Отречение

толкнул ворожею,  и та упала на пол, попыталась вскочить, но Стефания предупредила:
–Лучше лежи.
–Вы не церковники! – ворожея ликовала. – Вы что? Грабите? Убиваете? У меня ниче…аа-а!
Стефания ударила её. Несильно – в этом Стефания могла поклясться. Так, чтобы напомнить, что лучше не злить трёх людей, ворвавшихся к тебе ночью.
–Чем живёшь, хозяйка? – ласково спросил Абрахам, разворачивая колченогую табуретку так, чтобы сидеть ближе к поверженной ворожее.
Ворожея с ненавистью сплюнула на пол и вдруг улыбнулась криво и жутко:
–Живу понемногу! Перехватываю от доброты селян.
–Кому корову подтравишь, кому плод? – подсказал Абрахам. Он оставался ласков, и от этого было страшно. – Отвечай!
–Коров не трогаю, люблю зверей-то, – ворожея не пыталась отпираться, видимо, поняла или почуяла, что как минимум в Абрахаме есть сила, превосходящая её во много раз, – а бывает, что деваха заглянет, на милого захочет своё клеймо поставить…да как откажешь?
–Помогаешь, значит? – подмигнул Абрахам.
Базир держался молчанием. Ворожея вызывала у него стойкое отвращение. Да и вся ситуация, его собственное присутствие тоже.
–Помогаю! – согласилась ворожея с вызовом. – Есть деваха у нас, Богна. Красивая, но характер несладкий. Мамка её приходила, в ноги падала, просила с девки упрямство свести, сулила серебро и посуду.
–Это та самая Богна, что Марну нос сломала? – уточнил Базир, вспомнив обрывки бесед в тот час, когда темнота ещё им не покровительствовала.
Ворожея ухмыльнулась:
–Она.
–Что ж не помогла-то? – спросил Абрахам.
–А не умею…– развела руками ворожея и вдруг захохотала, обнажая даже в неровном свете свечи гниль некоторых зубов. – Неумелая я!  Я по зельям, по приворотам, да по плоду…как кто затяжелеет, так ко мне идёт. А спесь с девки сбить не могу!
Стефания глянула на Абрахама, спрашивая его разрешения. Маг кивнул и она отвесила звонкую оплеуху ворожее. Та смеяться перестала и мотнула головою. затем зло сказала, глядя на Стефанию:
–Злое задумаешь, девка! Напрасно погибнешь и других погубишь!
На этот раз Стефания не спрашивала разрешения и отвесила ей оплеуху уже без согласования. Затем поднялась:
–Ты – преступная тварь! Отравительница и ворожея. Ты заслуживаешь смерти.
–Ой ли? – захохотала ворожея, не делая попытки освободиться или воспротивиться. Она отчаянно веселилась, глядя то на одного, то на другого, то на третью. Её что-то забавляло, и это совсем не нравилось Абрахаму, знавшему, что ворожеи способны видеть недалёкое будущее и ещё это странное предсказание для Стефании?
Сама Стефания может пропускать мимо ушей, но Абрахам-то слышал!
–Заткни пасть! – посоветовала Стефания, – или я…
–Молчу-молчу! – ворожея замахала руками. Весёлость или даже глумливость не пропали. Но она примолкла, на этом уже спасибо.
Абрахам поднялся с табуретки, в руке его мелькнул серебряный шарик чистого света. Он занёс над поражённой ворожеей этот шарик и провозгласил:
–За свои преступления перед людьми ты будешь убита. Да будет тебе свет судьёй!
–А, так это…– сообразила ворожея, но было поздно. Свет уже прожигал её плоть и душу, обращал её в пепел. И это было очень страшно. Сначала начала рассыпаться одежда, обнажая умирающее тело, затем сползла кожа, и запульсировали скручиваемые светом куски плоти и мышцы, потом всё это рассыпалось и голый скелет, ещё пытающийся махать руками и щёлкать челюстью, упал, обращаясь в грязный прах.
–Фу…– Стефания скривилась. Это «фу» было ласковым по сравнению с тем, на что вся эта горстка серовато-буро-красной массы походила. – Меня сейчас стошнит, а уже нечем.
