Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая

терять уже было давшего согласие добровольца, за которым может последовать и Кремнёв. - А ты не можешь прописаться тут у нас временно у кого-нибудь? Нет у тебя в России родственников или знакомых каких, старичков одиноких? Пропишешься к ним на пару-тройку лет, заплатишь им за это денежку. А как уладишь дела в Москве, закрепишься тут основательно и на века - так сразу же потом и выпишешься.
-…Да нет, таких родственников у меня не имеется, - упавшим голосом ответил Серёга, чувствуя, что с найденной работой получается у него полный облом, и надо будет срочно искать что-то другое.
- А почему нет-то, почему: у меня пропишешься, - быстро вмешался в разговор Максим, испугавшийся не меньше Серёги; его также совсем не грела и не прельщала перспектива одному по окончании МГУ остаться; да ещё и в непонятной конторе с непонятными же людьми. - Пропишешься у моих родителей пока: я съезжу на каникулах и договорюсь. А там видно будет: время покажет, куда нам с тобой грести. Ты же не станешь потом, я надеюсь, претендовать на часть родительской жилплощади? не захочешь нашу убогую двушку делить? Хотя там и делить-то нечего.
- Отлично придумал, Максим, молодец! - радостно всплеснул руками работодатель. - Если пропишешься в Рязанской области, Сергей, то и проблем у тебя никаких не будет…

Жигинас недовольно поморщился, носом громко пошмыгал, что-то быстро посоображал - после чего нехотя согласился на предложенную авантюру, ещё не отдавая отчёта, чем ему всё это грозит, и нужно ли ему вообще подобное “счастье”. После этого они вчетвером подписали предоставленные им распределительные документы, которые светящийся счастьем мужик-зазывала побежал сразу же сдавать в деканат, справедливо посчитав свою агитационную работу полностью выполненной.
Он ушёл, чрезвычайно довольный случившимся. Разошлись по общаге и друзья, плохо ещё представляя, куда они по дурости молодой вляпались, и что их ждёт впереди. Все надеялись на лучшее, понятное дело: что вывезет их кривая в светлое и счастливое будущее. А что им ещё оставалось делать, бездомным и без-породным гостям столицы, о которых некому было в Москве позаботиться и похлопотать, доброе слово замолвить!!!...


Глава 9

«С детства я устремлялся душой к небесам,
Верил сказкам про ад и другим чудесам.
Но потом вразумил меня мудрый наставник:
“Ад и рай в твоём сердце - запомни, Хайям”...»
                                                                    О.Хайям

1

В декабрьско-январскую новогоднюю ночь, последнюю на истфаке, в жизни 5-курсника Кремнёва произошло знаменательное событие: он танцевал с Мезенцевой на новогоднем балу и впервые держал её в своих объятиях.
Тот бал проводился в Доме культуры Университета, что располагался рядом с Клубным входом в Главное здание МГУ. Торжественный зал ДК являл собой уникальное сооружение в плане архитектурного изящества и красоты, единственное в своём роде, и не уступал в этом смысле бывшим романовским дворцам Петербурга, Петергофа и Царского села. Приходившим туда раз от разу студентам было на что посмотреть, окрылёнными душами порадоваться и погордиться…

Изначально, впрочем, Кремнёв на бал идти не хотел - с таким-то его настроением упадническим. Он планировал встречать Новый год один, закрывшись в комнате на замок, заранее зная, что Жигинас в тур-клубе будет гулял с дружками-туристами, москвичек там обхаживать-охмурять, склонять к сожительству, а про Меркуленко ему вообще ничего не известно было, где он будет и с кем. Колян с Максимом давно уже не общался, не разговаривал - с ополовиненного балыка ещё. Лишь спать по ночам приходил - и только… Вот Максим и планировал одному остаться в новогоднюю ночь, выпить бутылку пива с горя и завалиться спать. Чтобы не видеть никого и не слышать, нервы измотанные не напрягать ненужными встречами и разговорами…

