огляделся, стараясь запомнить всё, что пережил здесь. Воображение рисовало улыбающуюся златоглазку. Увы, разбито сердце. Пуста душа. Вздохнул. Тряхнул головой, чтобы избавиться от лишних воспоминаний. Повернулся и решительно шагнул к реке, держась южного направления. Его оглушил и заставал вздрогнуть внезапный удар молнии сзади. Он быстро обернулся. Чум, тотемные столбы и захоронения были охвачены огнём.
– Значит, все это было правдой! И теперь конец. Всё сгорит дотла. Пусть и вся моя старая жизнь сгорит. Здравствуй, новая!
***
Задачей беглеца была выйти к Транссибирской железной дороге. Михаил предполагал, что до нее порядка 400 км. Если идти «солдатским шагом» - 5 км в час и по 10 часов в день, за пару недель Михаил выходил к «железке», где-нибудь между станцией Зима и Иркутском. Но это по проторенной дороге и с полевой кухней. По тайге, не зная дороги, с непредвиденными остановками, добычей еды, скорость снижалась до 5 км в день. За лето, если не плутать – дойти реально. Однако, Михаил не настолько хорошо знал тайгу и все трудности с ней связанные, поэтому маршрут был прост – идти на юг, придерживаясь горного хребта, который выводил к Байкалу. А там и идти легче и места людные – должны повстречаться охотники или рыбаки. Михаил планировал завершить этот этап за месяц. Ориентиром в пути было только солнце.
Начало пути было трудным – пойма реки изобиловала озерцами, старицами, окруженными зарослями кустарника и лесом. Сильно не разгонишься. Район хребта был мало хоженый, с плохой проходимостью и обилием различных форм рельефа. Долины рек, с резко возвышающимися боковыми хребтами, с крутыми, местами обрывистыми склонами, перевалы, каньоны, озёра, лиственничные леса на склонах, были трудны для прохода, да и таили в себе много опасностей. Такой маршрут даже для опытного охотника мог стать смертельным, что говорить о неподготовленном человеке?
Первый день Михаил шёл, практически не останавливаясь, и вообще торопился быстрее выйти на хребет, пока не началось пора гнуса – мелкой кровожадной мошки, которая проникала повсюду. От нее страдали все звери, особенно олени - гнус забивал им дыхательные пути. Лагерные охранники за провинность могли раздеть заключенного и бросить связанного у болота. Мучительная смерть от укусов кровососущих паразитов наступала в течение суток. Это было даже страшнее, чем замерзнуть зимой. Дальше от болот мошки было меньше, а на вершине сопок, продуваемых ветром, вообще могло не быть. Так же, как их было мало на берегу Байкала.
К вечеру, присматривая место для ночлега, Михаил наткнулся на бьющий из земли ключ, над которым стоял слабый пар. Обрадованный путник сунул руку в воду – теплая! Термальный источник с водой около 35 градусов. Вот это удача! Быстро раздевшись, погрузился в теплую воду, благо ручей был широким и позволял лечь, погрузив в него тело. Не хватало только мочала и мыла. Четверть часа блаженства восстановили силы путешественника. Больше залёживаться нельзя – неизвестный минеральный состав мог вызвать непредсказуемую реакцию организма, да и пора заботится об ужине – темнело.
Проснулся рано, от холода. Сразу разделся и погрузился в источник. Туда же поставил согреть чайник и котелок с ужином. Утро стояло ясное, тихое. Солнце появилось из-за гребня гор, и сразу изменилась окраска склонов, засверкали огоньки на кристаллах снега и льда. Михаил, завтракая лежа в источнике, был на верху блаженства, подаренного первозданной красотой. Одно мучило его – он не мог разделить с кем-то свою радость. Даже не с Сарданой, о которой он старался не думать, а со своими товарищами по лагерю. Как они там?
