Вера в бога, свойственная религиозно верующим, имеет своим корнем страх, вызванный своим жалким положением животного, которое хочет больше того, что имеет от природы. В этом смысле вера людей в бога есть обратная жалость через возвышенную инстанцию к самим себе.
Но чего же хочет женщина? На удивление, она не хочет мужчину. Она хочет того, чтобы ее хотел мужчина. Так легче будет ей справиться с ним. Владея желанием мужчины можно овладеть им самим, мужчиной. Вот в чем заключается тайна желания и хитрость женщины. Она хитра желанием мужчины владеть, обладать ей. Мужчина видит в женщине не душу, а вещь, которую следует иметь. Женщина же видит в мужчине собственника. Заражаясь от мужчины желанием, она сама становится ревнивой собственницей. Она понимает, что только так, через желание другого, не животной силой, но и не животной хитростью, а хитростью как свойственным только ей культурным умением в уме, а потом и навыком культуры уже в подсознании, она способна быть человеком.
Если мужчина по своему желанию творить становится умнее самого себя, то есть, является человеком (правда, не любой мужчина желает этого, - поэтому не любой является человеком), то женщина становится человеком не благодаря своей естественной производительности, но культурной приобретенности, культурной вторичности. Она обнаруживает в себе желание другого как желание себя другим. Это развивает ее сознание. Чем же является «это»? Это соблазн. Женщина соблазняет мужчину тем, что возвращает ему его желание в своем лице.
Тем самым, она обманывает его. Женщина-обманщица любит уже конкретного мужчину только потому, что его желание фиксируется именно на ней, а не на другой женщине. В этот момент, если она это замечает и тут же отождествляет себя с этим замечанием, у нее пробуждается не только любовь именно к этому мужчине, но и к самой себя как Я, как к личности. Так через конкретную любовь к избраннику, который выбрал именно ее в качестве объекта, вещи влечения, женщина становится одушевленным лицом, человеком, человеческой личностью.
Женщина становится человеком не благодаря своему материнскому инстинкту, который только есть условие возможности быть человеком, а не сама эта возможность, но благодаря личной любви к этому мужчине. Женщину делает человеком не ум, как мужчину, а ее душа в качестве инстанции любви. В любви женщина становится человеком. Женская любовь основана на обмане желания мужчины; она замешана на соблазне.
Только теперь мне стало понятно, - понятно через сравнение с человеком, - то, что такое любовь в мире воображения. Наша, «героическая», персонажная любовь ограничена миром воображения. Тогда как ваша любовь, многоуважаемые читатели, имеет еще реальное измерение. И наша любовь заземляется, некоторым образом материализуется, но не плотью, как у вас, а только буквой, символом. Она имеет символический характер. Воображение делает ее более возвышенной и менее плотской. Разница между любовью персонажа и автора мне стала понятна, как только я разобрался в себе как в авторе.
Поймете ли вы меня, как мне одиноко среди героев произведений моего автора. Может быть разгадка того таинственного положения, в котором я оказался по воле автора, заключается в том, чтобы найти среди них ту, которая тоже сподобится стать реальной – настоящей, а не придуманной женщиной. Она меня поймет, и я не буду так одинок, как сейчас.
Но как мне открыть им глаза? Разве Вера или Натали поймут меня? С другой стороны имею ли я на это право - право на то, чтобы лишить любимых иллюзии, видимости реальности их придуманной автором жизни? Как тут не вспомнить народную поговорку: «нет худа без добра». От одного я их вылечу – вылечу от заблуждения, но покалечу их душу осознанием того, что они все равно не станут полноценными людьми, впрочем, как и я.
Что же будет дальше? Имеет ли моя связь с княжной Куракиной продолжение? Иметь то имеет, но она не может разрешить проблемы моего присутствия в данном повествовании, не может помочь мне понять, для чего я оказался в нем. Разгадка скрывается в моем отношении к другой княжне – княжне Веры. Она и только она способна дать мне ответ на один единственный вопрос: Что я здесь делаю? Мне позарез необходимо встретиться с ней. Но как это сделать? Ждать появления Натальи на заимке? Но захочет ли она помочь мне встретиться с Верой? Вряд ли. И это понятно, как божий день: она видит в ней лишь соперницу. Поэтому княжна будет всячески препятствовать такой встрече. Но что мне остается делать? Так и не дождавшись княжны, покинуть заимку и, наплевав на опасность быть пойманным в качестве государственного преступника, вернуться обратно в Москву? Но где там я могу укрыться? Не в часовне ли возле дома княжны Веры? Таков был план моих действий. Но ему не удалось сбыться ввиду того, что в мое прибежище, наконец-то, заявилась княжна Куракина.
