улице я нашёл потрепанное перо, воткнул его себе в шапку, как настоящий скороход, и отнёс все свитки с поклонами по адресам. Потом мы с мамой стали ходить в тот монастырь на службы часто. И всякий раз отец Григорий давал мне отнести свитки или даже денежные мешочки.
А когда в тот день я подходил к Андреевскому монастырю, отец Григорий как раз сам вышел на его крыльцо. Я упал перед ним на колени и разрыдался. А он провёл меня через тёмные коридоры в пресветлый Приёмный зал. И там, у беломраморного распятия Спасителя, я всё ему рассказал…
Потом он вышёл, принёс два черных пухленьких денежных мешочка и мне сказал:
– Вот, Федрус… В двух этих мешочках лежат золотые намисмы. Их нужно отнести на Святую Землю. Такое дело я могу доверить только тебе. Один из них нужно отдать, из рук в руки, настоятелю Иерусалимского монастыря Гроба Господня, а второй также самому настоятелю Вифлеемского монастыря Вертепа Господня. Но если окажется, что они в отъезде, то можно отдать эти мешочки и вторым лицам после них.
Пока ты, Федрус, будешь в пути, ни о каком своём будущем даже не помышляй. Во всём положись на Бога! Если исполнишь моё поручение, то станешь уже другим, и тогда сам решишь, что тебе дальше делать. Если ты вернешься обратно, в Рим, то я возьму тебя на службу скороходом. Но ты можешь остаться и там – на Святой Земле.
Тогда я решил во всём довериться отцу Григорию, и на все его слова кивал головою. Потом он достал из-за мраморного распятия большой серебряный крест и осенил меня им. И ещё он дал мне мешочек малый рыженький, с медью и серебром, и сказал:
– А эти деньги, Федрус, я даю тебе на дорогу. Сейчас тебя накормят и отведут в рухлядную. Возьми себе там всё, что может понадобиться в пути. А ближе к вечеру наш брат-извозчик отвезёт тебя в Остийскую гавань. Оттуда, сегодня на закате, отправится корабль на Святую Землю, в город Тир. На том корабле ты найдёшь группу прихожан нашего монастыря. Прилепись к ним и иди с ними до самого Вифлеема. Но то, что ты мой скороход и везёшь большие деньги – им не говори… Предаю тебя в руки Божьи!
Брат-извозчик по дороге в Остийскую гавань очень недовольно поглядывал, то на сумку мою, то на меня. И я его даже бояться стал. А потом он лошадь остановил, повернулся ко мне и строго сказал:
– Уж лучше бы ты, брат Федрус, верёвкою потуже подпоясался, а деньги за пазуху положил, да и хлеб, и ещё что-нибудь запихал туда тоже. Все бездомные бродяги в таком виде по улицам ходят. Стыдоба одна, да и только. Но зато на тебя, вот такого, никто не посмотрит даже, и не подумает, что у тебя деньги есть!
Ну, а верёвку, чтобы мне подпоясаться, он прямо с себя снял. И как он мне велел – так я и сделал.
Каково мне было на корабле – лучше не вспоминать. Корабль наш всё время вверх-вниз мотало, меня мутило, и первые дни я даже и спать не мог. Всё время в бока нашего корабля били такие большие волны, что я весь сжимался от страха и думал, что они вот-вот их раздавят. А когда мы плыли вдоль берега, то могли врезаться в торчащие из вод камни…
А ещё у нас на корабле были плохие люди. Когда я ночью стоял у борта, держась за деревянные поручни, то кто-то приступил ко мне сзади, приставил нож к горлу и хрипло так сказал:
– Тихо! А ну, давай деньги! А не то рыбам тя брошу…
Я сунул руку за пазуху, вытащил тощий рыжий мешочек отца Григория. Грабитель выхватил его у меня и исчез.
