назад Влад, че-ловек, который первым открыл мне, кто я и какова сущность мира и устройство жизни, и помог понять, как пользоваться своими природными данными, установил Источник.
Я шел сюда в надежде пополнить из него Энергию. Я израс-ходовал слишком много ее прошлой ночью на защиту, к которой меня принудили. Сейчас во мне не осталось и десятой ее доли.
Много лет назад, съезжая с этой квартиры, я решил не унич-тожать Источник, – устройство его вещь достаточно хлопотная и энергоемкая, – а тщательно замаскировать. Времена и тогда уже были тревожные, хотя нас невзгоды обходили все еще стороной. Когда-нибудь, говорил я себе, вернусь и закрою Источник.
Но мои пути-дороги словно уводили меня от старого дома. Словно кто-то не давал мне сделать давно намеченное дело, обе-регая источник для такого дня, как нынешний. А сегодня ноги сами привели меня сюда.
Я отковырял ржавым и сточенным перочинным ножиком, видимо, поэтому и брошенным последними хозяевами на окне, кусок штукатурки. И вскрыл воронку. Прижал к ней руки и по-чувствовал, как Энергия начинает заполнять все мои клетки. Через несколько минут я был полон ею до краев.
Люди, жившие тут еще два дня назад, при переезде бросили диван. Старый, потертый. Но с пружинами у него было все в по-рядке. И у меня мелькнула мысль: не отдохнуть ли мне тут часок-другой: перед предстоящими еще неизвестными опасностями? И, возможно, не слишком желательными встречами? Я ведь теперь опять мог выставить энергетическую защиту. Она гарантировала безопасность от тех, кто надумает сунуться сюда, даже если я за-сну. Я давно не спал!
Проделав все необходимое, я вытянулся на диване и еще раз оглядел комнатушку, где все еще, казалось, витал дух Нинуэ. На какое-то мгновение мне показалось, что Ни, как прежде, попыта-лась заглянуть мне во внутрь моих глаз. Впрочем, все это было уже во сне, который обрушился на меня, полностью и мгновенно выдавив из меня все мысли.
СОЛИТОН 9 Я БОГ ТВОЙ И ТВОЕГО НАРОДА!
— А ты, сука, дорого заплатишь за все! — Эта мысль неот-вязно крутилась в голове Фареша все время, пока его везли в гос-питаль Службы. Пока хирург латал разорванную артерию и бин-товал рану. Фареш еще не знал, как будет выглядеть его месть.
Но она должна была быть страшной. А перед тем он все рано утолит свое желание! Даже если для этого придется привязать ее за руки и за ноги к кровати. Даже распять ее! Раз пять! И он рассмеялся своему каламбуру.
— Страшного ничего уже нет. Но надо пару часиков поле-жать тут, в стационаре. Так на всякий случай, чтобы вновь не от-крылось кровотечение. Неделька-другая бережного отношения к ноге. Ну, естественно, каждый вечер ко мне – на осмотр и пере-вязку! Надеюсь, здесь вам будет уютно. — Сказал врач на про-щание, покидая своего высокопоставленного пациента.
На отсутствие уюта жаловаться действительно был бы грех. Просторная комната, с ванной и туалетом, добротно меблирован-ная, скорее напоминала номер в отеле со многими звездами, не-жели больничную палату. Клумба прямо перед окном, пестревшая прекрасными цветами, источала аромат, врывавшийся в комнату.
За клумбой начиналась аллея, вдоль которой вытянулись в две шеренги высокие кипарисы, как бы охраняющие растущие за ними кустарники. Это еще больше усиливало впечатление, будто находишься на курорте.
И только белоснежный цвет всей мебели да шкафчик со стеклянными дверцами и стенками, сквозь которые с любопытст-вом посверкивали флаконы, пузырьки и коробки с лекарствами, возвращал Фареша в больничную палату.
Впрочем, Фареш, никогда не придававший никакого значе-ния всей этой красоте, не замечал ее и сегодня.