Глава двенадцатая. Долгожданная встреча
Не буду подробно, в деталях, описывать нашу встречу, - она не имела решающего значения для моего местопребывания в Московии. Мы, конечно, любили друг друга и мне было очень хорошо, как бывает всегда хорошо в такого рода заключительных встречах после счастливого избавления от смертельной опасности. Однако я не для этого появился на страницах исторического романа. Мне необходимо было встретится с княжной Верой. Но я не торопил события и, проявив изрядное терпение, ожидал, когда Наталья сама заведет речь про свою соперницу. Она стала уговаривать меня немного подождать, пока все уляжется. Но сама она не будет ждать, сложив в бессилии свои, прелесть как, ласковые и нежные руки. Она подключит все свои связи и примет любую помощь, даже от княжны Оболенской, чтобы спасти меня от царской немилости.
- Хотя ты, знаешь, как плохо я отношусь к княжне, - добавила она, с подозрением взглянув на меня.
- Это почему? – невинно ответил я.
- Не прикидывайся, что не понимаешь меня. Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю?
- Что означает это «ничего»?
- То и означает, что ты влюблен в эту противную Оболенскую, - отрезала княжна Наталья.
- И все? Спешу уверить тебя, что я люблю тебя, - стал заверять я княжну в том, что было правдой.
- Но это не мешает тебе искать с ней встречу, - убежденно заявила Натали.
- Да, мне нужно встретиться с ней, - я не мог лгать своей любимой, - но для другого дела.
- Какого еще дела такого? – спросила меня княжна и посмотрела прямо мне в глаза своим завораживающим долгим взглядом, потом отвела его и отвернулась.
Так молча мы простояли некоторое время, пока она вновь не обратилась ко мне с надеждой в глазах, в которых стояли слезы, и просто не сказала: «Неужели я не могу помочь тебе»?
- Ты уже помогла мне, - стал успокаивать ее я и добавил, - я говорю о другом деле.
- Что это за дело? Или ты от меня что-то скрываешь?
- Это долгий разговор, - стал я отговаривать ее, но она была непреклонна.
- Ничего, у нас много времени. Рассказывай.
И мне пришлось все, точнее, почти все, опустив подробности, ей вкратце рассказать. Не буду повторять того, что вы, любезные читатели, уже знаете. Замечу только то, что княжна внимательно меня выслушала и потом надолго призадумалась, не проронив ни слова.
- Значит, - наконец, сказала она, прервав свое молчание, - по-твоему, мы живем в книге вроде героев сказки?
- Вроде так, - согласился я.
- Но ты еще, к тому же, уже не как заморский гость, жил прежде в другой сказке. Потом чудом превратился в того, кто нас выдумал. Я слушала тебя и думала: ты в своем уме?
- Да, я понимаю тебя. От моего небывалого рассказа, действительно, голова может пойти кругом. Но это правда и ничего, кроме правды. Как правда и то, что с тобой я чувствую себя в своей тарелке. Удивительно то, что ты понимаешь меня с полуслова. Между тем ни один персонаж книжного времени, в котором мы теперь находимся, не способен на это. Я не могу отделаться от стойкого впечатления, что ты моя современница. Поэтому у меня и появилась такая мысль, что ты, как и я, пришелица, существо не от мира сего. Ты понимаешь меня?
После минутного молчания она, в конце концов, призналась: «Да, понимаю. Ты полагаешь, что мы, ты и я, есть своего рода видимости Я Господа. И тут же ты это Я Творца мнишь Я автора книги, на страницах которой впервые появляешься на свет, не вне ума, а у себя на уме. Так?».
- Да-да, ты полностью права. Большое спасибо, Натали, за то, что ты навела меня на мысль, что если мы создания света? Да, света из ума. Ты - мой свет сознания! Только теперь я понимаю, как ты мне нужна. Так же мы нужны нашему автору, чтобы ему быть самим собой. Ты другая и в то же время и место можешь быть вместо меня. Ты такая же, как я, - молвил я и крепко обнял свою любимую, слившись с ней в одно целое.
Обыкновенно, на этом месте в тексте авторы ставят большую точку или, обнадеживая своих читателей на продолжение истории, ограничиваются фразой: «Но это другая история», намекая, что после счастливого конца удовлетворения любовного желания начинается новая жизнь переживания и осознания этого самого удовольствия как уже законного брака. Некоторые же авторы, привыкшие к своим героям, никак не могут их оставить в покое и забавляются героями с читателями, пока они не наскучат им. Не знаю, что мне, как персонажу, делать с вами, дорогие читатели повести моего автора. Может быть, пора поставить точку в рассказе и признаться вам в том, что искомым манускриптом, за которым я охотился, была, оказывается, дорогая моему сердцу княжна Натали Куракина, а не та княжна, в которую я метил поначалу. Не знаю, как это случилось у Франсуа Ларошфуко, но у меня полное взаимопонимание установилось именно с ней, а не с ее соперницей, которой я не был также дорог.
Значит, быть с другим, - выходит, быть с самим собой. Таково обращение как превращение, преображение не столько в другое Я, сколько в то же самое, узнавание себя другим у себя и собой как особой у другого. Вот и весь сказ о дюймовочнике… А, там, в жизни, как получится. Всего хорошего.