И я за золото отца Григория испугался так сильно, что побежал на корму корабля и стал бить руками и ногами в дверь корабельщика. Наутро хозяин корабля вместе со всеми матросами осмотрели весь корабль и даже сумки всех мужчин, но нигде моего рыжего мешочка они не нашли.
Но самым большим врагом оказался себе я сам. Забыв о наказе отца Григория: «Пока, Федрус, ты будешь в пути, о своём будущем даже не помышляй, и во всём положись на Бога!» – я много думал о том, как мне дальше жить. Стоя у борта корабля, я всё время вопрошал сам себя: «Простит ли меня мой знатный отец, когда узнает, как дело было?» Глядя же на морские волны, идущие только в одну сторону, я понял, что в прошлую жизнь мне пути больше нет.
За два черных мешочка отца Григория я очень переживал и часто размышлял: «Как же мне их в целости в монастыри принести»? И в моей голове всё время, как мухи над кучей мусора, роились помыслы. Мне как бы говорил кто-то: «Легионы богатого и гордого Рима убили много-много моих предков в драгоценной Фракии, и сделали мою маму, свободную фракийку, позорною рабой! Ну, а потом сам Рим убил её, и сжег наш дом с отцовским свитком и всеми нашими накоплениями. И потому тот Рим должен заплатить мне за все утраты мои сполна. Да, дьякон Григорий – человек хороший. Но он тоже богатый римлянин, и потому мой должник! Вот и пусть он и сочтётся со мною за весь Рим! Да, это будет очень и очень справедливо, если оба этих черных мешочка я возьму себе. Те два монастыря на Святой Земле так богаты, что этого не заметят. А вот я на эти намисмы куплю во Фракии много-много плодородной земли, большой дом и финиковую плантацию! И там я восстановлю свой род…
В Греции, у одного из селений, наш корабль причалил прямо к песчаной косе, для пополнения запасов пресной воды.
Хоть я и крутил в голове обиды на весь гордый Рим, но всё равно твёрдо знал, что поручение отца Григория исполню. Но как только наш корабль уткнулся носом в песок, и с него спустили трап, то вдруг с каким-то диким весельем я бросился к нему, и стал расталкивать матросов. В тот миг я увидел глаза отца Григория перед собою. Тут я очнулся, мне стало стыдно, и я под ругань матросов пошёл назад.
И весь оставшийся путь до тирской гавани наш корабль плыл очень быстро.
Стоящий низко у моря, сложенный из светло-серого дикого камня город Тир с его узкими улочками, большими повозками и вечно спешащими людьми мне показался до боли знакомым и родным.
Ни с кем из земляков-паломников, приплывших со мною, я в Риме близко знаком не был. Из-за денег на самом корабле я их сторонился, а они все думали, что я стесняюсь их из-за своей бедности и плебейского положения. Но после того, как меня ограбили, римские паломники стали подходить ко мне сами, давали хлеба или приглашали к «Столу Христа». И вот там я рассказал им о постигшей меня беде и со всеми ими сошёлся.
Когда самый старший из нас, седой мужчина, сошёл с трапа корабля на берег, то упал на колени, поцеловал камни и сказал:
– На этой земле остались следы Иисуса Христа, которые не сотрутся вовек!
С долгими тихими молитвами и беседами римских паломников, а также с их терпеливыми ответами на мои вопросы всё это благоговенье передалось и мне. Я тоже стал, как и они, смотреть на Святую Землю как на самое великое чудо света. А когда я увидел здешние серые пустоши, усыпанные камнями, с пучками сухих трав, и ещё невысокие коричнево-серые горы с ущельями, то уже не мог оторвать от них взгляда.
Большую часть пути – от Тира до Иерусалима – я прошёл со своими земляками очень хорошо. Каждый день все они делились со мною хлебом, а кто и рыбой.
И вот перед нами предстал огромный белокаменный город Иерусалим! Этот город куда более древен и велик, чем наш Рим.
