меркнет, тускнеет и ржавеет то, что казалось, построено для вечного блеска. Истончается магия…
–Жалкое зрелище! – скривился Арман. Он был древнее Абрахама и помнил, как велики были два соперника: Цитадель и Церковь, помнил крестовые походы, помнил как всё началось и теперь логично – видел, как всё должно кончиться.
–Атакуем? – неуверенно спросил Уэтт, глядя на своих собратьев-оборотней, которые разделили одну натуру в две политические стороны.
Арман усмехнулся:
–Дилетант! Сразу видно – не воевал! – Арман поднял правую руку вверх и из неё вылетел сноп кроваво-красных искр, означавших: «пропустите нас и сдайтесь, иначе зальём всё кровью».
На языке – более древнем, чем любовь и ярость, на языке стали это значило именно это. Но в рядах Цитадели было мало представителей этой древности, и знак потонул бы в немом удивлении, но был среди Цитадели один представитель. Помнивший этот язык войны. Он поднял руку вверх и ответно послал в небо сноп белых искр…
Верный знак: «желаем переговоров».
–Чего? – не понял Уэтт, и, на всякий случай оскалился.
–Переговоры, – мрачно ответил Арман. Ему хотелось уже боя. Он давно не воевал по-настоящему, с настоящими магами и его буйная натура ждала этого. А тут…переговоры! Надо же! Сначала посылают чёртовых птиц, потом великана, а потом только вспоминают о том, что можно переговорить!
–Арман, это может быть опасно, – Глэду, который неслышно приблизился к первой линии армии, было не по себе. – Слышишь? Ты же не соби…О!
Он очень даже «соби…». Было интересно, что ему скажут.
–Кто-то должен пойти с тобой! – заметил Базир. он был до предела напряжён и готов был броситься в бой незамедлительно.
–Я! – быстро отозвались Уэтт и Абрахам. отозвались одновременно.
–Нет, – возразил Арман. – Если они меня убьют, допустим, они такие идиоты, вы возглавите армию.
Абрахам открыл рот для возмущения, но осёкся. Уэтт задумчиво тёр рукою лоб, пытаясь понять, как поступить лучше: пойти с Арманом и проследить, чтобы тот не надоговаривался о чём-то неподобающем и подлом, а с другой – надо позаботиться о стае!
–Но одному идти нельзя, – признал Арман, задумчиво оглядывая первый ряд столпившихся доверенных лиц. Дважды взгляд его прошёлся по лицу Базира, и Базир уже собрался с честью последовать в логово врага, но Арман помнил ещё одно старинное правило переговоров, и перестраховался: – Фло, детка, пойдём.
Рыжеволосая Фло аж обмерла от удивления. С тех пор, как она стала косвенным виновником яростной вспышки Уэтта, она была явно не в чести. И тут такое ответственное задание!
Она аж подпрыгнула от радости, но Арман привёл её в чувство:
–Оружие, как крест и библию оставь здесь.
–Почему она? – Минира, считавшая себя более доверенной, чем Фло, не скрыла разочарования.
–Я так решил, – Арман не тратил время на реверансы и даже сам содрал с пояса Фло кинжалы и крест, а затем взял её за руку и повёл за собою ровно к середине полянки, разделившей две силы.
Минира всё ещё обижалась, глядя ему вслед:
–Я думала, он возьмёт кого-то более…– она замялась, вспомнила церковное прошлое и поняла, что речи её бесчеловечны и нет в них ничего, кроме зависти.
–Её просто не жалко, – не глядя на старую церковницу, ответил Абрахам, тоже кое-что помнивший о переговорах с Цитаделью.
И все, кто слышал, в ужасе глянули на него, но Абрахам как бы и не заметил. Не отрывая взгляда от Армана и фигурки, семенившей за ним следом, он ждал.
Ждать пришлось недолго. С первым же шагом Армана, из рядов Цитадели, почтительно расступившихся, вышел старый маг. В отличие от Армана, сумевшего сохранить за собою тёмный цвет волос и нежность лица, сохранить молодость под солнцем и жестоким пленом – этот маг не заботился такими вещами. Он был седым, сморщенным, но глаза сохраняли ясность. Удивительную, надо сказать.
