Осквернитель

ощущаешь.
  - А ведь мы встречались пару земных дней назад, и я утопился у тебя на глазах, показав тебе путь к спасению. Видишь, как он близок? От силы – пять шагов.
  И старик показал на бетонный обрыв.
  - Ты был тогда совсем плох. Мне удалось раздобыть немного земной еды для тебя. По счастью, нашёлся один друг в этом холодном городе. Но ты не помнишь этого, и меня не помнишь.
  - А я приходил к тебе и раньше: неделю назад, и две недели назад. И каждый раз показывал путь к спасению. Но – напрасно.
  - Мне не одолеть твой морок. Фокусник знает своё дело. Третья неделя на исходе, скоро он позовёт тебя и ты придёшь, потому что никто не в состоянии противиться его зову.
  - Почти нет шансов на то, что хоть малая часть сказанного останется в твоём сознании. Но... Есть ещё такая земная штука как подсознание. Оно тоже во власти Фокусника, но в нём бывают сокрыты тайники, сундуки и секретные ящики, которые и Фокусник и его архонты могут прозевать. Это почти невозможно... Вот именно – почти.
  - Поэтому слушай. Этот мир – гигантский механизм для захвата и переработки душ. Сначала душу пеленают плотью, крепко связывают, а потом бросают в сплетение зубчатых колёс и соединение жерновов.
  - Вырваться почти невозможно. Да, опять – почти...
  - Искалеченная и перемолотая душа отправляется в балаган. Вечный балаган Великого Фокусника. Даже смерть не спасёт тебя от участия в представлениях, поскольку с большой долей вероятности после гибели в одном шапито – ты возродишься в другом, всё под той же властью обманщика.
  - Но всё же смерть – шанс. Она может привести к освобождению, если будет осознанной и добровольной. Если она... будет дорогой не во тьму, а из тьмы.
  - Его задача удержать, твоя – вырваться. В этом мире есть бесчисленное количество ловушек, захватов и петель, но главный капкан Демиурга – осквернение.
  - Осквернённую плоть можно заменить на новую, у Фокусника в сундуках горы реквизита. Осквернение плоти – лишь часть циркового представления. Но это не цель, а лишь средство для главного – осквернения души.
  - Осквернённые души отчаявшихся рабов – вот главная добыча Демиурга. Осквернённые – самые верные его слуги. Они не покинут мастера, не уйдут от него, и будут исправно участвовать во всех его представлениях.
  - Они будут переходить с площадки на площадку, со сцены на сцену, перемещаться между странами и эпохами, между земными и потусторонними мирами, входить в петли и, спустя столетия, выходить из них, чтобы снова войти в зацикленную область пространства-времени.
  - И в конце концов скверна Демиурга наполнит их до краёв, полностью заместив их личность призрачным, искажённым фантомом, созданным волей того, кто сотворил этот мир и все прочие лже-миры.
  - Попробуй вырваться, малыш. Шансов никаких... но – почти. Вот это «почти» - твоя последняя надежда.
  - К сожалению, не могу потащить тебя силой к спасению. То есть... мог бы, но тогда не будет спасения. Нет!
  - Это – путь в темноту.
  - Ты возродился бы в очередном мире Фокусника и у нас ушла бы ещё сотня тамошних лет на очередные поиски тебя. Так что...
  Старик с кряхтением поднялся. Начал было отряхивать пальто, но потом махнул рукой и решительно зашагал к краю бетонных плит.
  Снял шапочку и приветственно помахал проступающему сквозь тучи серебристому свету.
  А потом – шагнул вперёд.
  Дождь шёл на убыль, шум водопадов стихал, и молодой вполне мог бы расслышать короткий и гулкий плеск воды.
  Мог бы, если бы к тому времени не провалился в глубокий сон и не вынырнул бы на другом берегу этого сна, оказавшись в комнате рядом с высоким шкафом, на вершине которого сложены были разноцветные картонные коробки.