На том месте, где раньше была гора Голгофа с пещерою погребения, теперь стоит огромный Храм Гроба Господня. Вместе со всеми окружающими его строениями и каменными дорожками он был построен матерью императора Констанция Хлора, равноапостольной царицей Еленой. В притворе его лежит рыжеватый камень помазания, со многими прожилками, на который было положено тело распятого Иисуса Христа. Среди тех, кто готовил Его к погребению, были члены Великого синедриона – Иосиф Иеремофейский и законоучитель Гамалиил, а также первый христианин из числа не евреев – центурион римской армии Лонгин. Когда Лонгин пронзил тело Христа копьём, то на его больные глаза брызнула кровь Бога, и они сразу же исцелились. Позже, в беседе с Пилатом и в разговорах с иудеями, центурион Лонгин бесстрашно проповедовал Христа.
С тех пор камень помазания постоянно источает святое миро. Я сам видел, как многие люди брали с него на палец по капле мира и крестообразно помазывали себе лоб. Когда и я сделал то же самое, то моя душа наполнилась великой благодарностью к Христу. И у меня там было очень странное ощущение. Если бы кто-то тогда спросил меня: «Какой сейчас век?» или «Ты ли здесь сейчас стоишь?» – то я не смог бы на это ответить.
Каменная лестница, начинающаяся прямо возле Храма, привела нас на Голгофу, которая служила во времена Иисуса Христа местом наказаний. Во времена Иисуса Христа к нему вела пыльная тропа… Из Священного Предания нам известно, что под этим холмом захоронен первый человек – Адам. Когда Иисус Христос испустил Дух, то произошло такое великое землетрясение, что гора Голгофа раскололась надвое, и полил такой сильный дождь, что кровь Христа с водою попала на череп Адама и омыла его грехи.
Стоявший тогда на Голгофе пресвитер нам сказал:
– В самом облике Иисуса Христа было нечто притягательное. Люди, общаясь с Ним, начинали понимать – вот оно, то Абсолютное Благо, к которому неосознанно стремятся их души, и возле Кого они находили абсолютное умиротворение и покой… Люди, а вы видели крест распятого Христа? Ну, где здесь справедливость? О какой справедливости после этого мы можем говорить вообще и искать её в этой жизни? На примере своей крестной смерти Господь научил нас терпеть всё и прощать всех обидчиков наших. Только так всякое зло на Земле может быть переплавлено во благо…
На фоне Божественного присутствия грехи и добродетели людей выступают со всей решительностью и обретают свою глубину и трагичность. Все Слова Божьи благотворны для тех, кто смиренно поступает согласно Им, и несут гибель всякому злу и самому источнику всякого несчастья. В самом конце времён Слово Божье принесёт на Землю окончательную победу и полный мир…
Настоятеля Иерусалимского монастыря Гроба Господня я застал прямо в Храме Гроба Господня. Там я вручил ему один из черных мешочков отца Григории и рассказал ему о нём самом.
Потом мы три дня ходили по всему Иерусалиму и по его окрестностям. Сначала мы пошли на Сионскую гору, на то место, где жила Пресвятая Богородица в доме Апостола Иоанна Богослова. Затем мы ходили по той самой древней дороге, что ведёт через Вифанию, по склону Елеонской горы к Храму Соломона. Храма того давно уже нет. На месте Святая Святых его, на Горе Мориа, был последний земной дом Адама, и святой праотец Авраам занес нож над своим сыном Исааком…
В той же Вифании, в доме Симона Прокаженного, женщина вылила из алавастрового сосуда на голову Спасителя драгоценное миро. И там я гладил рукою те самые камни, на которые ступали Сам Спаситель, Матерь Божия, все святые Апостолы и многие-многие святые.
А ещё мы там побывали на вершине Сионского холма, где Сионская горница соседствует с домом первосвященника Каиафы. Сама Сионская горница – это очень крепкий каменный дом двухэтажный с плоской крышей. Согласно
