Тень

своих предков во втором поколении: бабушку и дедушку. Это кладбище старое, почти заброшенное, на нем уже давно никого не хоронят. Многие могильные холмики уже сравнялись с землей, кресты покосились или, вообще, лежат рядом с огороженными памятниками. Дело было накануне лета. Солнце стояло высоко. Время было около полудня. Кое-где у изголовья памятников лежали свежие цветы. Было тихо: на кладбище не было ни одной живой души, естественно, кроме меня. Лишь одни птички скрашивали мое одиночество своим щебетанием и певучими трелями.
        И тут внезапно я услышал скрип песка под чьим-то башмаком у меня за спиной. От неожиданности у меня похолодело в груди и тут же оцепенели ноги. Кто бы это мог быть, - пронеслось у меня в голове. Место было пустынное. Всякое могло случиться. Возможность этого я почувствовал затылком своей головы, по которому вполне могли хрястнуть, например, лопатой и рядом в яме закопать мой бездыханный труп, предварительно обыскав мои карманы в поисках денежной наличности. А что, неужели такое не могло случиться в нашей полной на всякие подлости жизни? Конечно, могло, но, к счастью, не случилось.
        - Не извольте беспокоиться, милостивый сударь! Мое вам почтение. Зовите меня просто графом или Львом Толстым, - представился скрипучий как несмазанное колесо голос за спиной.
        - Как вас зовут по батюшке? – спросил я с заметным облегченьем в голосе и обернулся.
        Передо мной стояло странное исхудавшее существо, можно сказать, древнего, архаического возраста, относительно опрятно одетое. Оно уставилось на меня, проницая и как бы сканируя всего меня целиком стального цвета глазами, под которыми располагались желтоватые круги с набрякшими мешками. Серое лицо незнакомца было испещрено мелкой сеткой морщин и покрыто синюшными пятнами. Но, на удивление, от него ничем не пахло. Тем не менее было видно, что он с трудом стоит на ногах и его бьет мелкая дрожь то ли с перепоя, то ли от сильного озноба, то ли потому, что он паркинсоник.
        - Зовите меня Львом Николаевичем, - коротко ответило существо и в подтверждение своих слов протяжно крякнуло.
        -  Как вы хорошо сохранились, Лев Николаевич, - заметил я, невольно усмехнувшись.
        - Что остается делать, молодой человек. Знаете, могильный холод надолго сохраняет былую свежесть, - ответил он, нимало не смутившись от своей очевидной лжи. Может быть, у него было такое кладбищенское чувство юмора. – Позвольте узнать ваше имя, сударь.
        - Меня зовут Иваном Петровичем.
        - Странное дело, вас зовут, как моего слугу, о котором я только сегодня видел сон на рассвете.
        - Извините граф, но у нас нет слуг.
        - Оно и видно. Я знаю: теперь все господа. И правильно. Я давно говорил о необходимости равенства господ и слуг.
        - Как же быть с диалектикой господина и раба?
        - Вы до сих пор не забыли Гегеля? Похвально, - отметил странный незнакомец и после минутного молчания прибавил, -  Да, вы правы. Где я не был бы, везде встречал господ, бывших рабами, и рабов, ставших господами. Такова природа людей, противная природе вещей.
        - Лев Николаевич, неужели и там, где вы были, тоже есть господа и слуги?
        - Шутить изволите, милостивый государь?! Вы вот так просто думаете, что я заявился к вам прямо с того света? – обиженно спросил меня мнимый граф Толстой.     
        - Что вы, Лев Николаевич. Как можно. С того света не возвращаются. Вы просто где-то потерялись во времени. Но о вас не забыли.
        - Не говорите со мной так, Иван Петрович, как будто я сбежал из дурдома. Я сам не знаю, как так получилось, что я ожил. И напрасно вы сомневаетесь в том, что на том свете ничего нет и оттуда не возвращаются.
