Отречение

агрессивнее и откровеннее. Наконец Брэм сказал так:
–Он, конечно, герой, но нельзя отрицать его бывших чувств к ведьме!
Это было уже слишком. Ронове не поддавался на провокации, но здесь не выдержал и, не поворачивая головы, громко заметил:
–Она была моей соратницей, как и Константин, как и Рене. О каких чувствах может идти речь, если Рене сам доверился ей и Абрахаму с Базиром?
Это отрезвило охотников. Они смутились, умолкли, вспомнив, что Ронове поставлен всё-таки Рене во главе охоты и что не следует злоупотреблять недоверием к нему – зашибёт и будет вправе.
–Не обращайте внимания на идиотов, – неожиданно с Ронове поравнялась лошадь Тойво. Тойво сказал просто, без изысков, но это оказалось той самой нужной поддержкой, что Ронове полегчало.
–А? Спасибо, – Ронове теперь не слышал в тоне Тойво того сухого презрения. Ему почему-то захотелось оправдаться и как-то поддержать беседу с этим человеком,  и он сказал: – я и не обращаю.
Тойво, однако, не стал развивать этой темы, но в следующем привале, ставшим вынужденным из-за подступающей темноты, был как-то спокойнее и размереннее, и даже позволил себе обмолвиться фразою с Брэмом.
Ронове чувствовал на себе внимание всех четверых, но с незримой поддержкой от Тойво ему было намного легче. В самом деле, что судить идиотов? Лучше поесть холодного мяса с той же походной кашей и восстановить силы перед утренним переходом.
–И всё же…– Брэм снова осмелел, и, заручившись поддержкой от Винса и Марка, заговорил с Ронове, – скажите, вы её любили?
–Кого? – уточнил Ронове, чтобы протянуть время перед ответом.
–Стефанию, – отозвался Брэм с лёгкой растерянностью, мол, итак же очевидно, что речь не библиотеке!
Нет, о любви здесь речь не шла. Ронове не любил никогда, но был уверен, что это всё-таки не любовь. Влюблённость? Может быть. Интерес перед необычностью её положения? Тоже вероятно. Совесть? Дружеская симпатия? Жалость?.. наверное, всё вместе. Но не любовь, нет.
Ему жаль, что он оставил её; жаль, что не отстоял её ни разу; что их флирт не вырос ни во что и закончился так некрасиво – всего этого жаль! Но любовь ли это? Нет, точно не она.
–Нет, не любил, – ответил Ронове с некоторым усилием для непринуждённости тона. – Мы были вместе в пути, вместе сражались и…
Он осёкся. Комок в горле не дал ему закончить. Они были рядом, но вышло так, что Ронове при первых же трудностях, её трудностях, покинул это зарождавшееся чувство и ушёл ни с чем. И она ушла по другому пути, и теперь они не враги, не любовники, не друзья, не соратники, а непонятно что. Они что-то несказанное, несвершённое и совестливое, едкое от этой совести.
–А Иас? – вдруг подал голос Тойво и Ронове даже вздрогнул. Этот призрак, эта смерть тоже на нём. Но про неё мало кто уже помнит. Конечно, говорят, но не с таким удовольствием, как о троице. И с чего бы Тойво вспомнить эту историю? С чего ему бы её в общем-то знать?
–Иас? – Ронове странно охрип и беспомощно глянул на охотников, но все они обратились вслух, ждали какой-то сенсации. Все они знали имя Иас и про её самоубийство.
–Любили ли вы Иас? – спросил Тойво очень холодно и спокойно. Он знал о чём спрашивать и знал у кого. Это было очевидно. И ему важно было услышать ответ Ронове.
–Это тебя не касается! – нашёлся Ронове и добавил гнева. – Дела минувшие вас всех не касаются! У нас есть общая цель и общий враг, и сейчас мы на пути к нему.
После чего Ронове поднялся, показывая, что более не намерен отвечать, и отошёл от охотников, чтобы не слышать никаких разговоров, которые, разумеется, были. Ронове смотрел в небо, на котором загорались далёкие холодные звёзды и думал, что сейчас, где-то не так далеко в рамках всех земель, и Стефания, быть может, также смотрит на эти звёзды. О чём бы она думала? О красоте их? О дальности? Или не стала бы даже отмечать их присутствие?