День удлинялся, днём солнце нагревало и вскоре сопки порозовели – расцвел таежный вереск – багульник. Михаил радовался красоте, приноровился к ходьбе, но все больше времени уделял охоте – запасы давно кончились. Приходилось ставить силки, потом проверять их. Птица и зайцы составляли основной рацион. Иногда день голодал. В пищу шло всё. Приноровился ловить местных сусликов-евражек. Мясо мало отличалось от заячьего. Тоже грызун. Но мелковат. Очень быстро раскусил их повадки. Евражка – зверь осторожный – видит далеко и слышит хорошо. Чуть что, сразу в норку. Но любопытен, и евражку можно обмануть – если подкрадываться к ней медленно, она ничего не заподозрит. Поэтому, если Михаил видел стоящего столбиком у своей норы зверька, подкрадывался осторожно, и когда зверёк исчезал в норке, так же осторожно ставил силок. Дальше только оставалось ждать, когда добыча вылезет наружу из этого выхода, а не запасного, который всегда есть в глубокой и длинной норе грызуна. Чаще попадались. Одна беда – отощали за зиму.
Из ружья он стрелял очень редко, по необходимости, когда не было другого способа добыть еду. Патроны охотник берег, да и боялся, что его услышат люди. Потребность в стрельбе была – наловчить руку и глаз, а ещё проверить оружие в действии. Смазанный и почищенный двуствольный бердан отличался хорошими боевыми качествами. В начале похода охотился с луком, но к концу первого месяца, как он не старался сохранять стрелы, все растерял – какие не смог отыскать, а какие унесла с собой раненая дичь. Реки с рыбой попадались редко, в основном мелкие ручьи.
В начале лета, когда альпийские луга стали зеленеть и покрываться скромными, оттого особо приятными глазу цветами, пришлось совсем плохо – три дня не было никакой добычи. Вечером, перебивая аппетит травяным чаем, вспомнил Сардану.
– Какой вкусный чай готовила, желтоглазая! А как шаманила? Где, ты моя радость и печаль? А не пора ли пошаманить и мне? А то ведь с голоду помру!
Михаил достал соль и разбросал щепотки на четыре стороны, поминая Тигрицу, всех духов и даже Сардану.
Ночью приснилась Сардана. Они шли, взвеявшись за руки по альпийскому лугу и она ему говорила: «Ты вверх стреляй. Ты вниз смотришь. Вверх стреляй». Михаил её обнял, стал целовать и проснулся. Солнце уже взошло, и утренняя сопка радовала свежими красками. Михаил закрыл глаза и постарался снова уйти в сон, чтобы ещё побыть с любимой. Увы, сон не вернулся. Огонь разжигать не стал. Попил холодного чаю и пошёл дальше. Едва он отошел от места ночлега и стал обходить возникшую перед ним небольшую гору, как зашуршала, покатилась мимо него россыпь мелких камешков. Михаил поднял голову вверх и остолбенел – наверху прямо над ним стоял архар – горный баран. Зверь спускался с вершины спиной к охотнику, не видя его. Затаив дыхание, охотник снял ружье и с бьющимся сердцем, очень осторожно, чтобы не было щелчка, взвел затвор ствола, в котором был патрон с жеканом – пулей, предназначенной для защиты от медведя. Промазать было нельзя, во втором стволе была дробь, рассчитанная на зайца и птицу.
Выстрел оглушил, Михаил сорвался вперед почти вслед за пулей – добить в случае неудачи раненого зверя. Это было излишне – баран сам упал к ногам стрелка. Михаил поднял голову убитого зверя, посмотрел в его мёртвые глаза. Вспомнив Сардану и глухаря, сказал, подавляя улыбку:
– Это не я. Это тунгусы. Прости брат.
Затем сунул руку в рану, смочил ее кровью и разбросал капли на четыре стороны, благодаря духов. Взвалив добычу на плечи, стал спускаться вниз с сопки. Чтобы разделать её и приготовить, нужна была вода. Поплутав немного, услышал шум горного ручья. Разделка заняла много времени – у него совсем не было опыта. Но жаркое из баранины превзошло все ожидания – такого вкусного мяса, давшего его ещё не до конца окрепшему телу сразу много энергии, он не ел никогда. Михаил задержался на три дня, чтобы часть мяса завялить на ветре и солнце. Погода благоприятствовала и за этих три дня он прекрасно отдохнул, попутно ловля сусликов – много еды в тайге не бывает.
