Анамнезис1

Я спохватилась, что почти ничего не выяснила о своем похитителе:
-Слушай, а ты кто?
Он засмеялся:
-Просто Сергей. Устраивает?
Его искренний смех пресек в зародыше все плохие мысли. Я пыталась сопротивляться своей перед ним расслабленности, памятуя о многочисленных жертвах так называемого стокгольмского синдрома, но говорить могла лишь отрывочно, вопросами. Затихающее и вновь усиливающееся волнение не давало мне перевести дыхание, я плыла, словно дым над водой – так же безвольно и тягуче, не понимая, что является источником моего томления и неясной тревоги, ведь угрозы от Сергея не ощущалось, а других причин вроде бы не имелось.
-Приехали,- между тем сообщил он.
-Только недолго,- осторожно прощупала я почву и услышала в ответ:
-Кофе и музыка.
    Дом оказался улучшенной застройки, но вполне обычный, и подъезд – каких много, и входная дверь. Однако пока Сергей открывал ее, я почти не владела своим телом и была не в силах вздохнуть полной грудью, точно за порогом меня ждал потусторонний мир. Сердце мое болезненно колотилось, как в детстве перед Новым годом – не оттого, что заученный стишок выветрился из памяти, и мне не дадут подарка: я всегда побаивалась Деда Мороза, ибо подозревала в нем обман и в любой момент ожидала от него подвоха.
    Мы вошли, и я точно попала в густой прозрачный гель, замедливший до паузы мои жесты и мысли. Все вокруг затормозилось, а мой спутник улыбался, следя за малейшими движениями моего взгляда, поддерживая его, как спотыкающегося человека, и не давая улизнуть в сторону, не выпуская из зоны своего влияния. Визуальное поле навязывало мне определенную ориентацию, не совпадающую с реальным положением тела: пространственный уровень резко сместился и утвердился в новой позиции.
-Пойдем, я сварю кофе,- сказал Сергей, снимая с меня пальто.
-Кофе?- удивилась я и тут же представила мельницу и кровлю красноватой черепицы, скрывавшую под собой уютный двухэтажный домик с винтовой лестницей из темного дерева. Такого же цвета стропила взлетали над большой кухней, украшенные плотными гирляндами мастерски высушенных роскошных букетов с преобладанием вереска и лесных колокольчиков. А на старинной широкой плите, на горке раскаленного песка закипал душистой пеной восхитительный напиток…
    Я дышала тяжело, как от быстрого бега, хотя стояла не двигаясь.
-Снять с тебя жакет?- спросил Сергей и, не дожидаясь ответа, стал деловито расстегивать на мне пуговицы.
-Может, снимем и твою футболку? Она влажная у ворота,- услышала я и кивнула,– мысли мои застыли в студенистую подрагивающую массу.
-Пойдем в гостиную, не стоять же в прихожей. Я дам тебе халат.
Его рука глубинным теплом примагнитила мою ладонь,– оно мгновенно проникло внутрь моего существа, и я, оглушенная и дезориентированная в пространстве, безвольно, будто робот, пошла.
-Давай я тебя раздену,- предложил Сергей и медленно спустил с моих плеч бретели лифа, при этом по-прежнему не выпуская из своего поля моего взгляда, не позволяя ему переместиться и заставляя смотреть себе в глаза. Окружающее таяло за определенной границей зрения, теряя четкость. Меня сотрясало как от озноба. Мгновения реальности пробивались в сознание, но и она была словно в ином измерении.
    С удивлением обнаружила я губы Сергея вблизи, разглядела каждую черточку, их неуловимо надменную линию, казавшуюся непостижимой. Губы искренно приоткрылись, и я поняла, что он целует меня – страстно и слишком откровенно: его вкус проник в мой рот, что никак не вязалось ни с надменностью, ни с хорошими манерами. Зрение на миг сфокусировалось, позволив увидеть, хотя и отстраненно, настойчивую руку, скользившую от моего колена вверх. Заворожённая, смотрела я на длинные чуткие пальцы, чувствуя их тепло на своем теле и не понимая, как связать эти ощущения с внешним обликом моего обольстителя.