Однако эти планы его нарушил Дима Ботвич - давнишний приятель Кремнёва по стройотряду, где оба работали плотниками в течение 4-х лет и “не разлей вода” два летних месяца были, а по сути - родными братьями, - настолько они оказались близки друг другу ментально и социально. Его-то Максим и встретил 31-го декабря вечером в столовой во время ужина. Ботвич и уговорил-упросил Кремнёва сходить на бал в ДК вместе с ним, погулять-попраздновать напоследок. Он тоже в комнате остался один, как выяснилось: и его дружки, сожители по общаге, куда-то все разъехались и разбежались. А одному, как известно, плохо: и жить тоскливо и тяжело, и умирать страшно и горько.
Максим нехотя согласился: Диму Ботвича он очень любил и ценил как отличного парня и сверхнадёжного и верного друга. Его отменные душевные качества и надёжность он не единожды на стройке проверил - и не хотел его поэтому огорчать. И расставаться с ним в будущем не хотел: чувствовал будто бы, что не встретит уже больше нигде за пределами МГУ столь дорогого и близкого себе человека. Так потом оно всё и вышло…

2

Кремнёв с Ботвичем, поужинав, вернулись в свои комнаты на 15-м этаже зоны «В», но, расставаясь, договорились встретиться вновь в лифтовом холле в половине 12-го вечера. Чтобы уже вместе спуститься вниз и сходить на бал - потанцевать-развлечься там в компании студентов и студенток, убить время и получить удовольствие.
В назначенный час они встретились, помывшиеся и принарядившиеся оба, благоухающие, спустились на лифте вниз и пошли по первому этажу Главного здания к Дворцу культуры. Дошли быстро, минут за пять, поднялись по белой мраморной лестнице на второй этаж и сразу же оказались в переполненном Торжественном зале ДК, где яблоку негде было упасть и от обилия возбуждённых молодых людей не протолкнуться. Эстрадная музыка уже гремела вовсю из мощных репродукторов, весёлые крики раздавались повсюду, пение, шум и смех. Конфетти над головами летали, хлопушки отчаянно хлопали, то тут, то там вспыхивали бенгальские огни. Друзьям потребовалось время, чтобы вжиться в праздничную атмосферу, свободно и уверенно чувствовать себя в ней. И только после этого начать уже развлекаться вместе со всеми…

Постояв у входа с минуту и оглядевшись, и не найдя никого из знакомых парней, они решили пройти на противоположную сторону зала и встать там рядом с одной из центральных колонн, где было потише и поспокойнее, как показалось… Прошли, встали, опять принялись напряжённо вертеться по сторонам - искать знакомые лица. И опять не нашли никого: не было знакомых студентов-историков в зале, увы, ни с пятого, ни с четвёртого курса. Всё сплошь представители других факультетов присутствовали или вообще гости, приехавшие Университет посмотреть и попробовать найти себе здесь пару.
Через какое-то время музыка, говор и смех, и толчея в зале стихли, уступая место бою кремлёвских курантов, возвестивших начало Нового года в стране, - после чего ритуально зазвучал гимн Советского Союза: обычная тогда процедура. Ну а потом всё заиграло и зашумело опять с ещё большей силой. И довольные друзья после этого, лично поздравив друг друга, решили потанцевать, успев освоиться и привыкнуть к праздничной атмосфере. Дима пошёл и пригласил на танец стоявшую неподалёку девушку, а Максим, как истинный джентльмен, - её подругу, оставшуюся в одиночестве…
Потанцевали, пообнимались, поласкались во время танца, поприжимались щека к щеке и тело к телу, как это делали в то время все, как это и теперь молодые люди делают для лёгкого возбуждения и удовольствия; после чего оба поблагодарили партнёрш и отошли на свои места, соображая, стоит ли второй раз двух этих девушек приглашать и потом знакомиться с ними: чтобы в другом месте уже продолжить вечер… И вот в этот-то неопределённый момент разрумянившийся от танца Кремнёв, почувствовав жжение на спине, обернулся назад - и сразу же заметил у соседней колонны Мезенцеву в компании с подружкой, скромно стоявшую в сторонке и давно уже, как показалось, неодобрительно наблюдавшую за ним…

