«модели Хватова» заработала в санбате без перерыва.
= 11 =
Семёнов обходил расположение роты. Подошёл к группе бойцов, сидевших у костра.
— Воду жарите? — спросил бойцов, кивнув на два котелка, висевшие над костром.
— Погода нелётная, фрицев не ждём, так что пользуемся. Ежа добыли, пируем. Сухарик в супе распустили, соснового настоя для витаминности добавили.
— Богато живёте, — одобрил бойцов командир.
— Во втором взводе взрывом барсука из земли вывернуло. Здоровый, как подсвинок. И жирный. Вот ребята попировали!
— Садись с нами, Матвей Лукич, пятым будешь. Всем по ежовой ножке, а тебе голову.
— Спасибо, ребята, я накушамшись. Сегодня в ресторане комсостава на первое подавали суп «ритатуй», на второе — отварную лососину, а на десерт — сливочное мороженое с клубникой, прямые поставки из Берлина.
— Ну, тогда чайком не побрезгуй, Матвей Лукич. Чай у нас сегодня почти с вареньем.
Боец поднял с земли каску в которой лежала горсть прошлогодней клюквы, положил в кружку с десяток ягод, залил кипятком из котелка, подал Семёнову.
Но попить чайку с клюквой Семёнову не удалось. Прибежал ординарец, доложил:
— Товарищ лейтенант, вас начальник особого отдела майор Березин вызывает.
— Зачем вызывает, не сказал?
— Никак нет.
— Ладно, ребятки, — Семёнов поставил кружку на землю. — Когда вызывают в особый отдел, тут не до чаю. Побегу.
«Приглашение» в особый отдел мало кого радует.
Ежели «замести» за грехи, на него хватило бы и мелкого особиста, думал Семёнов, шагая в отдел. А ежели вызвал сам начальник, то вряд ли затем, чтобы отправить в штафбат за провинность.
— Матвей Лукич, у меня к тебе важное поручение, — по-домашнему начал разговор майор, пригласив Семёнова сесть у стола.
Матвей Лукич, можно сказать, чуть не растрогался от такой теплоты: начальство больше приказывало и требовало, в основном матом. А тут вроде как даже просит.
— Учитывая твой опыт работы в разведке, хочу поручить тебе создание роты специального назначения. Рота будет выполнять ответственные задания. Например, бороться с ложными партизанскими отрядами. Их созданием из числа предателей занимается полковник фон Эшвингер, начальник абверкоманды «двести четыре». Тебе выдадут мандат от нашей конторы. По мандату можешь взять подходящего сержанта или красноармейца из любого подразделения. Отбирай крепких и отчаянных, обязательно хороших стрелков. Поначалу выбери лучших из своей роты, с кем в атаку ходил. За неубитого, как говорится, трёх необстрелянных дают... Ежели на ура ходил и жив остался, значит, на таком господне благословение.
Атеист Семёнов покосился с недоверием на майора госбезопасности, упомянувшего Господа, но промолчал.
— Присоветую я тебе парня одного, Агафонов фамилия. Ординарцем у меня служил…
— Да у меня есть связной. А ординарцев, чай греть и сапоги чистить, мне не надо.
— Выгнал я его, — проигнорировав реплику Семёнова, продолжил майор.
— На тебе, Боже, что нам не гоже, — пробормотал Семёнов со скрытой обидой.
— Нет, тут другое. Чуть не угробил он меня.
— Хотите, чтоб меня угробил?
— Парень он бесшабашный… Наткнулись мы однажды на разведргуппу немецкую… Четверо их было… Не успел я парня тормознуть, чтобы пересидеть тихонько, а он уже в драку ввязался. Нет, взяли мы их… А могли и они нас. Операция-то неподготовленная была!
«Какая уж там подготовка, когда лоб в лоб», — подумал Семёнов. Но парень ему уже нравился.
— Вспомни кого из знакомых сержантов во взводные поставить можно, — продолжил майор. — Отчаянные нужны. Потому что иной раз придётся действовать в ситуациях, когда, кроме отчаянной смелости, ничего не поможет. Через неделю костяк роты спецназначения должен быть сформирован. Возникнут трудности — обращайся к моим подчинённым, они в курсе задания. В неотложных случаях — непосредственно ко мне.
