думал о заветном желании. Что загадать? Свободу? Встречу с Сарданой?
– Здравствуй, Шаманка! Здравствуй, дух Ольхон. – Михаил сел на большой камень, глядя на скалу. – Что нужно? Уже не знаю. Столько всего произошло за последнее время. Конечно, нужна свобода. Каждому нужна свобода. Но свою свободу я направлю на поиски любимой. Не знаю, что просить. Просто помогите мне, где можете. И пусть всё будет хорошо!
Зимовье понравилось Михаилу. Это была небольшая аккуратная избушка, срубленная «в лапу» из лиственничных стволов среднего размера, потемневших от времени. Внутри она оказалась, наоборот, белой – стены побелены известью. В ней была печь, стол, две широкие лавки. На прибитых к стенам полках лежал разный инвентарь. В бочках на полу хранились продукты. Все было приспособлено для жизни.
Баир справлялся обычно один. Но вдвоем веселее, да и Михаил на многое не претендовал – договорились, что он будет сам добывать зверя. А всем охотничьим премудростям Баир его научит.
– К концу сезона, друг, тайга будет для тебя родным домом, – обещал опытный охотник.
Баир был говорлив, что было удивительно для человека такой профессии, и в своих рассказах не мог удержаться от хвастовства и приукрашивания, причём, один и то же случай мог рассказать с разными подробностями. Но главное – он был хорошим охотником и хорошим учителем. Михаил удивлялся его знанию не только повадок всех зверей, да и просто всего, что было в радиусе 100 километров.
– Волк – зверь преданный. Самке, стае, дому. Где родился, там и пригодился. Да и у медведя своя земля. И у рыси. Почти у всех зверей. Вот до этого болота зона охоты волков одной семьи. Я зову их вожака Серый. У них сейчас должно быть хвостов двенадцать-пятнадцать. Зимой они все собираются в одну стаю – охотится легче на оленей. А как наступает весна – начинаются бои за самку. Бьются смертным боем. Победитель может загрызть соперника. А дальше, когда у волчицы течка - разбегаются по парам. Самая матерая пара остается в центре – остальные по углам. Устроив логово для рождения щенят, никогда возле него не охотятся. Причем редко возвращаются на старые места. Волк – зверь хитрый. И паре своей предан. У них любовь до гроба. Пока кто-то не погибает.
А там за болотом – семья Одноухого. Он побольше будет – хвостов двадцать. У них и территория больше. Наше зимовье как раз на границе двух территорий. Но, к нам они не заглядывают – собаки чуют, да и могут уходить далеко за оленьей стаей. Я вообще не помню случаев нападения на человека. Скот режут – это беда. Тогда отстреливаю.
А вот рысь человека не боится. Но и не нападает. Может только мясо украсть. Но больше всех озорует росомаха. Жрёт все подряд. Как только поставили с отцом зимовье – повадилась наши капканы проверять. Зверь хитрый, осторожный и опасный. Что-то типа смеси медведя с барсуком. Собаки её не могли найти. Капканы обходила тоже. Поставили щемилку. Срубаешь молодую лиственницу высотой в человеческий рост. Раскалываешь ствол клином и разводишь под углом в стороны. Над расщелиной вешаешь приманку – мертвую белку. Зверюга лезет и попадает в ловушку. Бывает, что выбирается и уходит. Здесь успеть добить, пока сидит в щемилке.
Медведь-шатун самый опасный. Он голодный. А где ему еды зимой взять? До весны редко доживает. Осенью, когда шерсть поменял, лучше идти на медведя с рогатиной. Чем медведь опасен? Своим весом. Если его пулей сразу не остановишь – порвёт или массой задавит. В рогатине есть крестовина, когда рожон всадишь в зверя, то крестовина мешает рогатине дальше идти копью. И медведя можно как сноп сена свалить. Сила только нужна удержать. И сноровка, чтобы успеть рогатину воткнуть в землю. Медведь запугать старается и становится во весь рост. Лапы вверх задирает, чтобы сверху обрушить и под себя помять. Тут он и открыт. Надо знать куда бить, и руку твердую иметь. В лесу нужно следы читать и без хорошей собаки делать нечего.
