просто хотел верить хотя бы своему другу. Пусть вампиру. Пусть другу, которого сам постоянно подкалывал и над которым подшучивал, даже зло, но которого научился уважать и по которому скучал, хоть и таился.
–Разумеется, я этого не говорил! – в голосе Марека послышалось лёгкое раздражение. Он, конечно, понимал, что будет непросто, но не настолько же!
Но надо было держать себя в руках. Ему нужен был союзник. Преданный, настоящая опора. И надо было гасить всякое раздражение.
–Разумеется, я этого не говорил, – повторил Марек уже тише, – им ни к чему. А вот тебе говорю. Как есть говорю. Они мне обрадовались. Доверились, как дети.
–Ты же…– начал Уэтт и осёкся.
–Но я не хвалюсь. Дело не в моём убеждении, дело в их отчаянии. У них много молодёжи, но она слабая. Выставлять их в битву – дохлое дело. Цитадель начала делить власть между собой, как оказалось, доделились до того, что потеряли боеспособность. Кое-что поднимут ещё, сомнений нет, но угроза не такая, как ты думаешь. В этом можешь мне верить.
Уэтт затряс головой: этого не могло быть!
–Даже ведьмы, – продолжил Марек тихо и печально, – после того, как убили их главу Ленуту, разбежались. Кто в сёла, кто в города. Драться устали. Устали, понимаешь?
–Чего ты хочешь?! – Уэтт совсем запутался.
–Я? – Марек улыбнулся почти как человек, только клыки выдали его натуру. – Я хочу мира. И власти. И то, и другое мы можем взять. Ты, я, твои стаи… мои сторонники, дмаю, кое-кто из Цитадели нас поддержит.
Уэтт вообще перестал что-либо понимать. Марек, не дожидаясь вопроса, поспешил объяснить лихорадочно:
–Они разбили сами себя! Мы можем взять власть в Цитадели! Слышишь? И хитрость разбить Армана. Твои стаи сделают вид, что вернулись к нему, а потом нападут! Понял? И мы свободны от отступников! Мы свободны от Цитадели. Мы принесём дисциплину, создадим новые племена и новый закон. Мы наконец-то принесём равенство!
До Уэтта всё-таки дошло:
–Так ты предатель! – взревел он, напугав и насторожив свою стаю. Стая готова была броситься на Марека по приказу Уэтта. Пока была готова…
–Почему предатель? – возмутился Марек. – Это они предатели! Они все. Они, не я! думаешь, я хотел быть вампиром? Думаешь, я выбирал? Нет. Я таким стал. Но они все: и церковники, и отступники, и в Цитадели стали презирать меня за одно это. Одни охотились, другие просто смешивали меня с грязью. А я виновен? Скажи мне: я виновен?
Марек уже кричал. Обычно спокойный он разрушался изнутри – всё невысказанное, скопившееся, вырывалось наружу, складывало страшные слова:
–Думаешь, я хочу пить кровь? Думаешь, хочу жить с вечным чувством жажды и пустоты? Думаешь, мне не жаль людей?..
–Ты предлагаешь предательство! – Уэтт тоже перешёл на крик. Оба уже не думали о том, сколько их услышит, если услышит. – И оправдываешь это тем, что ты несчастен! Как будто ты один…
–Я? – Марек вдруг стих, сунул руку в карман плаща и извлёк из него сложенный в четыре раза лист, протянул Уэтту: – читай!
Уэтт демонстративно скрестил руки на груди. Он не собирался идти на поводу у этого предателя, виновного не сколько в своём предательстве, сколько в новой боли, отозвавшейся тоскливой маетой в сердце оборотня. Такое разочарование! Такая подлость! Низость!
–Тогда я прочту! – Марек не собирался ломаться, развернул лист и прочёл тихо, но выделяя каждое слово, чтобы Уэтт точно понял: – «От седьмого числа седьмого месяца сего года, мы, известные как отступники – борцы за людскую свободу и безопасность, освободители от власти Церкви и Цитадели, в составе своих предводителей, известных под именами: Вильгельм, Арман, Стефания, Ронове, Минира и Глэд, постановляем:
I. по истечению всяческих битв, конфликтов с Цитаделью и её последователями, всякую уцелевшую магическую нечисть, известную в образе оборотней, вампиров, вурдалаков и мертвецов, немедленно уничтожить без захоронения и суда.
