произнес Иван.
- Дом у нас знаменитый, старый очень. Столько разных людей в нем жило. Всех и не упомнишь. Балконы у тебя красивые таких в нашем городе больше нет. Много за квартиру отвалил? - решил сменить тему сосед.
- Лучше не спрашивай. До хрена и больше.
- Зато две комнаты огромные, потолки три метра. Если бы не парк, то и море с балкона было видно.
- Неприятно как-то всё с гадалкой этой, - не успокаивался Иван недовольно морщась.
- Ну, вот уже приехали, - сосед остановил машину.
Кузьмич вышел и позвонил. Сам дом и каменный забор указывали на то, что знакомая тут живет далеко не бедная.
Громким щелчком открылась калитка, и перед взором гостей предстал небольшой круглый розарий, наполняя воздух тонким приятным ароматом. Навстречу вышла пожилая женщина в шляпке и длинном сарафане. Опираясь на трость, она медленно подошла к гостям и, ответив на приветствие молчаливым кивком и скупой улыбкой, указала следовать за ней.
Широкая, прохладная веранда дома, куда вошли гости, была хорошо защищена от солнечного света жалюзи, приоткрыв которые Иван онемел. Комната была сплошь уставлена мебелью, заботливо укрытой пленкой. Было ясно, что хозяйка, несмотря на свой почтенный возраст, неплохо разбирается в антиквариате, не хуже его самого, что грозило осложнениями при торге.
Старушка с Иваном обошли огромный старый диван, обитый натуральной кожей, которая от времени совсем истерлась и потрескалась словно высохшая пустыня, старые кресла, вместо ножек которых были подложены бруски, потертую бархатную оттоманку с валиком, украшенным шелковой золоченой кистью и остановились. Глаза у Ивана загорелись словно у хищной кошки, и старушка одобрительно закивала головой, увидав его реакцию.
- Сразу видно человек разбирается, - довольным тоном произнесла она. – Это не продаю, губу не раскатывай и не упрашивай. Сразу говорю. - Только кушетку, - старушка прошла вперед, где за диваном стоял предмет продажи. - Не продавала бы, но ремонту много и деньги нужны.
Даже накрытая безобразной выцветшей клеенкой, кушетка не могла скрыть свои прекрасные резные изголовья и волнообразные изгибы спинки. - Вот она, моя красавица, - не скрывая своего восторга старушка стала стягивать клеенку, и легкое облако пыли повисло в воздухе. - Таких уже с фонарем не найдешь. Работа голландского мастера, - многозначительно прищелкнула языком старушка.
Прекрасная старинная кушетка, вызвала у Ивана чувство восхищения своей красотой и изяществом форм. Кушетка была выполнена из ореха, ножки, стойки подлокотников и часть спинки были богато украшены резьбой с небольшими бронзовыми вставками, обивка была из гобеленовой ткани, рисунок которой сохранил колорит своего времени. Антикварное состояние Иван оценил, как «неплохое», хотя дерево требовало серьезной реставрации.
- Чего задумался? – забеспокоилась старушка. - Это тебе не просто диванчик, это рекамье* начало ХIX века. Ты поди о таком и не слыхал?
- Слыхал, бабуся, слыхал и картину даже такую видал, где девица из Парижа, на такой кушетке полулежа гостей принимала. В честь этой самой девицы кушетку рекамье и назвали, а сотворил тот шедевр знаменитый краснодеревщик Жорж Жакоб аж в ХVIII веке. - Красивая, но капризная была эта француженка. Сердце брату Наполеона Люсьену разбила и чуть не перессорила между собой художников, что портреты с неё писали Жерара и Давида, – и не отрываясь от изучения полустертого клейма мастера, тихо добавил: - У женщин на это дело особый талант имеется,
Сделав несколько кругов вокруг кушетки Иван Петрович решил, что такой предмет после реставрации станет украшением любой гостиной или спальни и стоить будет далеко немало.
