песню о необходимости «прощения заблудшего».
«Вернись к нам, брат!» торжественно провозгласил хор.
«Вернись!» возопил выскочивший на сцену воскресший карлик.
Уже не плеск, а грохот оваций оглушил Лео.
- Любовь и прощение! – скандировал зал. – Любовь и прощение!
Карлик пронзительно завизжал и хор, торжественно сойдя со ступенек помоста, слился в единую пульсирующую и вибрирующую под пронзительно-алым светом прожекторов биомассу.
Животный, неодолимый страх охватил Лео.
Его вырвало, тягучая зелёная струя полилась на пол.
Он заткнул уши и закрыл глаза.
С минуту сидел в наступившей темноте.
А потом открыл глаза и освободил от ладоней уши.
И понял, что темнота и тишина – вовсе не плод его усилий.
Свет в зале был выключен.
И сидел он один.
ВОСКРЕСЕНЬЕ.
- Что-нибудь выпьешь?
Мягкие кресла с круглыми ножками. Стены кабинета обшиты полированными панелями светлого дерева. Бра на тонких ножках с зелёными юбочками-плафонами.
Сонно крутятся лопасти вентилятора.
Окна наглухо закрыты шторами, но ночная тьма просачивается тонкими струйками сквозь белые створки, наполняя комнату сонной одурью.
Лео покачнулся в кресле.
- Ты и впрямь не в себе, - заметил Себастиан, открывая дверцы встроенного в стену бара.
В заискрившихся по светом ламп зеркальных поверхностях отразились десятки разнокалиберных и разномастных бутылок и бутылочек, и, кажется, одна увесистая толстобокая фляга с этикеткой цвета электрик.
- Это спектакль на тебя так подействовал?
Лео кивнул в ответ.
- Должно быть, он. Громкая музыка, местами заунывная, а местами – чрезмерно бравурная. Фальшивые голоса, срывающиеся на визг. И этот странный финал, с погибающим карликом. Между прочим, этот солист с крылышками приходил ко мне в номер...
- Вот как? – удивлённо переспросил Себастиан. – Приходил к тебе? И чём он с тобой говорил?
Лео пожал плечами.
- Знаешь, ни о чём. Просто прокричал что-то... какую-то нелепость... Я не запомнил. А потом выпрыгнул с балкона – и исчез. Я посмотрел вниз – никаких следов. Ни тела, ни крови... Как будто этот скандалист и впрямь улетел в небо! Наверное, надо было бы сообщить дирекции отеля или в полицию. Но ведь тела нет, да и...
- И наш маленький артист жив и здоров, - бодрым голосом завершил за него фразу Себастиан и показал гостю выбранную им непочатую бутылку с «Мартини Бьянко».
- Давай что-нибудь лёгкое пропустим. Я ведь эту бутылочку специально для такого торжественного случая хранил. Думал, вот вернётся мой старый приятель, посидим вот так за полночной трапезой, вспомним былые дни. Выпьем в ожидании ужина, закусим местными маслинками, а они – чудо как хороши. Крупные, отборные, пропитаны жаром здешних мест... Тебе грейпфрутовый сок или апельсиновый?
И Себастиан посмотрел на гостя, как показалось тому, испытующе.
- Грейпфрутовый, - уверенно ответил Лео.
Себастиан радостно всплеснул руками и проворно достал из спрятанного в тумбочке мини-холодильника пакет с изображением разрезанного и лихо брызжущего соком грейпфрута.
- Вот, дружище Лео! – торжественно провозгласил партнёр, выставляя на стол конусовидные бокалы на тонких ножках и звонкие ажурные стаканчики под сок.
- Ты можешь что угодно мне рассказывать, какие угодно истории про амнезию, но привычки, приятель, тебя выдают. Мой друг Лео Кроссенбах всегда выбирал грейпфрутовый сок для употребления с мартини. И всегда предпочитал бьянко, а не россо.
- Ну, мартини ты мне предложил, - резонно заметил Лео. – А сок... Может быть, и совпадение... Кстати, почему три бокала?
Себастиан подмигнул с видом матёрого заговорщика.
