И совсем даже не исключено, что развилка между удовлетворением человеком, с одной стороны, нужд, потребностей (Необходимостей) социума, а с другой стороны, своих собственных – амбициозных, ресентиментных, эгоистических, корпоративных и им подобных – потребностей есть та точка бифуркации, после которой развитие социума может пойти либо в направлении дальнейшего собственного развития, либо может пойти (если уже не пошло) в направлении деградации и погибели.
Как мы знаем, в физике справедлив принцип: «Что не запрещено, то дозволено». Так вот,
не является ли справедливым в метафизике обратный принцип: «Что не является необходимым социуму, то не дозволено». Иначе говоря, является ли дозволенным то, что возникает в социуме не по Необходимости его собственного внутреннего природного развития (Бытия самого по себе), а, положим, по воле, по прихоти, по желанию человека? Но, как мы уже знаем, эта воля всегда исходит, и всегда будет исходить не из потребностей социума, – которые, в силу спонтанности самоорганизации социальной «материи» (общества), никогда человеку в принципе не могут быть в точности известны, – а из эгоистических, амбициозных и прочих желаний человека, тех желаний, которые позволяют ему как можно удобнее обустроить собственное существование и даже в ущерб существования общественного и природного.
При этом, изъявляя свою волю, человек, ослепленный своим желанием, не способен увидеть в перспективе, к каким последствиям может привести (и куда увести) потакание своим желаниям, которые, как правило, устремлены на удовлетворение, как оказалось, безграничных материальных и тесно с ними связанных физиологических потребностей. И этот процесс, к сожалению, уже полным ходом осуществляется в современном обществе, благодаря прогрессу в виде «тирании техники» (Хайдеггер). (К этому словосочетанию из «Черных тетрадей» (стр. 392) мы еще не раз вернемся далее в тексте).
Итак, у нас имеются две воли.
1. Воля социума как Необходимость в постоянном притоке той новизны, без которой он не может существовать и приток которой обеспечивает ему человек продуктивно мыслящий, являющийся – или должный им быть – Подручным Средством социума.
2. И воля человека как желание как можно удобнее устроить свое материальное, а значит, и физиологическое существование.
Причем, это, последнее, желание может быть удовлетворено все тем же продуктивно мыслящим человеком. Но человеком, находящимся уже не на «службе» у социума (то есть не у Бытия самого по себе), а на службе у человека массы (das Man, по Хайдеггеру), всегда требующего, условно говоря, лишь одного: «хлеба и зрелищ». И здесь, не кривя душой, надо помнить и учитывать, что человек продуктивно мыслящий в то же время является по своей природе человеком массы, которому не чуждо «человеческое, слишком человеческое» (Ницше).
Как видим, человек продуктивно мыслящий, – в силу своей онтологически-онтической двойственности – оказался между Сциллой и Харибдой. Не здесь ли то испытание, пройдя через которое возможно либо дальнейшее нормальное, природное существование социума, либо существование гибельное для него, существование, названное нами цивилизационным?
Так вот, имея в виду противостояние двух вышеуказанных воль, возникает вопрос: могут ли эти две воли ужиться в одной «берлоге»?
Для того чтобы попытаться ответить на него, сначала обратим внимание еще на один вопрос, который упорно сбивает нас на – уже представленный нами – путь цивилизационного развития, и притом, казалось бы, дает нам оправдание в правильности и надежности этого пути. И вопрос этот звучит следующим образом: а что в том плохого, что человечество испокон веков стремится как можно удобнее обустроить собственное существование? Ведь в этом так много преимуществ, отрицать которые мы никак не можем. Это и улучшение условий жизни, и повышение уровня образованности, и ускорение распространения знания, и расширение границ познаваемого, и раскрытие все новых и новых и все более заманчивых перспектив, и много чего другого. И все это произошло благодаря прогрессу, и в том числе благодаря «тирании техники». И действительно, в этом нет ничего плохого. Это с одной стороны.
Но с другой стороны, у этой медали есть не всегда нами замечаемая оборотная сторона, которая заключается в следующем. Благодаря научно-техническому прогрессу произошло много чего такого, что «расслабило» человека, сделало его изнеженным и ни на что существенное не способным. А главное, не способным услышать ни тот «божественный глагол» (Пушкин), которым к каждому из нас обращается его собственное природное предназначение, ни тот «глагол» (Логос), которым вокруг него говорит Бытие социума. Ведь каждый из нас самой Природой и природой социума предназначен к решению какой-либо новой задачи, той задачи, которая в любое время может быть выдвинута социумом. Но готов ли каждый из нас к этому? Не выпадает ли большинство из нас – и это большинство со временем только катастрофически увеличивается – из когорты способных осуществить свое собственное Событие (Хайдеггер)? Боюсь, что мы уже сейчас все дальше и дальше удаляемся от своего природного предназначения, все больше и больше мельчаем, чтобы быть способными на это.