        - Хорошо, Лев Николаевич, давайте присядем на лавочку. Вот здесь. И успокоимся, - предложил я самозванцу, сбрендившему от старости.
        - Пожалуйста, - поблагодарил меня старец и шумно присел на лавку. – Не говорите мне о том, что вы не признали во мне графа Льва Николаевича Толстого. Признайтесь, второго дня вы читали мой роман.
        - Да, действительно я читал роман «Война и мир», - признался я, уставившись в одну точку, элементарно онемев от неожиданного для меня прозрения старца.
        - Вот видите, - убежденно проговорил Лев Николаевич.
        - Вы, может быть, и Лев Николаевич, но не тот Лев Николаевич, роман которого я читал. При этом вы могли написать тоже роман под таким же заглавием. То, что вы случайно или еще каким-либо другим способом угадали еще никак не связано с тем, что ваш роман есть роман того Льва Николаевича, который жил в XIX веке.
        - Иван Петрович, вы сами поняли, что сказали? Очевидным образом вы запутали себя. Не проще ли вам признать, что я тот же самый Лев Николаевич, который написал всемирно известный роман «Война и мир». Недавно я воскрес из мертвых и явился вам воочию.
        - Даже если существует возможность для возвращения мертвецов с того света, то вы – это вы, а не Лев Николаевич Толстой. Вы совсем не походи на графа Толстого.
        - На какого из графов Толстых? 
        - На того самого. Впрочем, вы вполне можете быть его родственником, потомком, возомнившим себя своим предком. Это ведь логично?
        - Я понимаю ваше сомнение в моих словах. Но что сделаешь: пребывание на том свете непоправимо изменяет внешность.
        - Да, вы что говорите? Неужели…
        - Вы, Иван Петрович, все еще мне не верите. Не верите тому, кого вы в свой черед сделали одним из героев уже вашего романа.
        - Так вы решили меня удивить своим всезнанием? Хорошо… Значит, по вашему мнению, воскресшие обладают знанием не только прошлого, но и будущего?
        - Конечно. Ведь мы, жители иного мира, который вы зовете миром мертвых по своему недомыслию или, не буду столь категоричен, точнее, незнанию, не имеем прошлого, как и будущего, раз живем в вечности.
        - Но поэтому, очутившись обратно в нашем мире, вы уже находитесь в настоящем, в котором у вас появляется и прошлое, и будущее. Так?
        - Так. Видите, вы способны здраво рассуждать, когда не находитесь в предубежденном состоянии сознания.
        - Неужели в ваше время так изъяснялись?
        - Естественно, и так тоже.
        - Хорошо, отложим на время проверку. Что вы скажите на то, что есть только этот мир, в котором мы находимся. Даже если мы находимся в сознании, то сознание находится в мире. Значит, в сознании мы находимся в нем.
        - В мире или в сознании?
        - Я слышу, вы понимаете меня. Я говорю о бытии в мире. Как можно быть в том, в чем ничего нет, и, следовательно, нет и его самого.
        - Да, вы что? Нет того, в чем ничего нет? Может быть, то, в чем ничего нет, есть в том, в чем есть все, в том числе и ничто?
        - Это схоластический спор, умножающий сущности без натуральной необходимости.
        - …
        - В ничто оно тоже есть?
        - Ну, да, в что есть ничто и в ничто есть что. Что есть? Что, что ничто, бытие не-бытия. Конечно, в самом бытии есть помимо не-бытия само бытие как основа его самого. Что есть сущность. Да, сущность есть, есть есть, есть бытие. Это бытие сущности. Есть сущность бытия (сущность есть) и бытие сущности (есть сущность). Не-сущность – это ничто. Смерть есть ничто как результат уничтожения (умирания). Жизнь в вашем мире, в этом мире есть задержка уничтожения, уничтожения уничтожения. Это становится очевидным для каждого, кто становится старым. Как остановить старение? Нужно умереть вовремя, до срока смерти. Вот, например, я. Я умер не вовремя, прежде срока. И поэтому вновь вернулся в этот мир.