- Сюрприз, приятель. Так что, начнём ночное пиршество?
- Пожалуй, - согласился Лео.
Вино взбодрило его, сердце застучало чаще и радостней.
- Ну как, память возвращается? – спросил Себастиан, разливая новую порцию бодрящей жидкости.
- Она не уходила, - с обретённой уверенностью в голосе ответил Лео.
- Знаешь что, Себастиан, позволь мне в последний раз мою версию моей биографии. Не волнуйся, это будет короткий рассказ. В этот ваш...
- Когда-то наш, - вставил реплику приятель и тут же с виноватой улыбкой приложил палец к губам.
- ...в этот ваш странный отель, - продолжил Лео, - я прибыл летом две тысячи четырнадцатого года. Я точно помню, что в день моего прибытия было жарко и воздух был наполнен запахом сосновой смолы и цветов. И помню, что незадолго до этого сжёг заживо собственную матушку, попутно спалив и собственный дом, и в полубезумном состоянии провёл три недели под мостом, откуда и был извлечён людьми некоего Хозяина, личность которого, вполне возможно, тебе известна гораздо лучше, чем мне. Это самый Хозяин направил меня в отель для участия в представлении, в котором. По всей видимости, я сейчас и участвую. Разумеется, я не наивный остолоп и в свете последних событий и после тех необычайных приключений, которые мне пришлось пережить, мне удалось осмыслить и понять тот факт, что это – не постановка с использованием скрытых камер, не реалити-шоу и даже не экспериментальный видеострим. Это... что-то необычное, безумное, внеземное!
- Мистификации такого рода были бы не под силу никаким киношникам и телевизионщикам, никакие студии и медиакорпорации не смогли бы создать целый мир где-то за пределами отеля... Если только, конечно, вы на время пребывания в райских землях не накачали меня какой-нибудь дурью!
- В раю – нет, - успокоил его Себастиан. – Там это ни к чему.
- В общем, не знаю, что здесь творится, - резюмировал Лео, - и подозреваю, что наши зрители – не совсем люди...
- Совсем не люди, - подтвердил Себастиан.
- Но знаю одно, - завершил свой короткий рассказ Лео. – Для меня сейчас две тысячи четырнадцатый год, родился я в том самом семьдесят втором году, куда вы так упорно пытаетесь меня поместить, и мне, стало быть, сорок два года. Как видишь, мой рассказ совпадает в тем, что я говорил тебе ранее, и я могу повторить его ещё раз, чтобы ты убедился в здравости моего рассудка. Хотя кому это здесь интересно!
- В семьдесят втором? – задумчиво переспросил Себастиан. – А какого числа?
- Да какое это имеет значение? – и гость раздражённо взмахнул рукой.
- И всё же,.. – продолжал настаивать Себастиан.
- И всё же – второго апреля, - с явным неудовольствие признался гость.
И некоторым сарказмом в голосе добавил:
- Кажется, очень ранним утром. Извини, не запомнил подробности своего рождения, но ныне покойная с моей помощью матушка утверждала, что было это на рассвете.
- Вот оно что, - в задумчивости произнёс Себастиан. – А тот Лео, которого я знал, родился поздно вечером, первого апреля одна тысяча девятьсот тридцатого года. В ту памятную полночь, в этом самом кабинете мы отвечали день его рождения. На момент гибели ему исполнилось сорок два. Как и тебе сейчас...
- Мне ещё не исполнилось, - заметил Лео. – Я ещё не родился.
- Точно, - согласился Себастиан, посмотрев на стенные часы. – Немного за полночь. Полагаю, ещё немного посидим, а там тебе придётся на роды собираться...
- В воскресенье у меня – финальное представление, - напомнил Лео.
- Так уже воскресенье, второе апреля, - ответил партнёр и поднял бокал. – За лёгкие роды, Лео!
Едва они выпили, как в дверь постучали.
- Ну, хвала Создателю, и ужин прибыл, - оживился Себастиан.
Дверь открылась и, толкая перед собой заставленный тарелками, бутылками и дымящимися судками столик, в кабинет вошла одетая на манер полуголой горничной Леонора.