Сам Ронове отмечал. Он не был романтиком, но звёзды завораживали. Они рассыпались по покрывалу неба и сверкали, подмигивали, складывали какую-то совсем иную жизнь. Они были светом, которого так недоставало Ронове.
Он услышал шорох и обернулся, готовясь разорвать эту идиллию единения с небом дракой. Но драки не было. Это приближался Тойво.
–Что ещё? – недовольно спросил Ронове, злясь ещё на этого человека за вопрос об Иас, когда Ронове только начал забывать об этом.
–Вы злитесь на мой вопрос или на вашу  неспособность дать ответ? – Тойво не смутился, не испугался. Он вообще вёл себя настолько вызывающе, что Ронове было даже не по себе от этой наглости, которая на первый взгляд ничем не была подкреплена. Но прошли дни наивности, и первый взгляд давно перестал быть для Ронове определяющим.
–Ваш вопрос неуместен, – Ронове старался держаться в спокойствии. Что ему сделает этот Тойво?
–Уместен, – возразил Тойво и тихо добавил, – Иас была моей сводной сестрой. Я знал её недолго и плохо, но она была последней из моей семьи. Поэтому я и пытаюсь понять, кто виноват.
Теперь Тойво и Ронове стояли друг против друга. Звёздное небо раскидывалось над их головами, но оба не замечали сейчас его красы. Смотрели лишь друг на друга.
–Она была красива, – продолжал Тойво. – Её любили многие мужчины, и она рано начала понимать свою силу над ними. Это я знаю. Также я знаю, что её поставили к вам в помощницы… и вскоре она умерла.
–Она покончила с собой, – поправил Ронове. – Да, она была моей любовницей. Но я не виновен в её смерти. Я никогда не говорил ей о том, что люблю её. Она была красива, а я…я был другим. Мне доставалось всё внимание, и я был любимцем в Церкви Животворящего Креста. Я не лгал ей. И не я её погубил!
Усталость прорвалась сквозь раздражение в голосе Ронове. Сколько ещё ему предстоит вытерпеть и выждать времени, чтобы снять с себя всё, что обрушилось на его плечи? Он хотел в прежнюю жизнь, но Иас, приписанная связь со Стефанией и приписанное также пособничество Абрахаму висели над ним. Он был и героем и презренным одновременно и сам о себе знал, что он лишь трус.
Но сколько ещё будет допросов?!
–А кто? – спросил Тойво тихо. – Кто её сгубил?
–Она сама, если честно, – ответил Ронове. – Она стала строить козни, и это заставило меня велеть ей убираться со своего поста и отдалиться от меня. А дальше…все делают выбор.
–Это всё-таки твоя вина, – с удовлетворением заметил Тойво. – Твоя!
–А пусть! – Ронове устал спорить. – Пусть моя, да! И что?! что ты сделаешь? Убьёшь меня? Повторишь её грех? Что?
С неожиданной грубостью Ронове толкнул Тойво в грудь, тот удержался на ногах, но Ронове уже покинул пределы, когда Тойво мог его достать и явно рассерженный шёл к месту ночлега, к примятой траве и задремавшим, умотавшимся как и всадники, лошадям.
Тойво не бросился на него сзади, не крикнул ему ничего оскорбительного, лишь проследил за шагом Ронове тяжёлым и ненавидящим взглядом.
Ночь выдалась дурная и болезненная. Ронове не утруждал себя дежурством, предоставив первую часть дежурить Брэму (недаром же говорил тот так много!), а следом Марку (не надо хвастать достижениями), и сам завалился спать, но сон пришёл не сразу, а когда, наконец, завладел его телом, то легче не стало.
Мутные образы появлялись в потоке мучавшегося сознания. Лица, голоса, чьи-то тени. Ронове разобрал образ Стефании, но едва потянулся к нему, как образ превратился в искажённую смертью Иас, и закричал на него:
–Трус!
Ронове попытался что-то возразить, но Иас бешено захохотала и превратилась в Рене, глядящего на него с прищуром:
–Не вернёшься же!