Переходить каменные сопки непросто. Ни буйной растительности, ни дичи, ни воды. Зато сколько удовольствия искупаться в чистейших таёжных озерах, когда спускался вниз! Правда, для этого вначале приходилось разводить огонь и бросать в него сырые ветки, чтобы отпугивать мошкару, способную свести с ума. От неё помогала только быстрая ходьба или открытые, продуваемые ветром пространства.
Спал у костра, который разводил искрой от кремня. Спички берёг. На дереве спать не решался – звери больше боятся дыма, а медведь и рысь лазают по деревьям лучше человека. Спал чутко – правая рука лежала на расстегнутой кобуре, в левой - нож. Недосып компенсировал днём после обеда. Вставал с первыми лучами и уходил по ещё не просохшей росе.
В тайге много опасностей, самая известная – медведь. Пришлось и Михаилу встретится с хозяином тайги. При подъеме на очередной увал вдруг раздался треск веток. Выше по склону примерно в 30 метрах навстречу охотнику, спокойно перебирая лапами, из зарослей стланика вышел медведь. Михаил видел слюну, капающую с больших желтых клыков зверя. Охотник замер, прекрасно понимая, что резких движений делать нельзя. Плавно, как в замедленной сьемке, начал снимать ружьё с плеча. В голове была одна мысль: «Успею?» Не успел. Медведь, также с недоумением смотревший на человека, понюхал воздух, стараясь понять, кто перед ним, резко прыгнул в назад, нырнул в стланик, и, ломая всё на своём пути, исчез.
Михаил всё же снял ружье, взвёл курок и осторожно, почти на цыпочках пошел в другою сторону. Сила и скорость убежавшего зверя поразили охотника. Случись медведю напасть, а не бежать, Михаил вряд бы успел что-то сделать.
Когда прошел страх, пришла досада – столько мяса в тайгу убежало! Дикие звери опасны, но страшнее было встретить двуногого зверя – человека. Звероловы охотились в этих местах зимой, когда у зверя был красивый зимний мех. Ходить летом по тайге могли беглые каторжники и золотоискатели. И те, и другие стреляли без предупреждения. Однажды он слышал выстрелы и осторожно подбирался посмотреть на стрелка, но вылазка закончилась ничем. Стрелявший был далеко и пока Михаил со всеми предосторожностями добирался до предполагаемого места выстрела, он ничего не находил. После случая с медведем ружье из рук уже не выпускал.
Одежда – давно уже носил шаманскую, которую запасливо взял с собой, ещё была крепка. К его счастью сапоги убитого охранника оказались по размеру. В дороге портянки стёрлись и Михаил носил сапоги на босу ногу.
Один из горных переходов был особенно труден. Михаил всегда пользовался звериными тропами, но иногда, если гора казалась не особо крутой, а тропа слишком извилистой – лез вверх в гору, не разбирая дороги. И с вершины уже шёл туда, куда нужно. Дорога выматывала своей неопределённостью. Иногда на него накатывала какая-то по-детски наивная радость при виде распускающихся листьев, зверья, под шум леса. Свобода! Но это была ежедневная борьба за жизнь, а не подготовленная, пусть даже трудная экспедиция.
От долгой дороги – месяц в пути, и общей усталости, то и дело стало овладевать отчаяние – он так и не вышел к Байкалу. Так и не знал, где находится. Вслед за отчаянием всегда приходит беда. Вначале потерялась соль.
Остановившись у реки и решив запечь в углях пару рыбешек, он залез в свой мешок, но соли там не обнаружил. Вытряхнул весь мешок, но безуспешно. Обыскал всё вокруг – нигде нет. Стал вспоминать: не оставил ли на стоянке? Нет, не
