Белая тигрица

бросил взгляд на противоположный край костра. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть и поперхнуться чаем – на пепле был свежий отпечаток большой кошачий лапы, значительно больше, чем отпечаток лапы рыси.
– Тигрица?
***

Тиму лежал, прислонившись головой к стволу кривой березы и смотрел в небо. Его поражала глубина и безбрежная синева. Поражали облака, плывущие по небу. Он старался понять эту глубину. Сориентироваться. Как высоко оно – небо? И что там в самой вышине? И ещё его завораживала жизнь облаков – их непрерывное превращение во что-то новое. Он очень радовался, когда облака становились похожими на зверей или людей. И конечно, был просто счастлив, если облако становилось тигрицей. Ведь она живёт там, она такая же белая, как и они. Вот сейчас он наблюдал за одним облаком, которому очень хотелось стать тигром. Но ему не дождаться конца превращения, к дереву подошел дед.
– Мы сегодня идём к Тигрице, – тихо сказал Ходиуль. И осторожно скосив глаза в сторону, не подслушивает ли кто, добавил  – но для всех мы пошли по рыбу.
Тиму был необычайно горд. Он шёл по одному деду известной тропе и с любовью смотрел на его покачивающуюся при ходьбе впереди идущую фигуру. В руках у него остро оточенная острога. Жаль, что дед не дал ему ружья, которое сейчас висит на его плече. Он не маленький и уже добывал зайцев и уток. У деда еще есть старое ружьё, но они ведь идут на рыбалку. Поэтому Тиму сжимает острогу, как копье, готовый отразить нападение любого зверя и даже духа!  Он полон решимости и гордости. Наконец дед посвятит его в шаманы. Он узнает все тайны и все тунгусские духи будут служить ему. Дед идёт молча и кажется, абсолютно ничем не интересуется, погружённый в свои мысли. За ним так же флегматично сучит своими четырьмя лапами Бургуми. По выбору дороги и снаряжению он знает – добычей будет рыба. У Тиму много вопросов, но он молчит. Это дети лезут с вопросами. А он уже почти взрослый. Терпение. Скоро дед всё, что нужно, расскажет сам. 
Тропа привела к реке. И хотя до места еще один день перехода, настроение Ходиуля переменилось. Походка стала быстрее и сейчас он стал петь. Он пел обо всём, что сейчас происходило. Что они идут вдвоем в дальний путь, что у них важное дело, что они шли по тайге и вышли к реке…
Наконец, день склоняется к закату. Ходиуль, осмотрев речной перекат, ставит мешок на валун и бросает Тиму:
– Здесь ночь переждём. Дай острогу. Разводи огонь.
Едва Тиму управился с очагом, дед уже возвращался с рыбой, висящей на остроге. Ходиуль ел мало, возраст берёт свое, не тот аппетит. И хотя он еще готов бежать на лыжах за оленем, но уже осторожнее, рассчитывая силы. А ведь мог за раз съесть целую оленью ногу! Голову отдадут Бургуми, туловище разделят с Тиму, да еще есть кусок вяленой оленины. Ели молча, и только когда перешли к чаю, после второго глотка Ходиуль наконец заговорил.
– Когда тунгусы пришли в эту землю, то великий шаман повелел сделать алтарь для Тигрицы. Шаман сделал жертву и камлал всю ночь, вызывая её и смотря в тигриный глаз, был такой камень у шамана. Тигрица пришла под утро и указала пещеру в скале над рекой, где сделать алтарь. Забраться в эту пещеру трудно. Залезть на вершину скалы можно, но спустится трудно – она нависает над рекой. Нужно быть сильным и ловким, чтобы подплыть к скале, запрыгнуть на неё и добраться до пещеры по почти отвесной стене. Там уже проще – камни как ступени. Можно забраться. Если упадёшь в воду – гибель, тунгусы не умеют плавать, хотя холодной воды мы не боимся. Ни к чему нам плавать.  Сама пещера видна только утром, когда солнце светит. Можешь пройти мимо и не заметить. Но там никто и не ходит.