        - Но я не видел никого, кто вернулся бы с того света, уйдя не вовремя туда, -возразил, поколебавшись, я.
        - Это говорит только о том, что вы не дождались их возвращения.
        - Интересно получается. Но если вы правы и ваши слова справедливы, то под какими именами они появляются?
        - Естественно, под чужими. Видите ли, Иван Петрович, не все покойники таким образом возвращаются, но только те, кто не потерялся на том свете.
        - Так значит, мертвые теряются в царстве мертвых. Что за глупость!
        - Никакая это не глупость, если считать жизнь на том свете не за царство мертвых, а за царство живых. Мертвые – это те, кто потерялся в этой жизни. Но если здесь люди теряются, то они теряются и в мире ином тоже.
        - Странная у вас логика. Если мертвые – это люди, потерянные здесь, то соответственно в силу противности указанных миров потерянные люди в царстве мертвых оживают в царстве живых. Но у вас не так выходит на словах. Вы говорите другое. Как могут пропасть еще раз те, кто уже пропал?
        - Вы не правильно понимаете мои слова. Есть такие смертные, которые не смогли совершить полный переход из одного мира в другой. И они, застряли, потерялись между мирами. Теперь понятно?
        - Теперь понятно, что ничего не понятно. Оказывается, есть не только живые и мертвые, но и те, кто не является ни живым, ни мертвым. Какие же они?
        - Неопределенно какие. С ними трудно определиться. Таких большинство из смертных. Кто определенно умирает, тот возвращается в этот мир, но в другое место и время. Ясно?
        - Ладно, уговорили. Но что же происходит с теми, кто умирает в свой срок и час?
        - То и происходит, что они исчезают навсегда. Их нет ни здесь, ни между мирами.
        - Значит, они находятся в мире мертвых?
        - Да, при всей условности смысла «находиться» применительно к миру мертвых.
        - Выходит, мертвые мертвы на самом деле?
        - Вы откуда это знаете, если умерли прежде своего срока и вернулись обратно в наш мир?
        - Там, на месте мертвых сразу приходит знание о том мире и о мире в промежуточном состоянии.
        - Кажется, у буддистов он называется «бардо», - вспомнил я, покопавшись в своей дырявой памяти.
        - Правильно кажется.
        - Но тогда вы не сразу покинули царство мертвых. Так ведь?
        - Так и не так. Как только я почувствовал себя мертвым, так сразу переместился из иного мира в наш мир. В нашем мире, независимо от мест и времени, все наше и свое. В ином же мире все чужое, в том числе и я сам. Вот именно это я и почувствовал в момент смерти – почувствовал отчуждение от самого себя. Но потом сразу же вновь стал самим собой. И это было уже в нашем мире.
        - Да-а?
        - Да-да.
        - Значит, судя по вашему ощущению, свою смерть можно почувствовать. Хорошо. Но что это за мир – царство мертвых. Где он расположен? Вы это почувствовали, поняли? 
        - Как можно понять то, что является потусторонним для нас? Вы лучше спросите у тех, кто умер полностью и навсегда.
        - Как у них спросишь? Из царства мертвых никто не возвратился.
        - Как же я?
        - Вы – другое дело. Вы живой.
        - Я о том же говорю.
        - Но может быть вам просто привиделось, что вы умерли?
        - Да, нет же. Как можно объяснить то, что я оказался в другом месте и другом времени.
        - Да, вам это приснилось.
        - Щас, приснилось. То же мне сказали. Я что сосунок, сон не отличу от реальности?
        - Вы сказали, что почувствовали себя чужим себе в момент смерти. Вы смерть тоже почувствовали или определились в ней уже после, вернувшись снова в наш мир, правда, в другое время и в другом месте. Эти время и место стали косвенным подтверждением того, что вы были, пусть