Безмерное удовлетворение своих материальных (а в сущности физиологических) желаний – это топка, в которой сгорает наша человеческая душа. Следствием чего является обездуховленность, как окончательная потеря всех ориентиров, которые ранее направляли человека в русло разумной человечности. Оставленность человека разумом (интеллектом) – это и есть его оставленность бытием, тем бытием, которое он оставил по собственной инициативе, соблазнившись земными благами, как ими – в символической форме – соблазнилась Ева. Но Ева (вместе с Адамом) соблазнилась на познание идеальных ценностей, то есть на познание добра и зла, что было вполне оправданным. Мы же – опять же ослепленные своими безмерными плотскими желаниями – соблазнились на обладание материальными ценностями, и тем самым покусились на то, чтобы обхитрить Природу и расположиться в ней как в собственной постели, ничего не давая ей взамен. Чем это кончится, нам предстоит еще узнать. Если вовремя не одумаемся.
И было бы ошибочным думать, что за последние несколько тысяч лет изменилась природа человека или в будущем, (в последующие тысячелетия) она каким-то образом изменится в лучшую сторону. Не будем уповать на это. Мы живем в реальной среде и должны реально мыслить. А эта реальность говорит нам, что природа человека неизменна, о чем неустанно нам напоминал Шопенгауэр. И неизменным было то, что эгоистическое и ресентиментное начало все время тлело в человеке, даже с появлением у него разумности, то есть способности создавать новизну в виде идей. Изменялась только создаваемая им, самим человеком, окружающая среда, которая либо не воздействовала на это тление, либо поддувала на него, либо раздувала до возгорания пламени, либо вовсе подкладывала новые угли в никогда не затухающий очаг тления.
И у наших великих предшественников были все основания назвать человека и «дезертиром» Природы (Шопенгауэр), и «Почетным больным природы» (Сиоран). Но дезертирство его не в том, что он отказался быть животным существом в достаточно суровом ареале Природы, а в том, что он увильнул – в большинстве своем – от своего природного предназначения быть Подручным Средством у социума. Он решил пуститься в самостоятельное плавание. Но направление его движения оказалось пагубным для него же самого. Вместо того чтобы двигаться в природном фарватере движения социума (Бытия самого по себе) и самой Природы, он решил направить свои стопы в противоположную сторону удовлетворения собственных желаний, а не «желаний» (то есть Необходимостей в новизне) социума.
И если человек – это «Почетный больной природы» (Сиоран, стр. 84, ссылка на ист. Лит. ниже под № 50,), то он, действительно болен. А причина этой болезни – мания величия. Но, к сожалению, это «величие» обернулось для него падением в собственное ничтожество, неспособное даже на то, чтобы выбраться из засасывающего его болота так называемых цивилизационных благ, тех благ, которые уничтожают в нем все человеческое, все более и более приближая его существование к животному существованию, осуществляемому посредством проявления воли к власти. И это прекрасно и метко выразил А. Дугин в цитируемой нами книге.
«Движение воли к власти на самом деле повышает уровень жизни и одновременно степень животности в человеке, поэтому Ницше говорит о «белокурой бестии», то есть о «животном блондине», о кровавом мощном и агрессивном существе с максимально возможной витальностью»49.
Но, спрашивается, к чему это может привести, и отчасти уже привело?
Все дело в том, что мы уже давно вступили в фазу «перезрелости цивилизации». И об этом – уже в середине ХХ века – нам поведал великий провидец и диагност своего времени М. Сиоран. Вот что он пишет в работе «О разложении основ» (1949 г.).
"Во всякой перезрелой цивилизации есть некая «перенасыщенность убылью». Инстинкты становятся все более гибкими; удовольствия становятся все более разнообразными и уже не соответствуют их биологической функции; сладострастие становится самоцелью, продление его – искусством, уловки с оргазмом – техническим приемом, сексуальность – наукой. Навеянные чтением приемы и ухищрения, позволяющие разнообразить маршруты желания; воображение, перенапрягаемое, чтобы сделать более разнообразными предварительные ступени наслаждения; разум, вмешивающийся в сферу, чуждую его природе, сферу, которой он вообще не должен был бы заниматься, – все это симптомы истощения организма и болезненной интеллектуализации плоти»50.
В подобном же ключе можно было бы сказать о гипертрофированном культивировании любых других человеческих удовольствий и пристрастий:
- о гурманстве и чревоугодии,
- об «охоте к перемене мест», как «любопытстве» (Хайдеггер), заполняющем вакуум собственных нищенских душевно-духовных интересов;
- о «болтовне» (Хайдеггер);
- о стремлении «сбиться» в толпу, чтобы не оказаться один на один с собственной никчемностью, со своим ничтожеством, со своей неспособностью сказать самому себе что-либо интересное и значимое;
- о стремлении «пустить пыль в глаза» и этим обозначить свое мнимое превосходство перед другими;
- о неодолимой жажде наживы как основе коррупции – самом позорном пятне на теле человеческого рода,
- и много еще о чем другом можно было бы сказать.
Так что вот эта «интеллектуализация плоти», отрыв ее от «биологической функции» есть та развилка, та бифуркация, которая со временем может ввести социум в «помпажный режим», нами никоим образом не прогнозируемого саморазрушения.
Об этих же, охвативших цивилизованное общество пароксизмах желания, – ничем не обоснованных кроме получения физиологического удовольствия, – Сиоран пишет и в работе «Падение во время» (1964