не споткнуться, не упасть. Надевал тулуп и меховые тапки, чтобы в летний день не мерзнуть.
Часто жаловался. Сердце у него текло в прямом смысле – неплотно закрывались клапаны. Операцию не предлагали. Не настолько плох для оперативного вмешательства, считал врач. Не настолько хорош, для полноценного существования, считал Герард. Завис он между жизнью и смертью. Зависел от всех: от таблеток, докторов, уборщицы, приходившей раз в неделю, Вероники, приходившей каждый день…
Вероника ненавидит зависеть. Она боец. Пусть уже не столь активный, но еще не сдавшийся на милость старости.
Считается, что когда стареют, перестают влюбляться. На самом деле стареют тогда, когда перестают влюбляться.
Влюбиться? Почему бы нет.
Вероника готова. Держит тело и мозги в тонусе, сама определяет свой возраст. Сорок и ни одним днем более. Три года разницы с Аполлоном – не достойная упоминания мелочь.
У них мог бы случиться роман…
Может и случился, но об этом история умалчивает.
От Аполлона остались шторы, сшитые вверху способом «бабочка», и забор в садике, за который она честно заплатила пять сотен. А главная его заслуга в том, что вернул Веронике ощущение активного участия в жизненном процессе, взбодрил желание нравиться и любить. Сверкнул, как молния, пронзил электричеством, заставил сердце чаще биться. Живой дефибриллятор.
Спасибо тебе, Аполлон. Дальше Вероника сама.
Пересмотрела себя в зеркале. Тщательнее занялась лицом, сходила к парикмахеру. Накупила новой одежды – в молодежном стиле, но без экстравагантности, чтобы не выглядеть смешной.
И уехала в отпуск. Покинула Голландию и - все, что там было, осталось за бортом самолета. Cкрылось за облаками. В самолете ощущаешь себя птицей, парящей над землей. В легком теле легкие мысли. Вероника моложе и здоровее Герарда и не чувствует вины. Пока он живет, она помогает – это ее плата за его добро. Когда он будет умирать, она будет держать его за руку, плакать... и не обещать, что когда-нибудь они встретятся «там» и останутся вместе навсегда. Нет, скорее всего он захочет встретиться и остаться с Ивонн.
А Вероника… Она и «там» будет одна. Но неважно. Она выполнит свой долг перед Герардом. Проводит и прошепчет: «Спасибо, что ты был. Моя благодарность безгранична».
Но это потом. Когда-нибудь. Не скоро.
А пока она летит на встречу с Ангелом, на встречу со счастьем.
Двенадцать дней пронеслись, как миг. Счастьем не напьешься. И год рядом с родным человечком прошел бы незаметно. Вероника летела обратно, и счастье сидело на соседнем кресле…
Пока ее не было, Герард умер. В его книге написан эпилог и закрыта последняя страница.
Самолет со счастьем упал и разбился.
Вероника выжила. С трудом.
Отсутствие человека осознаешь постепенно. Он не звонит, не заходит, не рассказывает о своих делах, не спрашивает о твоих. Вакуум. Обычно его заполняют другие люди, другие разговоры. Вероника одна. Сидит в вакууме – как под водой, ничего не слышит и не видит. Не в депрессии, но в потере. Потерю она не заливает слезами или алкоголем, но закапывает глубоко в себя, чтобы достойно похоронить и поставить памятник.
А пока могила слишком свежа, нельзя по ней топтаться, суетиться.
Должно пройти время, чтобы примириться с потерей и опять обрести смысл. Настроиться на новую жизнь, как на новую волну.
Надежда не умирает вместе с человеком. Иногда надеешься на невозможное вопреки логике и здравому смыслу.
А вдруг... Герард... не умер…
Он ее не отпускал. Или она его не отпускала. Грызла себя за то, что в его последнюю минуту не была рядом, не держала за руку. Он все еще незримо присутствовал рядом. Его следы повсюду – на улице и дома. Вон проехал похожий скутер. Вон его куртка мелькнула. Вон кепка. Он ходил в этот магазин, покупал этот йогурт, пил эту колу.
В ее саду его подарок на новоселье – термометр со светящейся шкалой. Этот стол для компьютера и кресло-кровать он помогал ей собирать… Ну как помогал – сидел, смотрел в чертеж и подсказывал «Шуруп А в дырку А1, ключ номер 16». По инструкции кресло могло быть собрано за 2 часа, Вероника возилась два дня, но ведь собрала же. Одна бы ни за что не справилась. Ума не хватило бы. Когда ты один, всегда чего-то не хватает. Вдвоем – полный комплект.
Вероника ни с кем и никогда не чувствовала себя более уверенно, защищенно, даже когда жила с родителями. Герард большой и крепкий, как скала, в любой ситуации был на ее стороне. Поддерживал морально и материально. Далеко не каждый муж служит жене надежной опорой. Люди, подобные Герарду – опора Земли.
«Спасибо, что ты был в моей жизни…»
По субботам они вместе готовили ужин. Вероника делала морской язычок в его любимой манере: обвалять в муке и крепко прожарить, чтобы корочка хрустела. Нарезала салат, а он жарил картошку во фритюрнице. Потом ужинали и смотрели его любимую программу «Касса» - в защиту потребителей. Потом выбирали фильм на Нетфликс, чаще всего тот, где много акций и спецэффектов. Герард любил мощный, насыщенный басами звук, подключил к телевизору дополнительные колонки. Перестрелки, взрывы грохотали, как настоящие… Потом шли спать - он на кровати, она на диване. Порознь, но все же вместе.
Суббота была ИХ день. Маленький праздник среди будней.