Лео заметил, что фартук на ней – синий.
«Вот так» как бы невзначай заметил внутренний голос, не уточняя при этом, что именно «вот», и что именно – «так».
- А вот и сюрприз! – провозгласил Себастиан, торжественно наполняя третий бокал.
- Здравствуй. Леонора, - смущённо пробормотал гость.
Эту псевдо-подругу он явно не ожидал увидеть.
- Здравствуй, мой беспамятный малыш, - с улыбкой ответила Леонора. – Вот, решила немного поработать в отельной обслуге. Говорят, тебе нравятся горничные...
В этом наряде она действительно была куда привлекательней, чем в образе фарфоровой куклы.
Только теперь Лео разглядел, что у неё – светлые волосы, приятное, свежее лицо и она... чем-то похожа на Эмму.
Отдалённое, неуловимо, но – похожа.
«Нет, не может быть...»
- Нравятся, - подтвердил Лео.
- Тогда ты не будешь возражать, если я сяду тебе на колени? – спросила горничная.
- Сядь обязательно, - посоветовал ей Себастиан. – У парня совсем плохо с головой стало после этого спектакля. Представляешь, я минут пятнадцать ждал его у выхода из зала. Все гости давно разошлись, а его нет. Уже и занавес опустили, капельдинеры разошлись, и свет в зале выключили, а его всё нет и нет! Пришлось буквально на ощупь пробираться в зал, благо, что я запомнил, где сидит этот сентиментальный лунатик. У него глаза были мокры от слёз, и пиджак вымазан какой-то дрянью, так что пришлось по дороге завести его в туалет и слегка привести в чувство. Оживи его, милая!
- Непременно, - заявила Леонора, устраиваясь у беспамятного друга на коленях.
Лео со странным чувством удивления, удовлетворения и некоторой опаски заметил, что это женское тело ощущается им как вполне тёплое, подвижное и живое.
Он и впрямь перенёсся в семьдесят второй?
И живёт в одной реальности с давно почившими?
- Кстати, - продолжал неугомонный Себастиан, на которого напиток, казалось, производил тонизирующее действие, - он продолжает утверждать, что прибыл из две тысячи четырнадцатого года.
- Супер! – восхитилась Леонора, поглаживая Лео по волосам. – И как там, в две тысячи четырнадцатом? Землю захватили инопланетяне? Или обладающие сверхразумом роботы?
- Землю захватили идиоты, - ответил Лео. – Сплошная тоска и застой...
- Точно, у нас веселее, - согласилась подруга.
И, повернувшись к Келлеру, попросила:
- Дружочек, передай тарелочку с жаркое. Я покормлю нашего беглеца из двадцать первого века.
Лео механически захватывал и пережёвывал поджаренные до лёгкой корочки кусочки мяса, принимал поцелуи от новообретённой подруги, и слушал её долгий рассказ о том, как поменяла она своё имя с Матильды на Леонору, потому что Лео и Леонора – это так гармонично и красиво, и какой же замечательной парой они были, хотя иногда и не парой, а троицей, даже чаще троицей, чем парой...
В этом месте её рассказа Себастиан многозначительно подмигнул.
...и как жаль, что всё так внезапно оборвалось, так внезапно и так нелепо.
Леонора проводила в рот любовнику прежних дней последний кусочек мяса и тщательно облизала ему губы.
- Помнишь? – спросила она.
Лео улыбнулся виновато.
И бросил неожиданно:
- Я сегодня утром... то есть, уже можно сказать, вчера утром в «Танжере» встретил Модильяни. Того самого, Амедео. Кажется, мастер собирался позавтракать...
- Кого? – спросила Леонора.
- Ну и что? – спросил Келлер.
- Просто не понимаю, - пояснил Лео, - что в вашем семьдесят втором году делает человек, умерший в январе двадцатого. Просто не понимаю...
- И понимать нечего, - ответил Себастиан, отпивая мартини уже безо всяких тостов.
– Отель был основан ещё во второй половине девятнадцатого столетия. Так что каждый именитый гость имеет право на бронирование номера, в любое время. А именитых гостей новая