  А под мостом возле спящего, чутко прислушиваясь к завываниям ветра, верхнему гулу катящих по мосту машин и дробному стуку последних капель, прошёл мужчина в белом пальто.
  На голове мужчины была светло-серая фетровая шляпа, скрывавшая черты лица.
  Мужчина вгляделся в запрокинутое к перекрытиям моста и открывшееся взору лицо бродяги.
  Указательным пальцем притронулся к шляпе, словно приветствую спящего.
  Щёлкнул портсигаром и закурил, заглушив тяжёлые запахи подмостья тонкими ароматами карибского табака и сандалового дерева.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.

  В назначенный вечерний час Лео вышел из номера, переодевшись в подобающий случаю костюм.
  Тот самый, что взялся невесть откуда в номере невесть где растворившейся Эммы, и тот самый, что ждал его с того памятного вечера на широких плечиках вешалки, в шкафу номера «семь-пять-семь-пять».
  Портье оказался прав: в номере он появился только вечером, в восьмом часу.
  Впрочем, портье за стойкой был уже другой, так что обошлось без грустной и всезнающей усмешки опытного отельного служащего.
  В номере Лео освободился от изрядно помятого прогулочного костюма (при переодевании в купальный костюм Лео весьма небрежно бросил его на площадке у лифта, рассчитывая, что местный персонал вышколен не хуже отельного и всё за него расправит и почистит... ну же нет – в раю такой сервис был совершенно не предусмотрен).
  А потом минут сорок отмокал в ванной, смывая с себя райскую воду.
  Отчего-то теперь всё, связанное с раем, казалось ему токсичным и опасным.
  Потом ходил голый по балкону, длинными затяжками приканчивая сигару.
  Бросил окурок в пепельницу и, вспомнив ночное происшествие, кинулся к двери второй комнаты.
  С некоторой опаской покрутил и подёргал ручку – комната оказалась заперта.
  Решил, что это и к лучшему.
  Заказал в номер лёгкий ужин: ветчину, тосты, тушёную морковь, немного вина и апельсиновый тост.
  Одеваться для приёма горничной не стал.
  Не то, чтобы упивался неприличием или вовсе утратил представление о правилах хорошего тона: просто решил, что в «Обероне» костюм Адама – в порядке вещей.
  Столик с ужином доставил одетый в строгую униформу сотрудник отеля.
  «Банально и скучно» подумал Лео.
  Сотрудник пожелал гостю приятного аппетита, заметил, что у гостя рана на груди, и, кажется, ссадина на затылке, предложил вызвать врача, выслушал весьма нелюбезный ответ, что гость в услугах врача не нуждается и вообще - сыт по горло сервисом, после чего выразил надежду, что гость всё-таки оценит их службу по достоинству и покинет отель вполне удовлетворённым.
  После чего с непоколебимым чувством собственного достоинства оставил номер.
  «Ещё каким удовлетворённым!» крикнул ему в спину Лео.
  И приступил к ужину.
  Потом снял с вешалки тот самый костюм.
  Переоделся.
  Выкурил ещё сигару.
  И вот в назначенный вечерний час вышел из номера на встречу с господином Нивелем и его прославленным шоу уродцев.
  Кажется, грядущее представление изрядно взбудоражило местную публику: зал отельного лобби заполнен был взволнованно гудящей толпой.
  И здесь Лео довелось убедиться в том, что раскрепощённый нрав «Оберона» никуда не исчез и отсутствие полуобнажённых горничных с лихвой компенсировалось обилием вовсе обнажённых дам, заполонивших холл.
  Собственно, все дамы, виденные Лео по пути к стойке рецепции были совершенно обнажены, если, конечно, не считать одеждой украшенные разноцветными павлиньими и страусиными перьями ажурные шляпки на женских головках.
  Впрочем, у некоторых дам это милое украшение дополнялось изумрудными и сапфировыми ожерельями и (совсем уж у немногих) – золотыми Уроборосами-браслетами на тонких кистях рук.
