Осквернитель

нарастающему звуку шагов.
  Кто-то шёл по коридору, кто-то приближался...
  - Господин Нивель так переживал потерю, что покончил с собой. А ты, хитроумный беглец, успел спуститься вниз и обмазаться кровью невинной жертвы. И сбежать до появления свидетелей.
  - А ты потом ещё почти четыре десятка земных лет лежал недвижно в подвале одного из древних зданий города, обретая полноту плоти. И очнулся в облике Лео Кроссенбаха, но лишь с частью его ложной, искалеченной памяти. Хотя, возможно, глупый Лео и сам хотел бы исчезнуть без следа или хотя бы вытравить память об «Обероне»...
  Малеус вскочил и испуганно закрутил головой. Гул шагов нарастал, он был уже совсем близко. Казалось, топали десятки подошв, сзади и спереди, повсюду, замыкая мёртвый круг.
  - Три недели! – торжественно провозгласил Саклас. – Ты очнулся, вылез из подвала – и всего три недели провёл безумным бродягой под мостом, прежде чем мы нашли тебя и вернули домой. Оно того стоило, Малеус? Ты ведь и демоническую часть своей личности подавить не смог. Фантом, отделившийся от тебя, воплотился в женщину, имя которой...
  - Эмма! – потрясённо прошептал Малеус.
  Шум шагов стих, но демон отчётливо слышал дыхание и видел призрачные очертания окружившей его толпы.
  - Она воплотилась раньше тебя, и раньше тебя выбралась из подвала. Опередила всего на день, но потратила этот день на бесцельное блуждание по городу. Её память тоже оказалась повреждена... Пришлось сочинить воспоминания о больнице, дабы не разрушить её психику до основания. Опасный это ритуал – воплощение.
  - Мы нашли её в парке, без сознания.
  - Хотела вернуться домой? – спросил Малеус.
  - И вернулась! – крикнул Саклас.
  Из призрачной толпы в сторону демона бросили округлый предмет, подкатившийся к его ногам.
  Он наклонил голову – и отпрянул.
  Это была отрезанная голова Эммы.
  Смертно-бледная, с округлившимися стеклянными глазами, в переплетении спёкшихся от крови волос.
  - Ты всё ещё немного человек, - проворчал Саклас. – Ничего, скоро всё вернётся. И ты вернёшься к нам. Её кровь ждёт тебя, Малеус. Ты вспомнишь, как правильно нанести её на кожу.
  Малеус попятился, обходя голову.
  И крикнул:
  - Прикажи им не прикасаться ко мне. Прикажи им не подходить! Я сам пойду на свет.
  - Конечно, - согласился Саклас. – Ты сам пойдёшь на свет. Так и должно быть.
  Призрачная толпа расступилась.
  Малеус двинулся по коридору, спиной и боками ощущая холод призрачного конвоя.
  «У тебя всё ещё человеческое тело» сказал ему голос внутри.
  Хрипловато, со стариковскими интонациями.
  «Последний шанс» сказал голос.
  И умолк.
  Шагов через двести коридор стал быстро расширяться, превращаясь в залитую ослепительным прожекторным светом площадку.
  И вот демон вышел в световой круг, под приветственный рёв сотен голосов приблизившись к колёсной платформе с знакомыми уже ременными путами.
  Ухмыляющийся красный упырь, деловито поглаживая готовящийся к действу член, похаживал вокруг платформы, периодически взмахивая крыльями и сладострастно поглядывая на Малеуса.
  - Осквернение! – объявил всё ещё невидимый Саклас.
  Рёв зрительских голосов стал оглушительным.
  Малеус задрал голову: бесчисленные театральные ряды уходили вверх расширяющимся к небу циклопическим амфитеатром.
  - Весь твой мир приветствует собрата, - стихшим и потеплевшим голосом произнёс Саклас. – Матильда Кнотцер и Себастиан Келлер тоже здесь. Они ведь до сих пор принимаю тебя за Лео. Думают, что ритуал вернёт тебе память. Ничего, милый, они полюбят тебя и демоном.