— Ты, сука, дорого заплатишь за все! — Повторил он не-громко вслух, как только остался один, легонько ощупывая по-вязку.
И вот тут это и началось.
— Не сомневаюсь! За тобой не заржавеет! Но сначала тебе придется расправиться с ее любовником, которого ты слишком рано записал в покойники!
Незнакомый голос настолько неожиданно и ясно прозвучал в его голове, что Фареш вздрогнул.
— Да, — громко пробурчал он, — весьма удачный день! И завершается он, вдобавок ко всему, галлюцинациями!
— Ты достаточно критически мыслишь, — возразил тот же голос в его голове, — Так что о глюках не может быть и речи!
— Тогда что это? — Со злостью прошипел Фареш. — И кто же говорит со мной?
— С тобой беседую я – Бог, твой и твоего народа.
— Ну, если ты действительно Бог, то мог бы и знать, что к богоизбранному народу, лично я абсолютно никакого отношения не имею!
— Богоизбранность была весьма оригинальной выдумкой. Особенно если учесть, что Моишея с его племенем я водил по пустыне сорок лет. И она вся была устлана телами павших во время этого не-пойми-куда похода. Чтобы они не вымерли совсем, приходилось даже подкармливать манной, которую я им сыпал с небес. Но зато как удалось закалить их! Скажу только тебе, зачем они мне так были нужны. Как разработчикам идей им, право же, цены нет! Брось идею – они вцепятся. И обсосут, как конфетку! Не стану утомлять тебя скрупулезными примерами этой работы. Но только один факт переработки пергаментов свитков, на которые я их навел в пещерах Мертвого моря, говорит сам за себя! Даже я был удивлен. Ты представь, сколько лет на мировом рынке является бестселлером эта книга, в которой концы не сходятся с концами? Такую славу нельзя даже представить и во сне!
А этот с его замечательной теорией относительности, за-махнувшийся на самого Ньютона? Или, может, ты думаешь, что я ему экскурсию по планетам Солнечной Системы устроил? Даже я был озадачен. Хотя удивить меня трудно. А теперь на этом осно-вании его в целом неприменимой нигде теории умные головы за-являют, что наука пришла в полное согласие с религией. По-скольку стало совершенно непонятно, что вокруг чего кружится – Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг земли. Славные, одним словом, ребята! Мои надежные помощники и резерв!
— Послушай! — Фареш начал терять терпение. — Я готов предположить, что ты действительно Бог. Но почему ты не хочешь явиться мне в каком-нибудь материальном обличии? Как тому же Моишею! Общение с голосами, знаешь, как-то напрягает.
— Да будет так! Ты хочешь в строгом соответствии с его утверждениями, с громами и молниями? Тут, честно говоря, он немножко загнул. Я не очень-то люблю шум. Просто навел его на каменные скрижали. Да и в таком закутке, как твоя палата, от та-кого грохота и блеска вспышек ты, пожалуй, оглохнешь и ослеп-нешь. Может, выберешь для реального явления что-нибудь по-проще?
— Весьма мудро. Нельзя ли, скажем, использовать образ Москатвы, президента страны, соседней с нашей?
— Хороший выбор, я сам бы не сделал лучшего! Тем более, что это твой идеал и образец для подражания! — С готовностью откликнулся голос.
И тут же в кресле, где еще недавно восседал хирург, давав-ший последние советы, Фареш на короткий миг увидел Лорину с лицом, искаженным болью, когда он сломал ей руку. Ее момен-тально сменил валет треф из его карточной порнографической колоды, ухмылявшийся обеими лицами своих ассиметричных по-ловин, из-за уха которых торчал толстый половой член, и пытав-шийся изобразить танец живота, который у него напрочь отсутст-вовал.
А затем в кресле оказалась ни кто иная, как Мэрилин Монро, собственной персоной. Она состроила Фарешу милую гримаску. Пустив в сторону окна несколько колец сизоватого сигаретного дыма. Затем Мэрилин встряхнулась, очертания ее облика расплылись. И, сойдясь вновь, составили точный облик прези-дента.