Увидев её совсем рядом, в каких-то десяти метрах всего, да ещё и державшую его под прицелом своих чарующих, колдовских глаз, до боли знакомых, бездонных и пронзительно-жгучих, Максим опешил и растерялся, как и всегда при ней, залился краской стыда, почувствовав, как сдавило сладкой истомой грудь от радости и от счастья. Растерявшийся и дурной, он испуганно отвернулся от Мезенцевой, смутившийся, Ботвичу что-то необязательное сказал - так, для вида больше. Но потом, не в силах унять волнение, помноженное на любопытство, он опять повернул голову в её сторону - и опять столкнулся с её чуть сощуренными глазами, направленными на него, его как будто бы осуждающими за недостойное на балу поведение.
«Таня! - Вы здесь! Вы - рядом! Вы - близко! Надо же! Боже праведный! Таня! - мысленно принялся он разговаривать со своей БОГИНЕЙ как телепат, не в силах взгляд от неё оторвать, страстями и чувствами переполненный. - А я-то Вас и не приметил сразу, не разглядел в окружающей суматохе и толчее. Простите! На других от скуки переключился, чтобы не оставаться здесь одному, ну и чтобы другу потрафить, Диме Ботвичу... Но теперь-то всё по-иному будет, родная моя, хорошая, теперь другие девушки мне не нужны - поверьте! Мне нужна лишь Вы одна! - и никто больше! Я столько времени уже не видел Вас, Таня, столько времени! - что и подумать страшно! И так по Вас жутко скучал - не передать словами! Думал про Вас с утра и до вечера каждый Божий день - и ничего хорошего не придумал! Ни-че-го! Простите! Нелепое и дурацкое состояние, поверьте, - собственное без-силие сознавать! - от которого мне плохо было, ужасно тягостно на душе и тоскливо! И вообще, без Вас моя жизнь, признаюсь, стремительно катится под откос! Я давно уже утерял без Вас цель и смысл бытия! Как котёнок слепой по территории МГУ весь последний семестр блуждаю...»

Он стоял и мысленно общался с Мезенцевой с минуту, наверное, или чуть больше того, - до начала очередного танца фактически, - пожирая её вспыхнувшими внутренним жаром глазищами. В них впервые за осень и за прошедший месяц-декабрь засветилась искра НАДЕЖДЫ на лучшее, на успех, совсем уже было утраченная после 11 ноября - воистину трагической для Кремнёва даты. Он посылал флюиды огненные своей БОГИНЕ через головы толпившихся рядом парней - и поражался одновременно, дурел от её красоты, которую будто впервые видел.
И ничего такого особенного из нарядов вроде бы и не было одето на его Татьяне: платье шёлковое, вечернее, облегало её крепкий, упругий стан, на ногах красовались новые туфли на каблуках, волосы были заколоты и причёсаны по моде, серёжки в ушах и янтарные бусы на шее дополняли общую картину праздника. Обычное одеяние для бала, если судить объективно, как и у многих присутствующих девушек-студенток… Но так это всё умело и грамотно было скроено, сложено и найдено кем-то, так классно подогнано и подобрано под её ладненькую фигуру и волосы, так безупречно сидело и безукоризненно шло ей, многократно подчёркивало и умножало её красоту, - что глаз не было сил и желания оторвать. Очарованному Кремнёву - в первую очередь…

3

Когда в зале после небольшой паузы вновь зазвучала музыка, и Дима Ботвич прошептал взбудораженному встречей другу намерение пойти и тех двух девушек опять пригласить, с которыми они только что