Внутри пещеры золотая статуя Тигрицы. Вокруг неё четыре золотых чаши с её изображением. Шаман приходит к алтарю и приносит жертву – золотой самородок или золотой песок. Кладёт их в четыре блюда, стоящие по бокам статуи. Здесь не годится никакая другая жертва: ни порох, ни соль, ни жертвенные животные. Только весь пол покрыт шкурами хищников: медведь, волк, рысь – это тоже жертва. Великий дух не ходит по земле, а появившись, ставит свои лапы в золотые чаши. Для этого они и поставлены.
Каждый год в день летнего солнцестояния я прихожу туда. Делаю жертвоприношение. Благодарю и прошу охранять наш народ. Завтра всё увидишь.
Утром, когда свет победил мрак, о чем возвещало всё птичье царство, Ходиуль, как всегда встававший сразу после того, как развеется сон, сидел рядом со спящим внуком, будто впервые разглядывая его лицо. Как его примет Тигрица, как сложится его жизнь, когда он передаст ему свой шаманский бубен?
– Вставай, Тиму, надо поспешать.
Мальчик открыл глаза и сразу вскочил, будто ждал этого приказа.
– Поспешать надо, пока солнце не ушло.
За пару часов быстрой ходьбы вдоль речной поймы они достигли излучины, упиравшейся в высокий, белого камня, берег. Он взмывал круто вверх и переходил в сопку. Еще две высокие сопки окружали излучину, что предавало этой маленькой долине необычайно живописный вид. Они пришли вовремя. Солнце вышло в промежуток между сопками и берег, состоявший из мраморных пород, был освещен солнцем под почти прямым углом, сияя и слепя путников, стоявших на противоположном песчаном берегу.
– Смотри, как красиво, Тимуджин! Три сопки, словно три брата. А видишь вон там дыру, похожую на беличье дупло? Это и есть пещера Тигрицы. Сейчас она хорошо освещена солнцем. Но позже в ней будет не так светло.
– А как мы попадем туда? Я даже брода не вижу.
– Сейчас мы поищем старую лодку.
Вскоре Ходиуль вытащил из потайного места берестяную лодку, больше похожую на половину скорлупы грецкого ореха. С виду такую же неуклюжую и неустойчивую.
– Пещера видна только отсюда и только солнечным утром. Если не знаешь – пройдёшь мимо. И только утром можно увидеть красоту Тигрицы.
Через минуту они уже высадились на торчащий из воды большой валун, расположили на нём перевернутую лодку и поднялись как по вертикальной лестнице в каменной стене. Вход в пещеру был небольшим, даже Тиму пришлось немного нагнутся. Однако, далее пещера расширялась и была просторна.
То, что увидел Тиму, поразило его. Даже в мечтах он не мог представить такого величия. У противоположной стены, освещённая утренним солнцем, сидела Золотая Тигрица. Солнце отражалось в золоте, освещало всю пещеру и слепило глаза. Тиму никогда не видел такого зверя. Тигрица сидела на задних лапах. Большая голова с завитками золотой шерсти. На груди ремень с колокольчиками. Оскаленная пасть с острыми клыками, суровое выражение глаз и правая лапа, накрывающая сверху золотой шар. Рядом с ней были четыре чаши, до краёв наполненные золотыми самородками.
Тиму в восторге бросился на лежащие шкуры лицом вниз, чтобы не видеть этот грозный взгляд и выразить свое почтение божеству.
***
Хотя подъём на горный хребет, указанный путнику таким оригинальным образом, не был из разряда трудных, и он был воодушевлён подсказкой, всё же сказывалась общая усталость. Михаил погрузился в тревожившие его думы. Жалел, что не остался, не стал разыскивать Сардану. Понимал умом, что поступил правильно, иначе нельзя – она пришла из ниоткуда и так же ушла в небытие. Но любой ум бессилен против чувств, сжигающих сердце. Понимал, что избежав одного страдания, сам того не ожидая, приобрёл другое. Тревожило будущее. Все теперь зависело от тех людей, с которыми он встретится. Если бы он не боялся пропасть в тайге – этот месяц ему просто везло, – Михаил бы вернулся искать Сардану.