-Тебе не холодно?- спросил он, ощутив мою дрожь, и тут же прижал меня к своей груди – гладкой и твердой, окатив мое тело жаром прикосновения как после ледяной проруби.
    Сколько раз слышала я и читала о чувственных искрах, но никогда еще мне не доводилось испытывать их самой. И вот теперь что-то прошивало меня током, сжимало непроизвольно живот и тут же отпускало, однако вновь перехватывало, перекрывая дыхание в ритмичном биении, диктуя телу чью-то волю. Сознание мое замутилось, как если бы я нырнула в глубину: также поглотились звуки, а окружающее студенисто замерло. И вдруг нечто странно-объемное, незримое, и все же вполне материальное, обрушило на меня целый каскад острых, сладостных пульсаций и невероятное разливающееся тепло. Оно расплавляло внутренности, лишая возможности действовать свободно, ввергая меня в эллипсоидное кружение, точно фантастический виндсёрфинг на гигантской волне.
-Что это?- лепетала я, проваливаясь куда-то, сжимаясь в точку и ожидая нового взрыва. А страстный горячий шепот готовил его:
-Тебе хорошо…
Мне подумалось, что мы совершаем некий обряд моего посвящения, ибо найти иных определений нашим действиям было трудно,– движения эти походили на ритуальную борьбу. Но, отталкивая этого незнакомого человека, я ощущала, как прибивает ему навстречу мое тело, и как оно отвечает на это каждой клеткой. С небывалым трепетом меня уносило в сладостный ужас. Я не была ни в чем вольна: все сконцентрировалось в некоей манящей точке, с которой я жаждала слиться. Невыносимо пронзительные иголочки обрушились на меня своими жалами, от них не имелось спасения, томительный звук нарастал, трепетал и переходил в почти звенящий гул. Тело сжалось как перед прыжком с водопада, приготовилось к затяжному полету, но ожидание вдруг разразилось каскадом брызг, ожерельем мелких конвульсий, и сознание мгновенно рассыпалось пригоршней бусин.
-Не хочешь пить?- услышала я словно издалека и, открыв глаза, увидела над собой прекрасное лицо. Столь прозаический вопрос несколько нарушал цельность нашего единения, в то время как минуту назад мне казалось, что подобное невозможно.
-И расслабь пальцы, не делай себе больно,- сказал Сергей.
С трудом разжала я руки, побелевшие от хватки, с которой они вцепились в его плечи, и Сергей тут же принялся растирать их с нежными поцелуями.
-Я боялась упасть с гребня волны,- пояснила я и удивилась тому, как глупо прозвучало описание только что пережитых сильнейших ощущений. Сергей улыбнулся:
-Поэтому ты так крепко держалась?
-Который час?- попыталась я скрыть свое смущение.
-Четыре утра,- ответил он и, заметив мое изумление, повторил,- тебе было хорошо.
-Да, со мной такое происходило…я никогда раньше…ничего подобного…- мне опять не хватало воздуха, снова начинался круг, и разум отказывался функционировать свободно, подчиняясь некоей непреодолимой силе. А мой мучитель произнес:
-Успокойся, я с тобой.
Эти нежно-заботливые слова делали его невероятно родным. Глаза мои остановились на нем с восторженным интересом. И оказалось, лицо его знакомо мне до мельчайших черточек и точек, даже маленькая родинка под левой бровью и бисеринки пота на лбу – от океанской волны, той самой!
-Я знаю твое лицо. Откуда?- спросила я, пораженная своим открытием.