Арман остановился, не доходя до середины полянки два шага. Он был на ладони для врагов и для своих. В любую секунду чьи-нибудь нервы могли не выдержать, но ничего – пока держались.
Старый маг тоже остановился, и поклонился в пояс захватчику, скрипуче ответствовал:
–Приветствуем тебя у наших земель.
–С кем я говорю? – развязно и нагло (а что ему было терять? Договариваться он тоже не собирался) спросил Арман.
–Моё имя Бальтазар. Я из древних земель востока. И я говорю с тобой от имени Цитадели.
Старый маг распрямился и взглянул на Армана ясными, сияющими глазами. Арман не отреагировал на это приветствие и Бальтазару пришлось спросить самому:
–Какая цель ведёт тебя в наши земли? Зачем привёл армию к нашим границам?
–Это? – Арман обернулся на свои ряды и громко, чтобы слышали и враги, и первые ряды друзей, ответил: – это не армия! Это люди и маги, желающие мирной жизни, в которой больше нет поганцев, что желают жить за счёт людей!
Фло стояла позади Армана тихо-тихо. Всякая её наглость испарилась моментально. Одно дело – хорохориться в штабе или в лагере, другое– здесь, а она в самоубийцы не записывалась.
–Ты сам маг, – заметил Бальтазар, не сводя ясного взгляда с молодого лица Армана. – Древний маг, прошедший пустыни и моря. И ты желаешь уничтожить нас?
–Я желаю уничтожить всю вашу структуру и создать новый закон, в котором вы…все вы! Не будете включать ни людей, ни своей власти.
–Ты говоришь от имени Церкви? –Бальтазар оглянулся на свои ряды. Там молчали, вслушивались.
–Церковь отличается от нас. Мы пришли не миндальничать, а карать. Мы пришли судить, а не договариваться. Мы пришли уничтожить всё, что есть поганого в ваших землях, а не беседовать! Мы не отступим. Мы получим своё и разгоним всю вашу шайку.
–А что будет дальше? – прошелестел Бальтазар, пытливо ища ответа в лице Армана.
Но в нём не дрогнуло ничего. он ответил холодно:
–Закон и порядок.
–Наш закон тоже закон.
–Ваш закон вред.
Бальтазар помедлил. Может быть, и не был он в Цитадели главным, но явно входил в число тех, к чьему мнению прислушивались и чьи слова имели вес. Именно по этой причине Бальтазар предложил:
–Неужели не договориться нам с вами? Магу не договориться с магом?
Будь на его месте Вильгельм – переговоры прошли бы иначе. Вильгельм бы точно выхватил бы кусок земли и власти.
Но Вильгельма сгубило банальной силой. И теперь Арман, который сроду не был расположен по духу своему к дипломатии, но был вынужден мириться с нею, сам желал стать силой, и смести все переговоры к чёрту.
–Договориться? – взгляд Армана стал совершенно чёрным. Он всё-таки был древним магом, и пусть на Бальтазара это не произвело никакого впечатления, он понял, что говорит, по меньшей мере, с равным себе. – О да, мы можем договориться. Вы распускаете свою поганую Цитадель, убираете свои чёртовы заклинания с принадлежных земель и переходите в распоряжение моих соратников. Ну как, пойдёт такой договор?!
В глазах Бальтазара даже ясность не пропала. Он пожевал губами, затем покачал головой:
–Глупый маг. ты совершаешь ошибку.
Арман расхохотался:
–Переговорам конец! Вот и всё. Вот и весь сказ!
Он повернулся к своим, театрально развёл руками, мол, пытался сговориться, но они какие-то совсем несговорчивые, и от того план наш не меняется.
–Маг! – позвал Бальтазар, – ты не забыл?..
Он не договорил, но Арман понял и без него. Лениво повёл рукою, и…
Бедная рыжеволосая Фло даже не поняла, что с нею произошло. Она почувствовала жжение в горле, и как что-то заструилось по её груди и рукам, она дёрнулась, и поняла, что её соратники смотрят на неё с ужасом, протянула руку, чувствуя, как стремительно слабеет. К Арману, но тот возвестил, обращаясь к своим:
–Она оскорбила одного из наших, пока мы шли к нашим врагам. Это недопустимо и я караю ею нашим именем за это оскорбление.