  Чей-то голос, утопающий в эхе собственных слов, глубоким барионом с размеренностью маятника начитывал:
  - Пять и два – целостность личности, глубина проявления в этом мире, два уровня расположения в здании на перекрёстке, пять – номер мира в иерархии мироздания, место воплощения, семь – число архонта, седьмая площадка для представления…
  И, провозгласив всё это трижды, голос умолк.
  Так знакомые Малеусу аплодисменты, уже слышанные им в облике Лео, обрушились на него оглушающим водопадом, лишая слуха, подавляя волю, придавливая тяжестью звуков к задрожавшему полу.
  И только звеняще-медному звуку гонга удалось на краткий миг пробиться сквозь этот грохочущий и плещущий звуковой поток.
  Дрожание пола усилилось и демон слегка помутнившимся, но всё ещё способным уловить отдельные детали взглядом захватил медленные движения трещин, ползущих по чёрному полу.
  - Круг замкнулся! – с нескрываемым сладострастным торжеством произнёс Саклас.
  Упырь, облизывая губы, подошёл к Малеусу и положил лапы ему на плечи с явным намерением стянуть пиджак.
  И тут демон почувствовал лёгкое дуновение по ногам.
  И запах... Не серы – меркаптана.
  - А скажи, дружок, эта площадка ведь на уровне подвала?
  Упырь удивлённо замер.
  Зал загудел, подбадривая багрового.
  - И щели в полу – с палец толщиной? Старинная постройка...
  Упырь потянул вниз пиджак, медленно и неуверенно.
  - И я – не ангел! – докончил Малеус.
  Достал коробку со спичками...
  - Осторожно! – крикнул Саклас.
  ...и чиркнул.
  Раздался грохот и яростная вспышка ослепила зал.
  Языки пламени быстро пошли по рядам, нагоняя испуганно завизжавших и заметавшихся зрителей.
  Охваченная пламенем колёсная платформа сама собой покатилась вперёд и вскоре слетела с помоста, опрокинувшись на бок.
  Оглушённый упырь пополз по полу, тщетно взмахивая пылающими крыльями.
  Прожектора один за другим стали гаснуть и взрываться, выпуская облака едкого синего дыма, но в разгоравшемся свете пожара видно было, как какой-то человек... а, может быть, уже и не совсем человек – карабкается быстро по выступам стен вверх, к самой крыше амфитеатра.
  Там, на верхней галерее, устремляется вперёд, сворачивает в переход, подбегает к пожарной лестнице...
  И чей-то крик звучит ему вслед:
  - Малеус, нет!
  Минут через пять на краю нагревшейся крыши отеля появился человек... а, может быть, и совсем уже не человек.
  Он задержался на мгновение, посмотрел на пробивающееся сквозь тучи рассветное апрельское солнце, прошептал: «Глеор!»
  И шагнул вперёд.



ЭПИЛОГ.

  - Слава Богу, ещё не начало сезона. – сказала хозяйка, расставляя на столик чашки с кофе.
  - Туристов пока немного, так что ещё примерно неделю сможете наслаждаться тишиной и покоем.
  - А потом? – спросил Эдвин.
  Хозяйка махнула рукой.
  - Толпы! Что поделаешь – курортное место. Пляжи, променады, грязелечебница так же имеется. Старинное здание, ещё в начале прошлого века построили. В те времена сюда и европейская знать заглядывала, престижное место было. А вот после войны, моя матушка мне рассказывала, городок наш было захирел, да вот нашлись потом богатые люди, снова стали туристов зазывать. Ой, да что я! Омлет-то уже готов!
  И хозяйка побежала на кухню.
  - Тихое место? – спросила мужа Генриетта.
  - Как будто да, - ответил Эдвин, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. – И даже если оно через неделю превратится в ад, мы всё равно успеем насладиться покоем.
  Хозяин, грузный мужчина с волосами седыми и встрёпанными, давно не встречавшимися с расчёской, но зато на свой манер уложенными утренним морским бризом, мужчина с лицом грубоватым, серым от пробившейся щетины, с лицом, посыпанным солью и подсушенным береговым полдневным жаром, но при том добродушным и приветливым, как бы невзначай присел за соседний столик и добродушно засопел, поглядывая на гостей.