Вскоре особый отряд был укомплектован. Делился он, как обычно, на взводы, которые состояли из поисковых пятерок, как было принято в разведке. Отряд усиленно готовился к будущим операциям: отрабатывалось взаимодействие между взводами и пятерками, специалисты из Особого отдела и бывшие спортсмены знакомили бойцов с приемами рукопашного боя, учили использованию подручных средств, активным действиям в тылу врага в составе пятерки, втроем, вдвоем или в одиночку. Несколько раз боевые группы просачивались сквозь оборону и исчезали в лесу, чтобы вернуться с «языком» и разведданными.
***
Утром немецкие транспортные самолеты сбросили на парашютах какой-то груз. Два парашюта отнесло ветром на нейтральную полосу.
Лейтенант Семёнов послал пятёрку Корнеева на нейтралку, проверить, что за груз. Подхарчиться, если есть чем, или прибарахлиться полезным.
Вышли налегке. Но наползли облажные тучки, заморосил мелкий, как водяная пыль, дождь. Потом припустил, размягчив и без того влажную землю до грязи. Тяжело чавкая сапогами, бойцы шли по нейтралке, кляня погоду. Не ёжились от дождя — мокрый дождя не боится. Сухой оставалась только голова под каской. И то, если не вспотела.
Вверх никто не поглядывал, налёта не ждали — самолеты не поднимутся, пока небо не очистится.
Метрах в двухстах впереди сквозь пелену дождя увидели висящие на кустах парашюты, два распоротых тюка. Обрадовались.
Корнеев, шедший впереди, поднял руку… Все замерли.
Сквозь шум дождя послышались далёкие неясные голоса. Разговаривали радостно, так наши давно уже не разговаривали. Понятно. Немцы за своим барахлом идут.
— Эх, не успели поживиться! — расстроился Корнеев.
Немцы знают о величине сброшенного груза и наверняка прислали многочисленную команду. Патронов на хороший бой, даже из засады, у красноармейцев нет.
— Командир, пока немцы далеко, я сбегаю налегке, может пожрать чего перехвачу, — тихо предложил Агафонов. — А вы прикроете, если что.
Подумав, Корнеев кивнул.
Сёмка протянул Корнееву свой МП, и, прыгая враскачку, зачавкал в сторону тюков.
В одном тюке оказалось какое-то барахло, а из другого вывалились упаковки с печеньем и шоколадом. Метрах в пяти от тюка, почти на дне глубокой воронки, лежал разбитый ящик с гранатами-колотушками.
Сёмка разломил шоколадную пачку и запихал половинку плитки в рот. Из тюка с барахлом вытащил плащ-палатку, разложил на траве и принялся набрасывать в неё продукты.
Немцы выросли как из-под земли. Десятка полтора. Горло перехватило спазмом.
Сёмка схватился за нож, висевший у него на поясе. Но немец, стоявший впереди всех, снисходительно улыбнулся и, неторопливо передёрнув затвор МП, остерегающе покачал пальцем: «Не балуй!». В дополнение направил автомат на Сёмку.
Немцы обогнули Сёмку полукругом, скалили зубы, о чем-то негромко переговаривались, смеялись.
— Иван, плен ходи-давай! — добродушно пригласил один и укоризненно покачал головой, указав на разложенную плащ-палатку с краденным, по его мнению, добром.
От слова «плен», произнесённого с нерусским акцентом, Сёмка покрылся липким потом. Только не плен! Но сознание не затуманилось от страха.
Сёмка положил остаток шоколада, который он держал в руке, в рот, жевнул пару раз…
Немцы ухмылялись и вроде как удивлённо переговаривались, глядя на наглого «ивана» жующего их шоколад.
Сёмка вдруг схватился за живот, изобразил мучения на лице, схватился за мошну, скрючился, изображая боль в животе, и мелкими шажками, как ходят, опасаясь наложить в штаны, попятился к воронке.
Немцы скорчили рожи, будто учуяли вонь, замахали руками.