- Надо брать, - решил он и театрально изобразив озадаченный вид, стал потирать в раздумье подбородок. - Работы много. Обивку надо менять, с каркасом придется повозиться, много укрепляющих элементов для конструкции потребуется. Одни пружины останутся от вашего рекамье, - вынес свой вердикт Иван, уверенный что обязательно купит кушетку.
Старушка, выслушав гостя, на пыльной столешнице рядом стоящего столика вывела пальцем цифру. В ответ тот молча исправил цифру. Старушка глубоко вздохнула и рядом появилась другая цифра. Иван взял паузу, ища взглядом соседа, что обещал помочь в торге, но тот «как сквозь землю провалился». Старушка обиженно отошла к окну, повернувшись спиной к Ивану, давая понять, что больше не уступит ни копейки.
- Хорошо, - наконец сухо произнес Иван, хотя в душе был доволен, что откровенно нагрел старушку.
Кушетка, хоть и выглядела изящно, но оказалась тяжелой до невозможности. Мало того, она никак не хотела уместиться в машине соседа, упорно упираясь своими изящными резными ножками, не давая закрыть задние дверцы. Пришлось еще пожертвовать комфортом и сдвинуть переднее кресло, чтобы уложить эту «изысканную барыню». Намучившись с погрузкой Иван наотрез отказался заезжать купаться, да и солнце уже припекало основательно. В машине было жарко и сидеть было неудобно, кушетка неприятно упиралась в спинку его сиденья, создавая дискомфорт.
Всё это выводило Ивана из себя заставляя нервничать.
- Поразительная история, – неожиданно начал он. - Кушетку в честь бабы назвать, а не в честь мастера, что её сотворил. Да если бы не он, кушетка эта так бы и осталась кушеткой, ну в лучшем случае канопе*, или козеткой*, и никто про эту девицу даже и не вспоминал. Вот так и с моей квартирой, может в ней кто-то из знаменитостей и жил, а помнят кого помнить-то совсем не надо, - никак не мог успокоиться Иван.
- И за что ты, Иван Петрович, так женский пол не уважаешь.
- От баб одно зло, - с неприкрытой враждебностью отрубил Иван и замолчал, погрузившись в свои мысли, рассуждая о том, что можно было попытаться еще сбить цену и купить кушетку вовсе за бесценок, ведь старушка далеко не бедная, и на любом своем старинном экспонате всегда может хорошо заработать.
По приезду Иван с соседом попытались вытащить кушетку из машины, что оказалось намного сложнее чем туда загрузить. Теперь она упрямо не соглашалась покидать машину, упираясь своими изогнутыми ногами, недовольно поскрипывая и грозясь, что развалится от грубого обращения, напоминая о своем почтенном возрасте.
Изрядно намучившись, им наконец удалось вытащить «кривоногую гадину», как в сердцах окрестил её Кузьмич за широкую царапину, оставленную на дверце машины.
Подперев подъездную дверь двумя булыжниками, они внесли кушетку повернув на бок. Двигались они медленно, оставляя за собой дорожку из мелкого мусора, который высыпался из дряхлого нутра кушетки.
Федор Кузьмич шел спереди тяжело сопя, держа снизу за каркас, а Иван Петрович шел сзади, обливаясь потом то и дело чихая от пыли, останавливаясь при каждом чихе, боясь уронить покупку, которая то и дело предательски охала.
Когда до площадки, на которой находилась квартира Иван оставалось пару ступеней, кушетка неожиданно ожила, громко скрипнула, словно прося о помощи, и взвизгнув пружинами, неожиданно вырвалась из рук Кузьмича. Грохоча она понеслась по ступенькам вниз, оставив растерянного Федора Кузьмича с элементом каркаса и с резной ножкой в руке. Она, словно санки, с грохотом считая ступеньки, сбила с ног Ивана увлекая за собой вниз. Всё случилось неожиданно и молниеносно.
В облаке пыли, плотно прижатый кушеткой к стене, сидел Иван Петрович.
- Твою же … – прошептал Кузьмич. Он резво спустился по ступенькам, как не спускался по ним даже в свои лучшие годы. - Ваня. Ты живой, - испуганно пролепетал он.