Два дня бушевала метель, и охотники занимались наведением порядка в избушке, чисткой, ремонтом инвентаря и одежды. Утром третьего дня стихло. Охотники не стали дожидаться восхода и затемно разошлись проверять поставленные накануне силки, капканы и кулемки – деревянные ловушки, устроенные по принципу мышеловки.
Баир ушел с Тузом вверх по реке на два дня. Михаил спустился вниз, с желанием вернутся сегодня засветло, так как был без собаки и не столь опытен, как его товарищ.
Свежий снег радовал глаз своей белизной, но затруднял ходьбу. Нужно было прокладывать лыжню. Михаил, отойдя от зимовья километров на десять. Проверять силки было делом затруднительным – снег покрыл всё вокруг местами до полуметра. Благо, был пушистым, так что он отыскал-таки одного зайца. Бросив добычу в котомку, отправился в обратный путь. Зимнее солнце уже садилось за деревья. Михаил решил посоревноваться с ним и повернув домой, не пошёл, а побежал на лыжах. Несколько первых километров он был в восторге от бега, вспомнилось детство. Те же радость и лёгкость. Но ближе к зимовью стал уставать, к тому же холодало и дышать стало труднее. Но охотник не стал снижать темп и вскоре был в избушке. Зайдя, разжёг печь и поставил на него чайник. Было ощущение жжения в горле, которое удалось уменьшить горячим чаем. Но, следом пришел жар, ломота во всем теле. Михаил бросил ещё дров в печь и лёг на лавку, надеясь, что это просто усталость. Поспав полчаса, он проснулся весь в поту и болью в горле. Было ощущение, что в него вставили напильник.
Утром Михаил с трудом встал, чтобы протопить печь и вскипятить чайник. Каждое движение требовало усилий, в голове шумело, перед глазами всё плыло. Он нашел какие-то травы и заварил их, надеясь на лечебный эффект. День прошёл как в тумане.
Вернувшийся вечером Баир стал отпаивать его, совсем ослабевшего и дрожавшего от озноба, отваром из листьев брусники и чудом оказавшимся в избушке мёдом. Каждый глоток Михаилу давался с трудом и болью. Горло воспалилось и разбухло. Баир натер грудь и шею Михаила барсучьим жиром и уложил спать.
Среди ночи Михаил проснулся. Это странное ощущение. Он не чувствовал не только боли, но и вообще ничего, при полной ясности сознания и состояния покоя. Он видел спящего Баира, и Туза, тоже проснувшегося, навострившего уши и смотревшего на дверь. Дверь открылась и в нее вошла Сардана.
– Я пришла за тобой. – Она протянула ему руку.
Михаил взял её руку, поднялся.
– Я умер? – догадался он. Чтобы сказать это, не требовалось сил и даже не нужно было раскрывать рот. Это были не слова, а мысли, которые он слышал.
– Да. Пойдем со мной.
Михаил покорно пошел следом.
– Я ждал тебя.
– Я знаю. Поэтому пришла.
Они вышли из избушки. Над ними было звёздное небо и снежная равнина, залитая белым, нежным светом.
– Ты должен снова стать тигром. – Сардана смотрела на него своими жёлтыми глазами. – Как в тот раз.
– Но тогда я совсем умру! – удивился Михаил и почувствовал, как что-то сильно ударило в середине груди. Он вновь чувствовал свое тело. – Нет!
Снег охлаждал голые ноги. Горло саднило по-прежнему. Глаза заливал туман. Было холодно. Он стоял на пороге избушки, обхватив плечи руками и дрожал всем телом. В избушке лаял Туз.
– Что ты тут делаешь, брат? – удивился вышедший наружу Баир, разбуженный лаем собаки. – Пойдём. Сейчас чайник поставлю.
В марте, пока ещё Байкал был скован льдом, а зверь уже менял зимние шубы на летние, охотники погрузили добычу: беличьи, лисьи и другие добытые шкуры на нарты и повезли в поселок сдавать в заготконтору. День выдался солнечным и безветренным. Лёгкий мороз, не более десяти градусов, делал воздух еще прозрачнее и вовсе не ощущался. Михаил и Баир были не единственными сдатчиками.