–Наберите припасов, – велел Абрахам, – она жила здесь ворожеей, у неё должна быть еда, овощи, яйца, курятина! Ей должны были нести всё!
Базир с рвением принялся за дело. Во-первых, так можно было не смотреть на кашицу, оставшуюся после ворожеи; во-вторых, так можно было напомнить себе и другим о своей пользе.
Базир быстро нашёл холщовый мешок и принялся открывать множественные полки. Абрахам не ошибся. У ворожеи были приличные запасы сухарей, холодной ветчины, кускового сахара, солёных помидор, тыквы и яиц. Пошарив ещё немного, Базир обнаружил запас кофе и соли, и, что было совсем хорошо – спичек.
Собрав всё это, обернулся к сидевшей мирно на стуле Стефании, которая разглядывала массу, несмотря на уверения в том, что это мерзко и её стошнит. Но не это привлекло внимание Базира. Он увидел Абрахама, напряжённо глядящего в стекло и приблизился.
Это Стефания уже заметила. Спросила:
–Что?
–Кто…– поправил Базир, глядя на освещённого услужливым светом луны Вильгельма, стоящего прямо перед домом ворожеи.
5.
Ронове не удалось уехать далеко, но он и не рассчитывал на путешествие в абсолютном одиночестве: Рене не был идиотом и никогда не позволил бы ему предпринять охоту на троицу врагов Новой Церкви самому. Поэтому, когда Ронове нагнал небольшой отряд охотников – ещё четверо церковников, он не стал даже тратить время на удивление, лишь коротко кивнул и пришпорил лошадь.
Присутствие сопровождающих его не беспокоило. Знал Ронове их не очень-то и хорошо, но, откровенно говоря, и не испытывал он желания сближаться с этими людьми. К тому же они его знали куда лучше и всё больше по слухам, дошедшим от разоблачённой Церкви Животворящего Креста и благодаря стараниям Рене, желавшим привязать Ронове к своей воле тщеславием.
Ронове не желал общаться с охотниками, но охотники, не то получив какой-то приказ, не то от собственного любопытства, при первом же привале попытались вывести его на беседу.
–А куда мы едем? – спросил самый храбрый из отряда, решивший проломить стену молчания. Он был высок, с красивым загорелым лицом и живыми серыми глазами.
Ронове вздохнул. Он знал, что от ответов всё равно не уйти, как и от разговоров, и плевать, что ответов у самого Ронове нет, а от разговоров тошно.
–След троицы уходит к Крушевацу, – отозвался Ронове таким тоном, что сразу становилось ясно о том, насколько ему не нравится какая-либо беседа в принципе.
Заговоривший оглянулся на своих товарищей, которые усиленно жевали быструю походную кашу, и, не найдя в них поддержки, на минуту стушевался, затем решил снова заговорить:
–Меня зовут Брэм.
Ронове было это безразлично и он кивнул лишь для того, чтобы от него отстали. Но Брэм не желал успокаиваться и указал поочерёдно на каждого из трёх смутно известных самому Ронове:
–Это Винс…
Винс – самый тяжёлый, грозного вида, с широкими плечами, что-то тихо бормотнул и ткнулся в котелок.
–Это Марк, – Брэм указал на среднего и невзрачного человека, который изобразил что-то вроде приветствия, – вы могли знать его по делу о вампире из Белой Долины. Марк приложил тогда много усилий, и проклятый кровосос отправился в пекло.
Марк с удовольствием, которое граничило со смущением, распрямился, но не утратил невзрачности.
–Никогда не слышал, – остудил их пыл Ронове, глядя на четвёртого спутника в упор. Четвёртый ему не нравился, и если раньше Ронове едва ли акцентировал на этом внимание, то теперь, когда дошла очередь до неловкого знакомства, Ронове встретил взгляд этого соратника, и ему стало не по себе от презрения, что плескалось в этом взгляде.
–А ты кто? – Ронове спросил сам. Неприязнь в таком откровенном виде ему очень не нравилась.
–Меня зовут Тойво, – охотник не отвёл взгляда и не смутился, неприязнь также никуда не делась. Он говорил очень сдержанно и сухо, как сам Ронове ещё минуту назад.
