Возникновение у человека способности создавать идеи как фундаментальное событие бытия

материально-физиологические желания и прихоти, забыв при этом о своей стратегической задаче: о своем нравственно-духовном развитии и о своей основной задаче обеспечения социума той новизной, которая необходима для его полноценного существования и развития.

7.10. Подробнее о стиле мышления Хайдеггера или: почему он считал, что представление причастно к забвению бытия?

Продолжая повествование о Хайдеггере, хотелось бы прояснить два, как мне представляется, взаимосвязанных между собой вопроса: во-первых, так что же все-таки есть бытие в его представлении, а во-вторых, почему, по мысли автора, представление, в некоторой степени, причастно к забвению бытия?

Дело в том, что наши попытки понять суть бытия, изложенную Хайдеггером в своих произведениях, отчасти подобны попыткам понять смысл (идею) какого-либо живописного полотна, принадлежащего направлению современного  абстрактного искусства. Мало кто может похвастаться тем, что он понимает как то, так и другое. Однако так называемые «знатоки» сохраняют в себе свое знание и, как это ни странно, не всегда желают поделиться им с остальными.

Что же касается самого Хайдеггера, то, как мне представляется, достаточно редкой  особенностью его продуктивного мышления являлось то, что его мышление было поставлено «на поток» постоянной смены логического (рационального) мышления на мышление интуитивно-инсайтное (иррациональное), а последнего на первое и т. д. Поясню свою мысль. Если большинство из нас креативно мыслит весьма заметными «скачками», - а именно: рефлексия-1 (подготавливающая создание предполагаемой идеи) сменяется инкубационной фазой, вслед за которой внезапно может последовать инсайт, то есть явление смысла новой идеи в наше сознание, а за ним опять этап рефлексивного мышления (ре-флексия-11), но уже раскрывающего смысл этой идеи, – то мышление Хайдеггера не «замечало» иррациональных скачков от предварительного размышления сразу к инсайтно явленному смыслу новой идеи – оно было у него «плавным», а потому походило на процесс последовательного логического мышления без каких-либо иррациональных моментов. А как я замечал уже ранее (см. Раздел 7 п. 2), стиль мышления определяет стиль выражения мысли. Если мы мыслим «скачкообразно», то замечаем это и пытаемся выразить нами понятое в соответствующей последовательности изложения движения мысли; если же мы не замечаем в своем мышлении этой «скачкообразности», то и изложение нашей мысли идет как бы плавным потоком от одной логически составленной мысли к другой, таким же образом составленной.

Вот отсюда и получается, будто бы одно представление, – навеянное нашей логикой, – сменяется другим такого же рода представлением, не оставляя места, – а вернее, времени, – для обнаружения того, так что же все-таки такое незаметное свершилось между этими следующими друг за другом представлениями. А как мы уже знаем, в эти моменты свершается самое главное, а именно, явление нового смысла (идеи) из бессознательного в наше сознание. И этот смысл мы должны незамедлительно раскрыть и зафиксировать в знаках какой-либо системы (слово, формула, график и т. д.). Но за каждым из этих знаков, как правило, скрывается какое-либо сущее, «заслоняющее» (своим телом) целостный смысл самой идеи. (Заметим, смысл идеи не может быть предоставлен нам в дробном виде – он всегда целостен: это сингулярный сгусток смысла самой идеи) Вот здесь мы буквально вплотную подошли к вопросу, почему Хайдеггер полагал, что именно представление внесло весьма существенную лепту в забвение бытия. Но не будем торопиться, и постараемся сначала разобраться в том, каким образом самому Хайдеггеру представлялось бытие.

Как мы уже предположили, Хайдеггером, в общем-то, не замечались скачки мысли в процессе его продуктивного мышления. Но именно они свидетельствуют о том, что такого рода мышление сопровождается возникновением новизны то ли в виде смысла новой идеи, то ли в виде уловления весьма существенных взаимосвязей между теми сущими, которыми оперирует наше мышление на данный момент. Так вот, напрашивается та мысль, что именно видение смысла только что явленной в сознание новизны принималось Хайдеггером в качестве бытия (Посмотреть выше). И не только видение, но и удержание этого смысла в течение какого-то промежутка времени в сознании, того промежутка («просвета бытия», по Хайдеггеру), в течение которого можно было бы зафиксировать эту новизну посредством каких-либо знаков. (Как мы уже знаем, внове явленная в наше сознание новизна, новизна, не облаченная в одеяние знаков, имеет свойство достаточно легко и быстро «улетучиваться» из нашего сознания, не будучи прежде чем-либо зафиксированной, выраженной и помещенной в память).

Так вот, видение этой новизны, как мы показали ранее, происходит в тот момент, когда смысл идеи только-только является в наше сознание. Но у нас еще нет тех слов (знаков, символов, метафор), которыми мы могли бы его выразить, а главное, оформить и поместить в память. Мы только начинаем подбирать эти слова, это одеяние для нашей красавицы-мысли. А потому наше внимание постоянно должно быть сосредоточено на самом внове явленном смысле, а вернее, на сгустке этого смысла, который мы должны, во-первых, развернуть, а во-вторых, обозначить (наименовать) те сущие, которые являются составляющими элементами этого смысла, и те взаимосвязи, в которых они находятся.