Теперь у Вероники не будет праздников. Теперь не «вместе», а одна…
Однажды зазвонил мобильник, вверху стояло «Герард». Надежда сверкнула: жив! И тут же угасла. Звонила его племянница, дочь брата и той самой крысы Анук, спрашивала, придет ли Вероника на церемонию прощания. Нет, не придет. Герард с ними не общался, они считали, что Вероника его настраивала. Вероятно, заходят разобраться, устроить скандал. Им развлечение, ей дополнительная печаль.
И что она забыла на церемонии, где закрытый гроб, ничего не значащие слова и люди, не испытывающие ни малейшей жалости от смерти Герарда? Сидят, скучают, ждут кофе и делают скорбный вид.
Веронике не надо делать вид. И не надо, чтобы ее печаль кто-то видел. Печаль – вещь интимная. Ею занимаются в одиночку.
В одиночку не впервой. «У меня есть я, и мы справимся». Прорвемся. Выдержим. Не будем плакать, раскисать, жаловаться. Будем писать свою книгу и надеяться, что до эпилога далеко. Хотя, конечно, никогда не знаешь…
Как-то пришла домой, вытащила из кармана телефон, вместе с ним выпал клочок бумаги с жирной цифрой «73». Всплыло старое воспоминание, еще со школы: у радистов «73» означает «счастливо». Потом они с подружкой Танькой Корпачевой когда гуляли и расставались, говорили «Ну, семьдесят три!».
«Счастливо»…
Трудно ли быть счастливой в одиночестве?
О чем вы – какое одиночество! Веронику окружают живые существа. Правда, они не разговаривают, зато разговаривает она. Увидела паука на стене, задумалась – убивать не убивать. Вообще она против убийства Божьих тварей, но есть такие, которых лучше в соседях не иметь.
- Ты зря пришел, - сказала и взяла электромухобойку. – Тебе здесь не светит. Наоборот, померкнет. Извини, паук, но тебе кадук.
Нажала на кнопку. Паук со щелчком отправился к праотцам. В своем доме, как в королевстве, Вероника решает – кого казнить, кого миловать. Одна муха не придумала ничего лучше, чем сесть в ее присутствии. На раковину. Унеслась в канализационные дали вместе со струей воды.
На лугу стоит птица не известного сорта: тонкие ноги, длинный клюв, шеи нет, голова лежит на спине. Не журавль, не утка. Гадкий утенок. Вдруг голова стала подниматься, как перископ у подводной лодки. Шея вытянулась и оказалась, как у лебедя. Птица стала в два раза выше и величественнее: на голове хохолок, на шее бахрома, перья всех оттенков серого с переходом в темно-синий. Серебряная цапля. Ходит не спеша, с достоинством. Является каждое утро, смотрит в окно - долго, напряженно. Веронике хочется думать, что это «мужчина». Цапель. Наверное, это заколдованный принц. Пришел пожелать своей королеве доброго здоровья…
Как же интересно наблюдать за животными – не в телевизоре, а в реале. Они далеко не дураки. Птенец водяной уточки с рождения знает, как себя вести. Идет по лугу, щиплет травку одновременно следит за маминым хвостиком и голоском. Заметил крупную птицу в воздухе, услышал мамин вскрик, встал под кустик - так человек спрятался бы под дерево.
Один шустрый воробей задумал построить гнездо на штанге от солнечного навеса. Под навесом сидит Вероника, любуется на садик. Она не против помочь птичке создать семью, но не у нее под носом, вернее над головой. Место небезопасное: навес будет раскрываться, штанга раздвигаться, гнездо разоряться. Прогоняла воробья много раз, а он все возвращался и пытался. Через месяц все же попытки прекратил, наверное сезон свадеб закончился.
Однажды вечером птицы разорались громче обычного, прям до истерики. Вероника глянула в окно. Вдоль берега шел зверь: ростом со среднюю собаку, длинный нос, пушистый хвост - лиса. Вот это да! Дикие звери в городе – известное явление, по телевизору показывали медведей, разоряющих помойки на Аляске, волков и койотов, охотящихся на бездомных собак, но чтобы вот так, в двух шагах… Впрочем, ясно зачем лиса пришла. За едой, конечно.
Которой здесь полно.
Крысы и мыши - настоящий местный бич. Все потому, что борьба с грызунами в частном порядке запрещена, а у руководства не в приоритете. К тому же ведется странным образом. Не всеми доступными способами. Только экологически чистыми и не причиняющими страданий тому, кого надо умертвить. Сумасшествие гуманизма. Наставили по берегам каналов зеленых пластиковых коробок с гуманной отравой внутри, да толку ноль. Туда никто, кроме улиток не забирается.
Как-то у Герарда завелись мыши в саду. Искал в интернете чем бы извести. Яд неудобно - продается ведрами, чуть-чуть используешь, остальное куда девать? Ультразвуковые приборы не эффективны. Клейкая лента удобна, эффективна и экологична, но запрещена: мышь прилипает и мучительно умирает от жажды и голода. Купил обычную мышеловку, положил сыр, поставил. На следующий день нашел в ней мышиную ногу. Больше «гостей» не видел. Наверное, тот инвалид прибежал к своим и сказал: «друзья, в этот дом не ходите, там вредный человек живет, нашего брата ног лишает».
Кто бы Веронику памяти лишил.
Не всей, но фрагментарно.
Писатель Маркес говорил: «Единственный способ жить дальше – не давать воспоминаниям терзать себя».
И не только воспоминаниям, но ошибкам, потерям, обидам, укорам совести…
Проще надо. Простота – закон природы. Дерево не впадает в стресс, рыба не страдает комплексом неполноценности, кошка не задумывается о будущем, птица не складывает крылья от тоски.
Еще раз вспомним мудрейшего Козьму Пруткова. «Если хочешь быть счастливым – будь им!». Другими словами «Ищи счастье не на стороне, а в себе».
Настройся – и
