закурить.
– Ты что-то хотел сказать, – вернул Андре Тоби к разговору. Все подробности больничного быта уже обсудили, Тоби начал говорить и осекся, испугавшись своих слов.
– Хотел, но не знаю, стоит ли, – засомневался Тоби.
– Конечно, стоит. Если что, мы тебя поправим, а для чего еще нужны друзья? – сказал Андре. Тоби с благодарностью взглянул на него, рассеяв в душе все сомнения. Надо было сказать, высказаться, чтобы не терзать себя в одиночку.
– У меня было время подумать, не все мозги вышибли, – усмехнулся Тоби. – И я пришел к мысли, что… даже не знаю, как сказать… скажу прямо – не все люди имеют право на жизнь. Вот, все. Да, есть законы, есть мы, но мы бессильны, а такие люди, как этот Монк или Фишер не должны жить! Нет такого суда, который смог бы дать им справедливое наказание.
Тоби умолк, и палата погрузилась в тягостное молчание.
– Я согласна с Тоби, – первой высказалась Амалия, все смотрели на Андре, ожидая его вердикта.
– В твоих словах много правды, слишком много для человеческого общества – оно не сможет это принять, никогда не сможет. И мы не имеем права, – Андре сделал паузу, подняв руку вверх, чтобы никто не возражал, но все молчали. – Есть огромная вероятность ошибиться, погубить невиновного или недостаточно виновного человека. Но, мы должны стремиться к справедливости и быть готовыми взять на себя ответственность, и ответить за ошибку, за свое преступление по справедливости.
– Я готов, – глухо ответил Тоби и тут же повторил уверенно. – Я готов отвечать!
– И я готов! – воскликнул Вальц и встал с кровати.
– Тогда тебе не о чем переживать, Тоби, – сказал Андре. – И я, и Ульрих, мы уже отвечали за свои поступки, начинали все заново, но мы не ошибались. Закон должен исполняться, хороший и плохой, без исключений, но и справедливость должна быть, а если ты не можешь добиться ее по закону, значит, мы еще не готовы к этому, или уже не готовы.
23
Москва
Из зала заседаний вышел Константин Павлович. На его сильно заострившимся в последнее время, лице не было ни одной эмоции, сплошная непроницаемая белая маска, и лишь по вздрагиванию мелких морщин в уголках глаз становилось понятно, что он в бешенстве. Князь сел рядом с Петром Ильичом и Вовой, отстоявшими свою смену быть свидетелями. Петр Ильич долго смотрел на друга, Князь сдал в последнее время, резко постарев и подурнев, что-то жгло изнутри, и от этого тлеющего огня Константин Павлович сох, одни глаза оставались живыми, требовательными, справедливыми и добрыми для друзей, а голос стихал, и поэтому приходилось прислушиваться, когда Константин Павлович раздавал указания на планерках. Князь сам все понимал, проведя не одну неделю в госпитале, который, как страшно и метко сказала Наташа, добил его окончательно.
– Плохо дело, – пробасил Петр Ильич, все прочитав в глазах князя. Константин Павлович кивнул, соглашаясь. – Мдамс уж, съедят и Колобка заодно.
– Ничего, бок откусят, а там укатится, – прохрипел Константин Павлович и закашлял. Он кашлял долго, надрывно, рука еще тянулась к карману пиджака за сигаретами, но там их не было уже давно, как ему казалось. На самом деле болезнь свалила его внезапно, ударив из всех орудий, курить теперь было смерти подобно, такой не очень быстрый путь вывернуть свои легкие наизнанку. Петр Ильич горестно шутил, что Князю именно от чахотки и следовало умереть, Константин Павлович смеялся, искренне, ему это и в голову не приходило, а ведь как точно. – Давайте пробежимся по нашим делам. Вова, что там с типографией?
Вова потрогал ссадины на лице, они ужасно чесались, но Ольга запретила ему их расчесывать. Можно было для весомости вытащить планшет, уточнить данные в отчете, а зачем? Он и так все знал, внешне спокойный, но в глубине себя не смерившийся с тем, что дело у него забрали сбшники.