–Откуда ты, Тойво? – Ронове не мог понять, что ему так не нравится в этом человеке, что его настораживает и попытался быть дружелюбным.
Запоздало, конечно, но всё лучше, чем продолжать огрызаться и держаться ледяной стороной.
Тойво глянул на Ронове с усмешкой:
–С севера.
Ронове пришлось смириться. Брэм смотрел на их диалог с живым интересом, Винс же смотрел только в собственную тарелку, а Марк явно слушал, но старался скрыть это. Тойво продолжал смотреть на Ронове, словно ожидая чего-то от него.
Но чего?..
–Ладно, – Ронове поднялся, – привал окончен. Если мы хотим добраться до троицы первыми, нам следует поторопиться.
Брэм вскочил следом. Ронове заметил его явное рвение, но ничего не сказал. Он знал прекрасно таких людей, желающих выслужиться, и предпочитал с недавних пор не доверять им – жизнь научила, вернее, Рене научил.
Снова двинулись в путь. На этот раз было оживлённее. Ронове ехал впереди, но хорошо слышал шепотки в свою сторону от Брэма, Марка и Винса. Участвовал ли в этих переговорах Тойво, Ронове не знал и не желал выяснять, стараясь сделать вид, что разговоры его не трогают.
Но это было не так. Ветер доносил с поганой услужливостью их слова:
–И тогда этот Абрахам велел его сжечь! Говорят, дымило аж до неба…– рассказывал Брэм о какой-то явно давней истории. Ронове и не заметил бы, но прозвучало имя Абрахама, и коварная совесть саданула в сердце.
Ронове оставил их. Ронове струсил. Ронове предал. Но дальше было хуже. Когда заговорили его спутники о Базире:
–Говорят, они его просто заколдовали! Обещали ему сестру вернуть из мира мёртвых.
Ронове знал Базира не так давно, но испытывал к нему крепкое уважение. И про сестру Базира знал – та влюбилась в какого-то удалого охотника и всеобщего любимца  в своей церкви и, пока Базир пытался подняться по карьерной лестнице, не сумев справиться с чувствами. Покончила с собою. Это когда-то рассказал ему сам Базир, объясняя свою неприязнь к Ронове, как к представителю удалых охотников и всеобщих любимцев, которые играют женскими сердцами как захотят.
Неприязнь Базира тогда прошла, но позже Ронове стал причиной самоубийства своей помощницы Иас. Нет, строго говоря, Ронове не был в этом виноват, он всего лишь сказал, что интриганке, желающей зла Стефании, к которой у Ронове был интерес, нет места, а та сделала всё сама.
Но пятно легло на Ронове.
–Стефания! – радостно промолвил Брэм так громко, что Ронове вынырнул из своих тягостных мыслей и напряжённо вслушался в болтовню. – Оказывается, Абрахам прикрывал её магическую подлую сущность годами! Они рассчитывали расшатать Церковь изнутри…
–Нет, брехня! Все знают, что Стефания поступила в помощницы Абрахаму не так давно! – возражал Марк.
–Они же маги! – хмыкнул Брэм. – Они сговорились заранее!
Ронове с трудом подавил вздох. Сколько лжи, сколько клеветы и слухов родилось за последний месяц? А ведь он знал, что Стефания сама перепугалась, обнаружив в себе силу, и ни о каком сговоре речь не шла никогда. Да и Абрахам скорее бы утопился, чем сговорился с той, кого считал дурой болезной.
Но Ронове не остался, когда в Стефании обнаружилось проклятие, не отстоял её у вампира, пожелавшего оставить её у себя в память о своей подруге – матери Стефании, оказавшейся ведьмой, и не сделал ничего…
Как было отстоять её теперь? Да и перед кем? Перед охотниками, которые громко говорят лишь для того, чтобы вызвать Ронове на какую-нибудь реакцию? О да, он разгадал этот манёвр, но не поддавался на провокации.
А они говорили, говорили за его спиной. И, ясное дело, говорили и о нём. Как понял Ронове по обрывкам и намёкам – они ему не верили. Отправились за троицей, и готовились, в случае чего, арестовать самого Ронове.
Их замечания становились всё