Как видим, в тот промежуток времени, когда мы раскрываем смысл идеи и оформляем его в знаках какой-либо системы, наше сознание находится в раздвоенном состоянии:
- с одной стороны, мы должны держать в (слишком недолговременной) «памяти» нашего сознания внове явленный смысл идеи (с той целью, чтобы не упустить его),
- а с другой стороны, мы должны (буквально, в лихорадочном темпе) подбирать те слова (знаки), которые способны в наилучшем виде выразить этот смысл.

Образно выражаясь, можно сказать, что именно в этот промежуток времени мы одной ногой стоим на территории бытия «чистого» смысла идеи, то есть на территории самой Истины (истины бытия, по Хайдеггеру), другой же – на территории сущего, а вернее, на территории тех объектов-сущих, которые находится в ведении нашего представления и из комплекса которых мы – еще на этапе рефлексии-1 – пытались «составить» сам смысл идеи.

А потому совсем даже не исключено следующее: увлекшись поиском и подбором нами представляемых (адекватных смыслу идеи) слов, мы можем упустить сам смысл идеи, что случается на практике довольно-таки часто – когда мы не можем вспомнить только что мелькнувший в нашем сознании смысл новой идеи. А все потому, что в нашем сознании нет того «места», где мог бы достаточно долго храниться «чистый» («голый») смысл идеи. Не будучи оформленным в слова, он может находиться там всего лишь какие-то мгновения. Да и то, наше внимание (в виде любимого Античностью созерцания), хотя бы «краем глаза», должно быть сосредоточено именно на этом смысле.

Вот почему, как только он является, его необходимо сразу же выразить и оформить в те слова, которые (посредством нашего представления) мы изымаем из нашей долговременной памяти. Из той памяти, которая является хранилищем исходных сущих, находящихся в сфере Хаоса.  И этот оформленный смысл мы уже можем поместить в эту же память без опасения забыть его, потому что этот смысл идеи оказывается «зацементированным» в слова, его выражающие. А эти, известные нам слова мы всегда можем вспомнить, а вместе с ними в некоторой степени «реконструировать» смысл самой идеи. Но мы уже никогда не сможем вспомнить сам сгусток смысла внове явленной идеи в том виде, в каком он явился в наше сознание в самый первый момент. Он исчезает бесследно и навсегда. (Можно даже сказать что он «перетекает», а вернее, трансформируется в комплекс взаимосвязанных между собой сущих, выражающих этот смысл). Потому что явление новизны самой по себе (самой истины Бытия) носит сингулярный характер. Да к тому же у новизны нет истории – у нее есть только Бытие, то есть мгновенное возникновение. Она подобна Иоанновскому духу, который «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоанн, 3, 8).

Спрашивается, почему я так достаточно подробно остановился на том, как наше мышление обходится как со смыслом внове явленной идеи, так и с теми словами, которые способны выразить этот смысл. Скорее всего, потому, что возникновение нового смысла относится к сфере нашего бытия, в то время как слова-сущие относятся к области представления. И нам важно, в каких взаимоотношениях они находятся. Это, во-первых. А во-вторых, нам важно найти точки соприкосновения нами изложенного «взаимодействия» бытия и сущего и того, как эти взаимоотношения понимал Хайдеггер.

Вот именно эти взаимоотношения мы рассмотрим через призму того, как они изложены лингвистом А. Парибоком в недавно опубликованной им статье «О философской оправданности хайдеггеровского обращения с языком»48. Поскольку у самого Хайдеггера достаточно трудно найти «концентрированное» выражение понятия бытия и его «связей» с сущим. Можно даже сказать, что он рассматривает бытие апофатически – не приближаясь к нему – с разных сторон, как это делает и Плотин, характеризуя свое Единое.

Но забегая несколько вперед, сначала отметим, что одной из задач этой статьи (Парибока) было обратить наше внимание на то, что терминологические новшества, в изобилии присутствующие в «Бытии и времени» и в других работах Хайдеггера, призваны к тому, чтобы побудить «читателя к выработке обновленного умения понимать текст» (там же, стр. 176). И это умение должно заключаться в том, чтобы (как можно длительнее и как можно чаще) сохранять ясность мышления и при движении мысли, и при фиксации ее «неподвижными» единицами языка (терминами, словами) (там же). Иначе говоря, по мысли автора статьи, оправданность подобных текстов заключается «в специфическом тренирующем воздействии на ум читателя выразительных средств, примененных Хайдеггером» (Там же).

Так вот что пишет Парибок по поводу понимания Хайдеггером бытия и взаимоотношений его с сущим.
(Но сначала (в скобках) отметим для цели лучшего понимания: «взаимоотношений», а не «взаимодействий», потому что взаимоотношения осуществляются «на расстоянии», а взаимодействия – в контакте друг с другом, что вовсе неприемлемо для бытия и сущего, между которыми (по Хайдеггеру) находится зона несводимости одного к другому, поскольку у каждого из них свой язык (логос) выражения: бытие (Бытие социума), подобно оракулу, показывает, подает знаки в виде какого-либо негативного фактора: недостаточности, лишенности, неудобства и т. д., в то время как сущее в виде продуктивно чувствующего и мыслящего человека призвано к тому, чтобы в процессе своего собственного бытия («бытия» сущего, бытия человека) уловить смысл этих знаков, а затем раскрыть (развернуть) его и выразить посредством нахождения адекватных этому смыслу слов и терминов, за каждым из которых скрывается соответствующее ему сущее).


[quote]«Всякий акт мысли имеет своим объектом