    Перед мысленным взором предстал пустынный берег озера ранним утром, и мы в странной траве, похожей на вереск, но почему-то мягко-шелковистой. Песчаный пляж клубился туманом, а живое озеро волновалось, дышало и раскрывало объятия, соединяя нас в своей толще – нежно-упругой и чувственно-теплой. И что-то сжималось в невероятно плотный сгусток, отражаясь неведомой планетой в капле, сползавшей по виску рядом лежащего мужского божества. Но меня влекло к преодолению телесной границы, за которой я предполагала невыразимое блаженство слияния с его душой, какое-то хилиастическое, подлинное существование. После чувственных экстазов мне хотелось уже больше, чем просто физиологического соединения. Я желала сделаться неким андрогином, единым организмом со своим возлюбленным…

    Утром, придя в офис, я в нетерпении хватала трубку телефона, но Сергей не позвонил, не встретил меня с работы и не подъехал к спортзалу, где в последней надежде я ждала его. Недоумение превратилось в пытку, стиснув сердце нестерпимой жгучей болью. Не помню, как пришла домой и ела ли, не помню, как уснула. Тягостная скука и серость окружающего угнетали меня. Что-то вязло на зубах, я погрузилась в некую крахмалистую массу, от которой хотелось отмыться. А ведь уже знала: есть мир, где чистая волна омывает душу, где существуют невероятные глубины иной физической природы, нежели обыденная реальность.
    Закрывая глаза, я представляла руки Сергея на своих плечах, а губами искала его поцелуя. Тело было разбито как в болезни,– ему требовалось живое тепло и объятия, и оно не желало смириться с предательством, обрекшим его на такие мучения. Неосознанно везде я выискивала подобие состояния, испытанного накануне, но меня словно насильно переместили из праздничного сверкающего зала в пыльный чулан. Как спокойно и приятно жилось мне раньше: радоваться мелочам, ждать очередного похода в горы, встреч с друзьями, удачных сделок на работе и пополнения своего кошелька, веселых тусовок или баскетбола. Теперешний мир внешне не отличался от прежнего, но как же все изменилось во мне! Предметы и люди, еще вчера гиперреальные, казались собственными пустыми копиями, картонными масками и муляжами. Они своей бесполезной и враждебной массой разделяли меня с моей любовью, мешая прорваться к смутному плотному карлику, в теле которого крылось таинство нашей связи. Всеми силами пыталась я оправдать своего недосягаемого царственного мучителя перед мимо текущей толпой – этими многочисленными, спешащими, деловыми, устроенными и здравомыслящими людьми. Но как ни маскировала я свою боль, каким бы ни отгораживалась коконом от окружающих, муки обнажили мое беззащитное тело перед прожорливыми и жадными до непристойностей взглядами.
    Задевая, почти вплотную ко мне, прошла молодая шумная и развязная компания. Какой-то ухмыляющийся парень шутливо пригнул голову девушки, как бы вынуждая ее склониться перед собой. Она не оскорбилась, а вывернулась и тотчас прильнула к нему – смеющемуся и наглому. И эта игра, наверняка совершенно невинная и дурашливая, показалась мне омерзительной и унижающей ту, на которую направлялась. На миг я выхватила взгляд девушки – готовой терпеть и не такое, только бы этот плебей ее не бросил.

    Бредя в одиночестве против человеческого потока, я разглядывала витрины магазинов с плывущими в них отражениями троллейбусов и ощущала себя несчастнейшим созданием. Ничем нельзя было смягчить бесчеловечную жестокость, осуществленную надо мной, никакие аргументы и объяснения не срабатывали, и, защищаясь, я пыталась презрительно, в тон снующим рядом людям – практичным, многоопытным, искушенным,– рассуждать: "Ну, ладно, переспали. Почему ты ждешь продолжения? Эти губы были искренними? Тебе показалось и не существует никакого живого озера". Но неужели произошедшее со мной – всего лишь банальная интрижка, секс с первым встречным, тотчас забывшим обо мне?! Нет и нет, не верю!..
    Уже из вагона я увидела Никиту, и в горле у меня встал комок. На одной