Теперь в кресле, как у себя дома, расположился лысеющий, низкорослый, невзрачный, стареющий диктатор, со щелками ма-леньких глазок, тонкогубым ртом, признаком жестокости. Тот самый мясник, которому не интересно мнение баранов о его доб-роте! Каким он и был на самом деле.
Утиный нос, каковой неизменно приводил в восторг пропре-зидентскую прессу как одна из чисто национальных черт, хмыкнул. И лицо растянулось в улыбке. Эту физиономию Фареш видел не раз. И эту псевдоприветливую ухмылку, сквозь которую прогладывало презрение, он не спутал бы ни с какой другой.
Этот человек был одним из самых умелых и совершенно бесстыжих лжецов. Он умел говорить столь убедительно, что от его речей в доверчивых людских головах его слушателей оста-вался прочный, как проба на золотом изделии, оттиск несомненной правды. Фареш перед ним благоговел.
У нас больше нет бедных, например, уверенно заявлял пре-зидент репортеру телевидения. И это была голая правда. По-скольку бедность фактически исчезла, перейдя в категорию край-ней нищеты.
Зарплата растет, широко улыбался он аудиториям. И это тоже невозможно было оспорить. Хотя, инфляцию она за все годы его правления не только не покрывала, но уже и не позволяла сводить концы с концами.
Да, страна, с которой прежде другим приходилось считаться, при нем стала полноценной банановой республикой. Правда, без бананов, которые тут никогда не росли. Зато народ мог гордиться, что его президент на отсутствие экзотики никогда не жаловался.
И то ведь! Когда обладаешь столькими миллиардами в ку-пюрах с портретами мертвых президентов, рассованными по сче-там друзей, игравших его королевскую свиту, вряд ли стоит особо переживать по этому поводу!
Народ по-своему гордился мастерством, с каким президент сначала за бесценок распродал экономический потенциал страны, а затем даже восторгался, как он «экспроприировал» «зелень» у своих сообщников, чьими руками под его руководством это самое государство было превращено в большую подыхающую от безделья и пьянства глухомань…
ВОЗМУЩЕНИЕ ВТОРОЕ
БЕССИЛЬНЫЕ СИЛЫ
СОЛИТОН 10 БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
Сон почти сразу обрушился на Леонарда. Ему снилось, что он проснулся. Глянул на часы. Стрелки показывали ровно три часа ночи. В этот час много лет назад умерла Ни. Накануне вечером Ни позвала к себе бабушку. И они о чем-то долго шептались. Анн вернулась с бледным лицом.
— По-моему, Нина (так она звала Нинуэ) тронулась рассуд-ком! — Сказала бабушка. — Она надавала мне тысячу поручений. Потому что, видите ли, она сегодня в три часа ночи должна умереть! Кому должна? Зачем?
И повертела пальцем у виска.
— Ну, видано ли такое дело, чтобы человек здоровый, бе-гающий, как лошадь, которую ошпарили бичом, через несколько часов умер?
Леонард вошел к Нинуэ. И был поражен тем, что увидел там. На комоде лежало несколько больших пакетов, к каждому из которых прикреплен конверт. В последствие оказалось, что это были письма. Тем, кому Ни оставляла свои посмертные подарки.
Сама Нинуэ, несмотря на поздний час, когда она уже обычно ложилась в кровать, была одета в свою парадную форму, на которой была приколота золотая брошка в виде золотой змейки – постоянный атрибут ее одежды. Постель тоже было застелена за-ново, чистым бельем.
— Бабушка сказала мне…— начал было Лён.
Но Ни мягко оборвала его.
— Сейчас у меня другое и очень важное дело. И поверь, я бы хотела отложить его, но это не в моих силах.
Она прижала голову Леонарда к своей груди, погладила по волосам. И, вздохнув, тихонько подтолкнула его к двери. Выпро-важивала она его впервые. Он был обижен. Но не стал сопротив-ляться и ушел. Он тогда сразу же лег и буквально вот так, как