Кровь текла из несчастной девчонки, Фло, задыхаясь, не имея возможности и вздохнуть, падал к ногам Бальтазара, и видела уже бесконечную пустоту.
Когда всё прекратилось. Бальтазар коснулся её раны на шее, и кровь перестала течь. Затем старый маг легко поднял её обессиленное тело с земли и понёс к своим.
Но дело было сделано. Переговоры не увенчались успехом и пролилась первая, самая нужная кровь.
–Всем готовиться к битве! – велел Арман, лихо влетая в собственные ряды, возвращаясь на прежнее место. Поднялась возня, и без него уже начали предприниматься некоторые шаги, но теперь, с получением точного приказа.
–Строиться для атаки! – кричали со стороны Цитадели. – Готовиться к битве. Держать строй! Щиты! Прикрывать новичков. Оборотни, вы идете первыми!
–Это было бесчеловечно, – прохрипел Уэтт, глядя на Армана. – Она дура, но она живая. И она наша.
–Нет её больше, – возразил Арман. – и нет больше «наших» и «не наших», есть только сила, которую я призываю для последней битвы, для всеобщего мира и долгожданного порядка. Для той цели, которую мы все ждали, и для которой пришли сюда. Собери свои лапы, Уэтт, и, если хочешь получить всё то, о чём мы сговорились, иди в бой.
Как были похожи и отступники, и Цитадель! В одном похожи: в идее собственного верховенства, в возвышении своей жизни над жизнями низших вурдалаков, даже если эти вурдалаки принадлежат к их же рядам союзников.
–Она не заслуживала такого! – промолвил Базир, белый как мел. Он сам не знал, что его так возмутило: то ли особенная циничность Армана, то ли всеобщее равнодушие, и даже когда Уэтт, возмутившись заведомой несправедливость, проглотил слова Армана и просто принялся готовиться к атаке, и вести к ней свою стаю.
–Да-а…– со смешком ответил Арман, оглядывая готовящиеся ряды собственной же армии, – не герой ты, Базир. не отчаянный фанатик.
–Какой есть! – зло ответил Базир.
–Хорошо, что Абрахам так и не смог на тебе настоять, – Арман улыбнулся почти доверительно и шепнул на ухо Базиру: – ведь ты бы не смог убить своего старого друга? Даже если этот друг…Рене?
–Ч…что? – Базир вырвался из хватки Армана, но Армана это уже не беспокоило – он скрылся в суете и шуме толпы, что должна была обрушиться на Цитадель.
–Не спать! – пихнул его под рёбра кто-то очень яростный и стремительный, и Базир запоздало осознал, что это был какой-то молодой, уже знакомый ему вампир.
Не спать, не спать…конечно, не спать. Выяснить всё можно и потом, после – не подозревая о том, что это роднит его с Арманом, Базир позволил себе заглянуть в будущее, в победу.
27.
Ронове ожидал, что путь его будет опасен, но единственная опасность, которая его подстерегла, таилась в его же мыслях. Оказавшись вдали от разбитого лагеря своих соратников, вдали от врагов, Ронове вздохнул полной грудью: его давило ответственностью и совестью, нигде не мог он сделать и шага, чтобы не наткнуться на чей-нибудь любопытствующий или откровенно насмешливый взгляд.
А здесь, после всего произошедшего, впервые за долгое время – свобода! И нет никакой опаски, и не надо быть марионеткой в руках то Вильгельма, то Армана, и презрения Базира нет… только Ронове и ветер, приятно холодящий кожу.
Он даже стал легче думать о своём поручении. Да, нужно было добраться до Рене, ну и что? письмо да письмо! Что, писем никто не видел?!
Ронове ощутил давно позабытое счастье, и наслаждался этой поездкой. Он готов был благодарить небо за то, что именно он отправился всё-таки в путь, вышел за пределы лагеря, и мог теперь только предполагать о том, что сейчас