Наконец, они довольные вышли из темной конторы на солнечную улицу. Дома ждал обед и бутылка спирта.
– Куда теперь? – спросил Баир. – Здесь останешься или на запад двинешься?
– Обратно в тайгу. Буду искать свою Сардану.
***
Ведро холодной воды, вылитое на голову пленника, привязанного к стулу, вернуло его в сознание.
– Имя?
– Иван.
– Отчество?
– Тимофеевич.
– Фамилия?
– Савинов.
– С какой целью ты был заслан японской разведкой?
– Я повторяю вам в десятый раз, что я член экспедиции Леонида Алексеевича Кулика, по изучению тунгусского метеорита. Я прошу отправить в Москву в Академию Наук СССР, в отдел минералогии телефонограмму и всё выяснить. Это какое-то недоразумение. – Перед лейтенантом сидел одетый в тунгусскую одежду бородатый и заросший мужчина лет 35. Его начало трясти от холода.
– Москва далеко. Пока подпиши протокол. А там начнем разбираться.
– Но, в протоколе Вы пишите, что я японский шпион! Это не правда!
– А где твой Кулик? На болоте?
– Нет. Он в Ленинграде собирает пятую экспедицию сюда. Тунгусский метеорит – это феномен, не раскрытый современной наукой! Мировая сенсация.
– Пятую! Вот сука! Как его еще не пристроили к делу. Пятую экспедицию. Японский шпион. А феномен и мировая сенсация у нас одна – Иосиф Виссарионович Сталин!
И лейтенант, смачно размахнувшись, ударил заключённого в окровавленное лицо.
Когда Савинов очнулся, то он с удивлением обнаружил, что находится не в бараке со всеми заключёнными, а судя по обстановке – в лазарете. Значит, не всё так плохо. Раны были обработаны йодом.
– Фельдшерица, - позвал он.
К нему подошла одетая в белый халат женщина лет сорока с правильными чертами лица и седыми волосами. Её лицо выражало озабоченность, но эта озабоченность была связана не Савиновым.
– Что случилось, больной? – монотонно, усталым голосом спросила она.
– Произошла чудовищная ошибка. Я хочу встретится с начальником лагеря.
– Здесь всё чудовищная ошибка. Не в моей компетенции назначать встречу с начальником лагеря майором Ивлиевым. Единственное, что я могу сделать – это обработать ваши раны, которые к счастью, легки. Завтра вас снова заберут на допрос. Радуйтесь каждому мигу. Они вас все равно сломают. Ваш случай для них – повышение по службе. Постарайтесь выторговать хоть какие-то условия.
– Я подпишу всё, – спокойно сказал Савинов. – Но, у меня есть информация, равная государственной тайне. Я могу рассказать её только начальнику лагеря.
– Смотри, как заговорил! Почему раньше молчал? Государственная тайна! У начлага крутой характер, сам тебя в расход пустит, если соврёшь, японский шпион.
– Это уже не ваше дело. В прямом и переносном смысле.
Майор Ивлев лишь кивнул на приветствие этого странного человека и откинулся от стола на спинку широкого кресла. Его взгляд выражал максимум безразличия.
– Я скажу вам только наедине. Поверьте, эти сведения заинтересуют вас.
Лицо майора оживилось, он махнул рукой, показывая, что лейтенант и конвойный должны выйти. Затем выпрямился во весь рост в кресле, положил руки перед собой на стол и сказал: «Слушаю вас».
– Я геолог, – торопливо стал излагать посетитель. – Вы, наверное, слышали про тунгусский метеорит. Я был в последней экспедиции Леонида Алексеевича Кулика, посланного АН СССР для изучения феномена тунгусского метеорита.
Рука майора вяло играла медным пресс-папье, украшенным фигуркой медведя. Лицо стало принимать скучающий характер. Посетитель заметил это.
– Леонид Алексеевич нашёл осколки метеорита. – Полковник наконец бросил