  Дамы явно превосходили числом своих вполне пристойно и классически одетых кавалеров (которые тёмными фрачными островками расплылись в волнующемся дамском море).
  В узких пространствах между гостями сновали с акробатической ловкостью официанты, разнося по холлу бокалы с шампанским и мартини, а так же изящные подносики с бутербродами-канапе.
  Уже в который раз избавившись от изрядно надоевшего и утомившего своей металлической тяжестью ключа и отойдя от рецепции на изрядное расстояние, Лео заметил, что кавалеры не столь фрачно-однообразны и в их чёрных рядах встречается светлые вкрапления (причём чем дальше от стойки, тем чаще).
  Одни, подобно Лео, одеты были в костюмы разнообразного покроя и расцветки.
  Другие (и таких попалась всего трое) были в замшевых и кожаных куртках.
  Один пожилой господин свой фрачный наряд дополнил снизу лишь широкими бордовыми панталонами, розовыми носками и лакированными туфлями на высоком каблуке.
  Наряд, разумеется, ни пожилого господина, ни его юную спутницу (нежную попку которой он весьма откровенно поглаживал, по-кошачьи при этом прижмуриваясь), ни прочих окружающих нисколько не смущал.
  Лео даже показалось, что некоторые господа в классическом одеянии смотрят на либертина с завистью.
  Закончив поверхностный осмотр собравшейся публики (и убедившись, что на вечернем шоу присутствовать планируют едва ли не все постояльцы отеля), Лео полукругом обошёл зал, аккуратно протискиваясь между обнажённых прелестниц и их сопровождающих.
  И здесь, на противоположной от парадного входа стороне, он увидел чёрный зёв коридора, в начале которого горела неоном надпись «Хрустальный зал».
  И чуть ниже – мигающая стрелочка.
  - Да, сюда, сударь, - сказал ему оказавшийся поблизости дежурный портье, перехвативший вопрошающий взгляд гостя.
  «Однако, здесь нет никого» подумал Лео, с некоторой опаской заглядывая в едва освещённый коридор. «Слишком рано, должно быть. Никто не идёт...»
  - Но вас уже ждут, сударь, - подбодрил его портье.
  «Вот как? И отчего-то я нисколько не удивлён».
  Лео двинулся по коридору, который через сотню шагов вывел его прямиком в стеклянную галерею, проход между зданиями.
  «Странно» подумал Лео, удивляясь прихотливости и непредсказуемости местной архитектуры. «А я, получив приглашение и вспомнив открытку, подумал было, что купол отеля – это и есть хрустальный зал...»
  Впрочем, закрутившийся змеиной спиралью переход и в самом деле повёл его куда-то вверх.
  Всё выше и выше – сквозь темноту.
  Периодически Лео останавливался и вглядывался сквозь прозрачные стены в ночь, силясь рассмотреть огни отеля или хотя бы его контуры.
  По его расчётам (разумеется, неверным) отель должен был быть где-то сбоку.
  Справа. В крайнем случае – слева.
  Но где-то рядом, где-то сбоку, и уж точно должен быть виден сквозь ночь огромным светящимся айсбергом.
  Но отеля не было ни справа, ни слева.
  Видны были только отдельные огоньки фонарей в отельном парке.
  Да, линии парка и светлые пятна освещённых участков проступали вполне отчётливо, и это доказывало, что стекло не тонированное и вполне пропускает свет, и вполне позволяет рассмотреть окрестный пейзаж, на котором... отсутствует «Оберон».
  Один раз Лео показалось, будто где-то внизу он видит остатки давно разрушенного строения, осыпающиеся от ветхости стены, густо увитые диким виноградом.
  Но видение это быстро мелькнуло под неверным звёздным светом, показалось на мгновение – и исчезло, растворившись в сгустившейся тьме.
  Лео продолжил свой путь, и вскоре возросшая крутизна подъёма заставила его бороться с подступившей одышкой.
  Лео подумал, что в стеклянной этой спирали не помешало бы проложить траваллатор, а то и вовсе заменить странную конструкцию самым обычным лифтом,