— Фу-у… Бе-е-е…
Расстёгивая ремень на штанах, Сёмка спустился в воронку, присел. Немцы от души веселились, наблюдая за торчащей из ямы макушкой ивана, со страху наложившего в штаны.
Сёмка сидел рядом с ящиком, который не видели немцы. Он достал гранату, открутил предохранительный колпачок на ручке, высвободил шнурок, за который нужно дёрнуть… Положил гранату на землю, взял другую…
Только бы успеть до их первого выстрела!
Руки автоматически откручивали один колпачок за другим.
Немцы веселились:
— Го-го-го… Хо-хо-хо… Иван, Сталин капут! Плен ходи-давай!
«Давай!» — скомандовал Сёмка себе.
Гранаты полетели в немцев с такой скоростью, что первая взорвалась, когда Сёмка кинул уже третью. И продолжал расшвыривать гранаты «по площадям», чтобы всем досталось.
Наконец, остановился, держа очередную гранату наготове. Выглянул из воронки. Ни один немец не шевелился.
Из тумана, низко пригибаясь и держа оружие наизготовку, выбежали Корнеев с ребятами.
— Сёмка, ты где? — сдавленным голосом окликнул Корнеев, поняв, что немцев в живых не осталось.
— Тут я… До ветру приспичило… — отозвался Сёмка, подтягивая штаны. — Вы харчишко там насобирайте, я территорию расчистил.
***
С очередной задачей Семёнова знакомил старший лейтенант госбезобасности Устинов. Должности его Семёнов не знал, о своих должностях особисты не распространялись.
— Вот здесь проходит гать, — показывал на карте Устинов. — Гать эту немцы зовут Вильгельмштрассе, улица Вильгельма, ежели по-нашему. Кайзер у них такой был, а теперь улица в Берлине. Они все лесные дороги назвали именами берлинских улиц. У них даже Унтер ден Линден имеется.
— Ун… тен… ден… Тоже кайзер? — Семёнова заинтересовало это «даже».
— Это одна из главных берлинских улиц, по которым немцы по выходным семейно гуляют.
— Вон оно как, — удивлённо протянул Семёнов и уверил: — Не, в наших болотах семейно гулять мы им не позволим.
— По этой самой Вильгельмштрассе проходят транспорты с продуктами, — продолжил Устинов. — Вашему подразделению поручается один из транспортов перехватить, продукты доставить в медсанбат.
Чтобы не столкнуться с фрицами нос к носу, Семёнов повёл группу в сторону «Вильгельмштрассе» по тропе через болото. Шли, ощупывая дорогу палками. Прошли по контролируемой немцами территории с километр, остановились. Семёнов послал Агафонова разведать обстановку, тот вернулся довольно быстро.
— Гать рядом, — сообщил он. — И что-то по ней едет... По звуку мотора похоже на бронемашину.
— Вперёд! — приказал Семёнов.
Скоро группа оказалась у лежнёвки.
— Разберите настил! — распорядился Семёнов.
Бойцы выдернули из настила несколько брёвен, бросили в кусты. Образовался прогал в пару метров шириной.
По бревенчатому настилу, подминая брёвнышки гусеницами, неторопливо двигалась бронемашина с прицепом на жёстком буксире. Из кузова бронемашины торчали четыре каски.
Бронемашина остановилась перед разобранным участком дороги. Из кабины выскочил унтер-офицер, недовольно заорал. До разведчиков донеслись знакомые «доннер-веттер», «шайсе», «химмель гот» и «ферфлюхтер» (прим.: ругательства — чёрт побери, дерьмо, боже небесный и проклятый).
Унтер-офицер бегал там, где обрывался настил, и изощрялся в ругательствах так, будто тренировал парадный марш роты на плацу, виртуозно вставляя в вялый по этой части немецкий язык выразительный русский мат. Семёнов ухмыльнулся: щас ты у нас забудешь не только по-русски ругаться, но и по-немецки. Наконец унтер-офицер увидел в кустах брошенные разведчиками брёвна, стал кричать на солдат: «Штайн ауф! Шнеллер!» (прим.: Вставайте! Быстрее!). Солдаты выпрыгнули из кузова и принялись вставлять брёвна на место. Водитель оставался в кабине.
Когда