– Дело забрали сбшники, дальше будут раскручивать. Нам удалось допросить верстальщика, он же дизайнер. Он все рассказал, и про участников, и про тиражи, сколько листов отпечатали. Это в целом не особо важно, пусть оценивают, сколько фальшивок может вертеться на рынке. По предварительным подсчетам до двадцати миллиардов рублей. Кстати, смартфон подрисовал на макет этот парень, надеялся, что фальшивки сразу обнаружат. Бумагу привозил директор и еще один человек, но не Канаев, его он не опознал. Судя по всему, крыша была хорошая, никто и не собирался сворачивать производство. Охрана завода подтвердила, что эти «рабочие» были там каждый день, но ничего не привозили и не увозили. Видимо, охраняли, а по ночам готовые тиражи забирали на дальнейшую обработку. Мне коллеги Эдуарда вкратце описали технологию, я не запомнил, но понял, что в этой типографии не лакировали, следов лака не нашли, там еще должны были микротекст наносить или что-то подобное. Должна быть еще одна типография или цех, но это уже не нам искать. Я так понял, что у них там внутренняя грызня, автоматы их, никто не отрицает, даже, вроде как, часть обнаружили, а вот личности автоматчиков скрывают.
– С этим понятно. Готовишь материалы и сдаешь. Так, что с убийством Трощука? – Константин Павлович закашлял, жестом показывая Вове, чтобы тот не ждал его.
– С Трощуком все ясно. Юдин пришел с повинной, должны этапировать к нам в скором времени. Пока оформляем, все по процедуре. С девушек обвинения никто не снимает, проверяют возможную связь между ними. Короче, будут тянуть до последнего, – ответил Вова. – Я доверяю чувству Дениса, что они ни при чем, факты тоже указывают на это.
– Чувства надо проверять, – заметил Петр Ильич. – Ты не знаешь, кто слил в сеть этого Канаева? Мне Шамиль прислал посты про него с платформы «Костра».
– Да, я тоже видел. Точно не я или Денис. Скорее всего, свои же, – ухмыльнулся Вова, – А неплохо его так засветили.
– Вот и проверь кто, чтобы утечки от нас не было, – прохрипел Константин Павлович. – Подключай Шамиля, Костю – всех, но чтобы у нас все было чисто. Денису уже хотели это пришить, имей в виду.
– Оперативно, быстро нашлись, – присвистнул Вова.
В это время дверь зала заседания резко отворилась, и оттуда вышли Анатолий Владимирович, а за ним еще два генерала. Колобок был красен и зол, генералы догнали его, что-то громко шепча на ходу, но слов разобрать было нельзя. Они скрылись в курилке, из которой пулей вылетели девушки с капитанскими погонами, гулко зацокав каблуками в пустом коридоре. Хлопнули двери, капитаны в юбках скрылись в спасительных кабинетах. Анатолий Владимирович и генералы вернулись через три минуты, Колобок коротко взглянул на всех, отрицательно помотав головой, и скрылся вслед за генералами. Ожидание затянулось, Князь достал из кармана зажигалку и минут десять играл с ней. Все молчали, а за толстой дверью оглашали приговор.
– Знаешь, Петь, на тебя пришла жалоба. Не нравится там наверху, что ты шашни водишь с малолетними проститутками. Как оригинал придет, я тебе отдам в коллекцию, – прохрипел Константин Павлович.
– Давай, Марго подошьет в папку, – поморщился Петр Ильич, но промолчал, не желая ругаться.
– Такая жалоба лучше, чем грамота! Она весомее, чем орден! – засмеялся Вова, Петр Ильич и Князь переглянулись и засмеялись в ответ.
– Не нужны мне ордена, есть уже, – буркнул Петр Ильич.
– А это не те ордена. Вот был бы правильный орден, никто бы и слова сказать не смел, – хрипло засмеялся Князь.
– Ну нет, пусть пишут свои бумажки, – разозлился Петр Ильич. – Сволочи! Они там решили, что я сделал Женю своей наложницей? Уроды, все по себе меряют!
