали жену — не использовали в качестве связника или в иной оперативной работе. Разве не так, подполковник?..
Они опять пристально уставились друг на друга. Сергей не владел гипнозом, но страстно желал через взор убедить визави принять правильное решение. И тот поддался:
— Понятно, майор, умеете убеждать... Ну и дальше что?..
— Розыск Татьяны Ткач не будет объявлен, пока нахожусь здесь, на месте... Но это сутки, на большее нельзя рассчитывать... По убытию меня в Москву... местное начальство спохватится, но время, разумеется, уйдет... Полагаю, супруге хватит того, чтобы надежно спрятаться?.. Даю твердое обещание, хоть в органах такое не принято. Но это — слово чести.
— Что ж, верю, гражданин майор госбезопасности. Так что предстоит делать? — Арнольд поджал узкие губы.
— Назовите завербованную агентуру, ну или помощников в Кречетовке и отделении дороги.
— Пожалуй, соглашусь, гражданин майор, — Альбер Арнольд расслабился, заложил ногу за ногу. — На самом деле в возникших обстоятельствах существование помощников и осведомителей теряет смысл. Центр не знает о них, так как не сообщал на Тирпиц-Уфер информации, могущей самому себе навредить.
— А как же Григорьев и Заславский... Почему, не найду даже слов, вы, оберст-лейтенант, подставили бедолаг? — Сергей осуждающе усмехнулся.
— Временами приходится
С уважением,
Валерий Рябых