II.соратников отступников из числа вампиров и оборотней поставить на строжайший учёт, чтобы воспрепятствовать их размножению и разнесению заразы.
III. соратников отступников из числа вампиров и оборотней, отличившихся в войне с Цитаделью и борьбой за свободное будущее, отстранить от управления делами, наделить земельным наделом и содержанием согласно дополнительному соглашению №1/А-12, от девятого числа текущего месяца, и не допускать до вмешательств.
IV. всякую литературу, как историческую, так и художественную, включающую в себя мемуары, дневники и сочинения, подвергнуть жёсткой цензуре и корректуре, дабы избавить людской мир от всякого упоминания вампирской и волчьей заразы и не создавать неверный образ представителя из рода вампиров или оборотней
К согласованию.
Записал Керт».
Уэтт молчал. Он сомневался, что на свете есть слова страшнее. Да ещё от кого? От тех, ради кого он уже рисковал и собой, и своей стаей! Если переводить весь сухой язык документов на понятный: отступники желали полностью уничтожить и вампиров, и оборотней, вплоть до упоминания о них, даже положительного, но после того, как те выполнят свою работу.
Ну ладно там Керт или Глэд – эти двое были охотниками за вампирами и оборотнями, хоть и не были церковниками в полной мере, ну ладно – от них не надо было ждать сочувствия. Но Минира? Она потеряла веру в бога, но не в человечность! А Ронове и Стефания? а, самое страшное, Арман?
–Это проект, судя по всему, – Марек говорил с сочувствием, хотя его и трясло от ярости, пусть и видел он этот документ не в первый раз. – Здесь нет ещё подписей, и я взял его из бумаг Вильгельма. Не успел позаимствовать соглашения – да, их там несколько. Одно о проценте содержания и надела, другое о цензуре существующих и грядущих мемуаров об этой войне. Интересно, правда?
Уэтт не отзывался. В первый раз его мир разрушился, когда на него – семилетнего – напал в лесу волк, кусал, хотел сожрать. Повезло – отбили охотники. Повезло, впрочем, до первого полнолуния.
Второй раз, когда Уэтт понял, что Цитадель не собирается его покрывать и сама не прочь расправиться.
В третий, когда Уэтт осознал, как тускло и греховно жил, в дни, когда шатался по миру и искал себе не то смерти, не то смысла, и мучился, мучился тоской иодиночеством.
Сейчас был четвёртый раз. Одно дело, если оборотней и вампиров презирали, не пускали к постам, насмешничали – это неприятно, но это не смертельно. А здесь? сделайте своё дело и уходите в забвение. Убьём всех, кто был против нас. Тех, кто был с нами, будем контролировать, а затем просто отправим в небытие, и даже не вспомним о них ничего хорошего. Вообще не вспомним. Не было их! Никого не было!
–Это не я предатель, – лицо Марека исказилось от боли. – Это они. Видишь? Разве плохо ответить им? Разве нет у нас на это права? Я считаю, что это не просто наше право. А наш долг. Ещё никогда ни вампиры, ни оборотни не брали власть в свои руки. Так может – пробил наш час? наступил день, когда мы должны им отомстить и показать единство?
Марек был опасно убедителен. Уэтту очень хотелось поддаться на этот уговор, ведь звучало так маняще: «они неправы. Они поплатятся за это. Ты будешь на вершине, а не они!».
Но с другой?..
Уэтт оглянулся на стаю. Собранная им ещё из мальчишек, случайно ставших жертвами оборотней, молодая стая… каждый из этих волчат обязан ему жизнью, и каждый готов броситься на Марека, да хоть на самого чёрта, если Уэтт так скажет, но это пока. Пока Уэтт их ведёт. Завтра ещё, быть может, его власть прочна, а послезавтра? Через неделю? Он уже старый волк. А старого волка молодые грызут.