– Мы все меряем других по себе, – Князь похлопал Петра Ильича по плечу. – Все ты правильно сделал. Вот ни я, ни Вова, никто не смог бы так поступить, а ты смог.
– А, ну давай, расхваливай, – отмахнулся от него Петр Ильич.
– Никто и не расхваливает. Это правда, Петь, ты у нас один такой. Был бы как все, уже давно стал полковником или бери выше, генералом. Тебе бы пошло, – усмехнулся Константин Павлович.
– Да, фигура подходящая, – усмехнулся в ответ Петр Ильич.
Дверь раскрылась, и из зала стали выходить высокие чины, люди в штатском с озабоченными серьезными лицами. Коридор заполнился гулом раздраженных голосов, многие неприязненно смотрели на сидевших на лавке у стены, отворачиваясь, когда Петр Ильич или Константин Павлович смотрели им в глаза. Последними вышли Денис и Анатолий Владимирович. Денис демонстративно сдернул с себя воображаемые погоны. В отличие от Анатолия Владимировича, Денис был спокоен и даже улыбался, будто бы сбросил с себя тяжкий груз.
– Подадим апелляцию, все стадии пройдем, – сказал с ожесточением Анатолий Владимирович, зло посмотрев вслед уходившим генералам.
– А ты что думаешь? – спросил Дениса Петр Ильич.
– Пока не определился. Так и должно было закончиться, сам виноват.
– Сам, никто и не спорит. Но, и тут я уверен, тебя решили показательно наказать, – сказал Анатолий Владимирович. Он успокоился, и краска отлила от его лица. – А так ты прав, Денис, я вот только сейчас это понял. Нечего тебе делать в нашем управлении.
– Это еще почему? – возмутился Петр Ильич, вскочив с места и грозно надвинувшись на Анатолия Владимировича.
– Так, спокойно, без рук! – рассмеялся Анатолий Владимирович, комично защищаясь от Петра Ильича. – Есть у меня одна вакансия для тебя, Денис, уверен, что тебе понравится. Будешь наш человек, но с другой стороны фронта, скажем так. Одно хорошо, звания тебя не лишили, и наград тоже.
Женя шла от метро через кварталы, часто останавливаясь и разглядывая знакомые дома, облепленные машинами, спортивные площадки, небольшие магазины. Как давно она не была дома, в своем районе, а прошло-то всего ничего, каких-то пара месяцев, а может и того меньше. Она не думала, не считала дни, а шла и радовалась. Проходя мимо школы, она и вовсе захлопала глазами, смахивая крупные слезинки. Мама приезжала в квартиру Петра Ильича, не настаивая, чтобы Женя приезжала. Ей казалось, что мама чего-то боится, она слышала, как мама шушукается с Петром Ильичом, и не мешала им – взрослым всегда есть о чем поговорить. И вот сегодня она решила сделать сюрприз, мама скоро должна была вернуться со смены, вечер был теплым и прозрачным.
Женя задержалась у школы, наблюдая за тем, как играет футбольная команда школы, разбившись на две. Высокий парень забил гол, ребята радостно закричали, и Женя запрыгала вместе с ними. Игра остановилась, все увидели ее. Женя испугалась и хотела было убежать, но парни уже подбежали к ней, блестя веселыми глазами.
– Женька! Ну ты ваще круто выглядишь! – задыхаясь после игры, выкрикнул самый разбитной парень, Лешка Симонов, высокий, крепкий, с нечесаной копной густых черных волос. Он был на два класса старше ее, она знала всех парней, кого-то по именам, но большинство по кличкам.
– Я знаю, – гордо ответила Женя, повертевшись перед ними в белом платье, которое сшила мама. Она сама себе очень нравилась.
– Да правда, ты такая красивая стала. Не носи больше эту дрянь, тебе так лучше, – сказал другой парень, все его звали конченным, но парень был вполне смышленым, просто занудничать любил.
– Такие до революции носили, помните, в учебниках были дамы в таких же платьях? – вставил другой парень.
Мальчишки загалдели, и Женя перестала понимать, кто говорит, смеясь до слез от их неуклюжих комплиментов. Ей