Тайга закончилась небольшим зеленым лугом. Впереди были голые горные вершины. К счастью, они были не высокие. Что дальше, неведомо. Подъём на вершину занял не более часа и о! Восторг охватил путника – перед ним раскинулась бескрайняя водная гладь – Байкал! Михаил взбежал на самое высокое место горы и просто упивался лазурью – жемчужиной, окружённой зеленью тайги. До противоположного берега было километров сорок, но сейчас, в ясную, солнечную погоду он был виден далекой темно-зеленой чертой.
Осторожно, чтобы, не повредить ногу на каменистом склоне, в то же время почти бегом, Михаил бросился вниз. Камни сменились лугом, луг тайгой. До берега, скрываемого деревьями, осталось чуть-чуть. Внезапно, совсем рядом, в том направлении, куда двигался Михаил, он услышал собачий лай, затем крики, отчаянный собачий визг, два выстрела и ещё непонятные звуки.
Михаил упал на землю – это была первая и правильная реакция. Проверил заряды в стволах ружья, расстегнул кобуру, поднялся, и осторожно всматривалась, стал пробираться туда, откуда раздавались звуки. Прячась за деревьями, подкравшись поближе, он увидел ужасную картину.
На берегу, у вытащенной и перевернутой чёрным килем вверх лодки, у костра, в котором,  судя по запаху из котелка, стоявшего на углях, варилась уха, было пятеро мужчин.  Двое лежали на песке. Один из них стонал, держась за живот. Его руки, ватник и песок под ним были красными от крови. Второй лежал лицом вниз. Сидевший на нём третий связывал его руки ремнём. Рядом, вся в крови, лежала бездыханная собака из породы лаек. Ещё один держал мешок за углы, вытряхивая из него вещи. Пятый сидел у костра, на корточках, спиной к Михаилу и наблюдал за всем происходящим. В его руках была двустволка, из стволов которой он вытаскивал отстреленные патроны.
Теперь Михаилу всё стало ясно. Трое уголовников, уж кого-кого, а блатарей Михаил мог определить даже с закрытыми глазами, напали на двух местных. Одного ранили, собаку, бросившуюся на помощь хозяину, убили. Михаил с ужасом подумал, что могло произойти с ним, приди он сюда раньше и столкнись с урками, которые еще недавно прятались где-то здесь.
Времени обдумывать и готовиться не было. Ружьё ему казалась надежнее револьвера, хотя имело всего два заряда, но револьвер всегда можно было вытащить, стараясь не шуметь. Держа оружие наготове, он вышел из тайги.  Крадучись, с нацеленным ружьём, пошёл к бандитам – занятые своими делами, они его не видели. Подойдя максимально близко – пять метров, негромко, но внятно сказал: «Всем лечь на землю!», дополнив сказанное взведенными курками.
Первым отреагировал уголовник, вязавший руки охотника – он резко вскочил, но тут же упал, получив пулю в спину. Второй, вытряхивавший мешок, резко повернулся и метнул в Михаила нож. Тот под углом распорол куртку Михаила, не хватило немного для нужного поворота, чтобы войти острием в тело. Упал на песок к ногам.
Михаил спустил второй курок. Бандит упал, схватился за лицо и с криком стал кататься по земле. Разряд дроби из второго ствола иссёк лицо и горло.
Третий бандит вскочил и повернулся. В его руках был нож. Он понимал, что стрелявшему надо перезарядить ружье, и сейчас стрелка можно достать ножом, но Михаил, ожидая нападение, и не думал перезаряжать – прикладом ударил в лицо не ожидающего такого выпада нападавшего. Раздался тупой звук, как после удара по древесной колоде и блатарь упал навзничь, закатив глаза. Второй удар Михаил нанес прикладом по стопе сбитого бандита, который только дернул ногой, но в сознание не пришел. Сломать кости стопы прикладом,  чтобы оглушённый, пришедший в чувство, не смог напасть или убежать со сломанной  ногой. Все эти приёмы Михаил прекрасно знал, их