И это только в пределах одной стаи! Что говорить о других? Будет грызня. И у вампиров едва ли лучше. От того и контроль: чтоб не заразили, чтоб людей не жрали и кровь их не пили.
«нас надо контролировать…» – мучительно понял Уэтт. Но ненависть в его сердце всё ещё пульсировала. Он не знал, на что решится.
–Ну? – наступал Марек. – Ты со мной? или ты согласен на то, чтоб быть вечным дворовым псом на службе подлецов и настоящих предателей?
Как легко было бы согласиться! Как легко поддаться искушению, но…
Но вместо этого Уэтт дал знак своей стае. Та не подвела. Уэтт только отошёл в сторону, чтобы не видеть кровавой расправы.
Он смотрел на восходящее солнце – сколько же они проговорили? И не оборачивался на шум позади себя. Марек кричал, бился, ругался, даже молил, но стая рвала его на куски. Может быть, каждый из оборотней и задавался вопросом: почему, собственно, надо рвать соратника? Но Уэтт пока был им вожаком, и его приказы стояли для стаи выше всего. Вампир, даже такой сильный как Марек, не смог справиться с нападением и вскоре Уэтту пролаяли:
–Всё!
Уэтт только тогда обернулся. Как и положено – от вампира такой древности осталась лишь одежда да ещё горсти грязного праха, от которых почему-то несло сыростью и чем-то сладостно-гнилостным.
Не говоря ни слова, Уэтт наклонился к одеждам своего бывшего друга, предавшего друга, обыскал карманы – Марек уже успел свернуть лист, и Уэтт нашёл его в том же кармане плаща. Стая ждала, не спрашивая, молча и покорно наблюдала за его действиями.
Уэтт прочитал ещё раз документ, который ему зачитал Марек, спрятал лист, сложив его в очередной раз за четверть часа на четыре части и обернулся к стае:
–Мы возвращаемся в лагерь!
Не последовало никакого возражения, хотя, может быть виновны были в том лишь расстроенные нервы, показалось Уэтту, что ближний к нему волк как-то закатил глаза, демонстрируя насмешку над вожаком. Выяснять Уэтт не стал, но поспешил вернуться.
Вернулся он, надо сказать, очень вовремя.
Ещё издали нос его уловил болотно-землистый запах, а ухо услышало земную дрожь. Он не понимал, что происходит, но чутьё подсказало: нужна твоя помощь, и Уэтт усиленнее заработал лапами, вынуждая свою стаю следовать за собой.
Потом он уже увидел и так был поражён, что даже застыл, проехав лапами по земле…
Впрочем, тут бы, наверное, любой бы застыл. Представьте себе существо жуткого вида размером с большой холм или малую гору – рычащую по-звериному, явно агрессивную и опасно близкую.
Это был великан. Уэтт впервые его видел, как и многие живые, в общем-то, ведь считалось, что последний великан был уничтожен в Аравии, ещё давно, когда египтяне вышли к Ад-Дирийе и держали эту древнюю столицу в осаде. Жители столицы выставили тогда своё могучее оружие – последнего известного великана, но… город всё равно пал, а с ним прекратился и великаний род.
И вот теперь, добрый день, знакомьтесь: новый враг из давно уже истлевшего, как писали, рода!
Люди казались мелкими и ничтожными рядом с ним. Уэтт опознал и Армана, и Абрахама, и Базира – эти трое лезли почти к самому центру битвы, подкрепляя свои магические удары вполне себе физическими , но едва ли они наносили великану хоть какой-то вред. Как-никак, никто уже лет двести не изучал всерьёз заклинания против великанов. Они входили в обязательную программу, но их часто проматывали в угоду более важным. Ну вот, пожалуйста.
Без практики, ещё и в такой суматохе, в явной растерянности от битвы, справиться было невозможно. Но все вышедшие вперёд, явно преследовали одну цель: не пустить поганца ко всему лагерю. Надо сказать, очень потрёпанному и насмерть перепуганному лагерю.
Уэтт тряхнул головой – разборки про всякие документы потом.