- Живой,- простонал тот, пытаясь освободиться от обломков каркаса.
- Вот «гадина кривоногая» развалилась все-таки.
На шум выскочили соседи и помогли Ивану подняться, но стоять тот не смог.
Уже через несколько минут весь пролет был забит любопытными жильцами и отдыхающими, даже врачам приехавшей «скорой» трудно было пробиться к пациенту.
Федор Кузьмич виновато обратился к соседу, лежащему на носилках:
- Вань, ты может ключи оставь. Я занесу все к тебе. Поправишься починишь. Ведь денег стоит.
Держать Ивана Петровича в клинике без причин не стали. К вечеру того же дня, с диагнозом «легко отделался» и загипсованной ногой, он был дома. В прихожей его встречали аккуратно сложенные резные элементы и часть каркаса злополучной кушетки. Теперь Иван передвигался по квартире с помощью алюминиевых костылей, подогнув загипсованную ногу и злобно косясь на сломанное рекамье.
В силу характера сидеть без дела Иван Петрович не мог и, уже меньше чем через неделю, приступил к реставрационным работам. Он был так поглощен ремонтом, что перестал обращать внимание на шум туристов под окнами. Научился ловко передвигаться с помощью костылей и даже не боялся спускаться по лестнице. Однако гипс доставлял ему множество беспокойств.
То ли от жары, то ли от чрезмерных нагрузок нога стала бешено зудеть и ныть так, что Ивану пришлось обратиться к врачу.
- Жара, много двигаетесь, вот от этого небольшое раздражение и зуд. Радуйтесь, это ваша нога заживает, вот и чешется. Потерпите, скоро снимем гипс, - улыбнувшись успокоил врач своего мнительного пациента.
С каждым днем нога чесалась всё больше, а зуд был такой, что Иван перестал ночами спать. Лекарства не помогали, пришлось обратился к проверенному средству, принимая на ночь стаканчик «красненького». Однако и это не давало должного эффекта.
Нога чесалась так, что в одну из ночей, доведенный бессонницей до отчаяния, Иван взял велосипедную спицу и просунув её под гипс, стал чесать ногу, кряхтя и прикрывая от блаженства глаза.
Теперь помимо костыля Иван не выпускал из рук и велосипедную спицу, которая превратилась в волшебную палочку, что позволяла успокоить зуд в ноге. Так в одну из бессонных ночей, приняв «ударную дозу красненького» и почесав ногу спицей, Иван был уже готов уснуть как вдруг почувствовал, что кто-то сел на кровать.
На краю кровати сидела молодая красотка в длинном бордовом бархатном платье с глубоким, отороченным кружевом декольте, с медальоном на черной бархотке, подчеркивающей изящную шейку. Она по-детски болтала ногами в узких сапожках, играя веером на шелковом шнурке. От лунного света, который проникал сквозь открытые огромные окна, девушка казалась сделанной из белоснежного тончайшего фарфора. Это было именно то милое личико, которое в творческом порыве он недавно изобразил на портрете.
- Гадалка, - мгновенно мелькнуло в голове Ивана Петровича.
От неожиданности и ужаса горло его перехватило. Хлопая ртом словно рыба, широко раскрыв глаза, он попытался что-то произнести. На что молодая особа улыбнулась и, приложив изящный пальчик к своим губам, подала знак чтобы тот молчал.
- Нервишки у тебя, Ванюша, совсем никуда. Пьешь много. Спишь мало.
Иван соглашаясь закивал головой, словно китайский болванчик.
- Хочешь статус и вкус свой подчеркнуть, мебель раритетную собираешь, а толку если сам, того гляди, развалишься как кушетка твоя. - Видела я, как ты по ступенькам на саночках съехал. - Девица расхохоталась. – А все почему? Потому что жадный и на людей озлобился. - Болит небось нога твоя? – с неприкрытой иронией произнесла гадалка.
Вопрос для Ивана был полной неожиданностью.
- Чешется от жары. Заживает, -