–Вернусь! – закричал Ронове, но не смог проронить и звука. Рене размахнулся и влепил ему пощёчину, а затем также бешено как и Иас расхохотался и потянул к нему бесконечно длинную руку, намереваясь задушить…
Ронове с облегчением проснулся. Мысли, терзавшие его день, логически перешли в ночной режим и завладели сном, но на его счастье подступил рассвет, и можно было заняться подъёмом. Вскоре снова двинулись в путь в молчании: Брэм и Марк явно не выспались, Винс не рисковал выделяться, а Тойво, очевидно, не желал продолжать после вчерашнего.
Это Ронове устраивало.
Если все дороги посмертия ведут на Высший Суд, то все дороги земные ведут в трактиры. След обрывался именно у одного из типичных трактирчиков мелкого тракта, где, как сообщили Рене, видели Стефанию и Базира.
Или кого-то очень похожих на них.
–Они же не могут быть там так долго? – спросил Брэм и Ронове с удовольствием заметил в его голосе присутствие страха. Ага! Как зубоскалить и трепаться, так первый, а как лицом к лицу столкнуться с врагом – трусливый голосок!
–Они могут всё, – ядовито ответил Ронове, – они же…маги!
Месть Брэм вряд ли заметил, но Ронове удовлетворился и этим. Он вошёл в трактирчик первым и призвал хозяина.
Есть такая порода визитов, когда всякий честный лавочник или трактирщик понимает: вот и проблемы. Не такие, какие бывают у каждого, вроде мелких драк или воришек, а реальные проблемы.
И они начинаются с появления таких вот господ – суровых, собранных и явившихся не для того, чтобы пропустить по стаканчику местного вина. Хозяин только порадовался тому, что в этот час ещё нет посетителей – рано ещё, не закипела трактирная жизнь, кухарка и та с ленцой по кухне копошится.
–Доброе утро, – приветствовал Ронове с такой улыбкой, что хозяин трактира точно понял, что не выпутается легко. – Мы представители Церкви.
Представители Церкви – это правосудие и кара. Они не ходят по гостям. Они являются с исповедью или для охоты, с дознанием или с казнью для тех, кто знал и не выдал магических тварей – это знал хозяин, и ему сделалось дурно.
–Д…да? – промямлил он, теряя весь цвет лица. – Чего господа желают?
–Разговора, – отозвался Ронове с дружелюбием, обманываться которым явно не стоило. – Некоторое время назад ваш трактир посетили те, кого мы ищем.
Всё хуже и хуже! И вот уже один из представителей Церкви – тяжёлый и грозный расправляет плечи и становится будто бы ещё шире. Угрожающий видок. Или этот, с ехидной усмешкой и ледяным взглядом…
–Не знаю! – хозяин трактира торопливо прикладывает ладонь к сердцу. – Не знаю! Врагов не привечаю! Церковь – это оплот, и…
–Тем не менее, – прервал Ронове, делая знак Винсу, чтобы тот чуть отошёл в сторону окон, на случай побега. Конечно, побегом здесь и не пахнет, но передвижение выглядит внушающее. Хозяин должен заговорить, в его это интересах.
–Не знаю, ничего не знаю! – пискнул хозяин. – Никого не видел!
–Ты должен был видеть девушку невысокого роста в серых одеяниях со спутником… – Ронове сделал знак Марку и тот, не сводя взгляда с лица хозяина трактирчика, сунул руку за пазуху и развернул перед ним три листовки.
Первая говорила об Абрахаме. На прямоугольном желтоватом листе был набросан его портрет. Ронове сам не видел прежде этих листовок, но сейчас, глядя на них, удивлялся, как удалось художнику с достаточной точностью передать даже выражение лица Абрахама – бешено-яростное, и эти шрамы по его лицу, и глаза с фанатичным блеском…
Под портретом шла подпись: «Преступник Светлой Церкви и Святого Креста. Имя – Абрахам. род деятельности: маг. Служил Церкви и был отлучён. Особые приметы: шрамы по лицу, один из шрамов пересекает глаз. Очень опасен. При обнаружении не заговаривать с ним, приюта не оказывать и сообщить о его