  Туристы сдержанно поздоровались (не будучи уверены, что стоит вот так, сходу, завязывать знакомства и начинать дружеские беседы), а хозяин семейной гостиницы, словно того и ожидая, сразу же беседу и завёл.
  - Бертран, - представился он. – Иногда меня старик Бертран зовут, но я не такой уж и старый, седьмой десяток всего, так что зовите просто – Бертран. Жену мою зовут Софи… это если она вам пока не представилась.
  - Мы же только приехали, - заметил Эдвин. – Не успели…
  Бертран поёрзал для приличия и дал-таки волю провинциальному любопытству.
  - А издалека-ли к нам? Вы уж простите, для нас туристы – что-то вроде окна в мир. Приезжают отовсюду… Такие истории иногда рассказывают удивительные, прямо как будто сам куда-то съездил. А мы ведь с женой – домоседы. Ведём бизнес потихоньку, сидим вот, гостей принимаем. Вот так в городе… всю жизнь. Дети уехали, а мы и к ним-то всё никак не соберёмся. Да и зачем их беспокоить? С гостями и общаемся. Конечно, и с соседями иногда. В прошлые времена люди чаще друг к другу в гости ходили. Теперь не то…
  Старик развёл широко руки, словно пытаясь показать этим жестом увеличившуюся социальную дистанцию между людьми.
  - Эдвин, - представился мужчина. – Я вообще-то из Австралии, а супруга…
  - Генриетта, - представилась женщина.
  - Она вот здешняя, - продолжил мужчина.
  И тут же поправился:
  - То есть не совсем местная, не отсюда, разумеется.
  - Тоже с побережья, - уточнила Генриетта. – Только северного.
  - Из Австралии? – удивлённо переспросил Бертран. – Далековато будет…
  - Я и сам почти местный, - с улыбкой произнёс Эдвин. – Восемь лет в вашей стране. Сначала по делам бизнеса, а теперь вот ещё и личные обстоятельства прибавились…
  И он кивнул на супругу.
  - И речь-то у вас чистая, ребята! – восхитился Бертран. – Почти что и без акцента… Хотя я тут ко всякому привык… Вот молодёжь в прошлом году приезжала. Нет, не у меня останавливались, в кемпинге. В нашей-то гостинице им, конечно, скучновато было бы. Но вот в кафе наше заглянули… Ну да, где мы сидим. И всё про руины говорили. Я сразу понял – столичные, выговор у них смешной. Парни и девчонки… Не запомнил толком, сколько их было. Всё сновали, бегали между столиками… Всё про руины говорили. Я хотел было вмешаться, объяснить им… Да разве их перекричишь? И говорить-то со мной не стали.
  - Руины? – переспросил Эдвин, доставая смартфон и выводя на экран карту окрестностей.
  - Мне говорили что-то… местная достопримечательность.
  - Э, нет, забудьте! – решительно заявил Бертран. – С молодыми промашку сделал, не докричался, а вам скажу со всей определённостью: не вздумайте туда ходить. Дурное это место, нехорошее…
  - Дурное? – переспросила Генриетта и заглянула через плечо мужа в смартфон.
– Средневековый замок? Я-то спокойно отношусь ко всей этой древней экзотике, а Эдвин – обожает.
  - В Австралии – всё новое, - пояснил Эдвин. – Территория древняя, но страна – молодая. Маловато, знаете ли, живописных руин…
  - Нет там ничего живописного! – сердито пробурчал Бертран, явно внутренне негодуя на себя и свою стариковскую болтливость. – И древностей никаких нет. Так, обломки стен, все поросли диким виноградом.
  - И что же в этом месте дурного? – продолжала допытываться Генриетта.
  - Отель там был, - с неохотой ответил Бертран. – До моего ещё рождения построили, давно… Но уж точно, не в то время, когда замки строили. Ещё в пору моей молодости про этот отель всякие слухи ходили… Это что-то вроде закрытого клуба было, для богатых. Местных туда на постоянную работу не брали, разве только в доставку продуктов, на мелкий ремонт нанимали, на пару дней, ну и таксистов местных иногда вызывали… редко…
  - Дядюшка мой электрик был со стажем, его на день как-то наняли, пожарную