«Хотеть означает постоянно держать себя в состоянии лихорадочного возбуждения. Всякое усилие утомляет, и нельзя сказать, что человек может долго выдержать его. Полагать, что ему удастся сменить свой удел на удел сверхчеловека, – значит забыть, как трудно просто быть человеком, забыть, что это дается лишь максимальным напряжением воли и сил. Меж тем воля, в которой присутствует какой-то подозрительный и пагубный принцип, оборачивается против тех, кто хочет слишком многого. Хотеть противоестественно или, точнее говоря, хотеть нужно ровно столько, сколько необходимо, чтобы жить (выделено мною – И. Ф.), а когда человек хочет чего-то большего, рано или поздно у него все разлаживается и он терпит крах. Если отсутствие желаний – болезнь, то и само желание тоже болезнь, еще худшая; именно из-за нее и ее рецидивов – чаще, чем из-за отсутствия желаний, – происходят все несчастья». (Там же, стр. 410).
Как видим, многое, если не все, зависит от того, насколько наши личные плотские желания овладевают нашим интеллектом, а не наоборот: интеллект овладевает и ограничивает желания и руководит ими с той целью, чтобы «хотеть … ровно столько, сколько необходимо, чтобы жить» и «просто быть человеком». Так что изречение одного из древнегреческих мудрецов (Клеобула): «Лучше всего – соблюдать меру» нисколько не утратило своей актуальности до наших дней, а, может быть, и приобрело более острое звучание оттого, что нарушение меры стало во главу угла выживания цивилизации.
Вот здесь, – на развилке между двумя формами выделенных нами желаний – главенствующую роль приобретает моральная сущность человека (кроме сущности как способности творить новизну в виде идей): куда ему идти, чье желание – и в какой степени – исполнять: то ли улавливать желания (Необходимости) социума и их исполнять, то ли идти на поводу своих безмерных желаний, тех желаний, которые деградируют человека и физически, и душевно, и духовно. Но трагедия заключается еще и в том, что, идя на поводу удовлетворения своих собственных желаний, человек продуктивно мыслящий губит не только самого себя, но и то окружение, в котором он находится. Потому что «болезнь» непременного исполнения своих желаний – это болезнь заразная, «инфекционная». Лицезрение личных успехов предприимчивых людей для большинства обыкновенных людей – зрелище невыносимое. Отсюда желание подражать, чтобы угнаться за ними любой ценой. (Зависть как природную черту человека еще никто не отменял и долго еще не отменит). Так что эта «болезнь» в будущем, подобно чуме, способна скосить не только значительные ареалы проживания людей, но и, в конечном счете, загубить всю цивилизацию.
Вот в этом словосочетании «любой ценой» заключено главное испытание для наших нравственных принципов. Научно-технический прогресс должен уступить место этическому прогрессу, который застопорился на самом начальном этапе создания крайне необходимых моральных принципов, тех принципов, отсутствие которых когда-то тормозило развитие человеческих сообществ. Но сейчас глобальное увеличение народонаселения, катастрофическое ухудшение экологической обстановки и возрастание роли «тирании техники» на нашу жизнь предъявляют новые требования к моральным принципам. Если раньше эти принципы распространялись преимущественно на взаимоотношения между людьми, то сейчас зона морали должна охватить отношение человека и к Природе в целом, и к науке, и, в первую очередь, к технике, тиранизирующей саму человеческую природу в человеке, иначе говоря, убивающей в человеке как разумное, так и душевное начало. То есть, то начало, на создание которого ушли тысячелетия становления человека разумного. (Об этом смотри рукопись Статьи «Откуда ты родом, душа?). Мы же своим безмерным – и бездумным – культивированием научно-технических новшеств и полнейшим небрежением к укреплению прежних моральных принципов и созданию новых отношений с окружающей нас средой стремимся в одночасье изничтожить даже то, что было наработано тысячелетиями. Так что именно этика, – а не технический прогресс – должна заступить на вахту у следующих поколений. Без этого мы – люди без будущего.
Тем более что «тирания техники» все более и более стала склонять нас на гибельные рельсы массового сознания и омассовления самого общества.
Ни для кого уже не секрет, что современная цивилизация генерирует из своих недр полчища людей, не знающих, куда себя деть в свободное время. (И этого времени, на нашу беду, становится все больше и больше). Ведь именно отсюда: Интернет, мобильники, гаджеты, волнения недовольных масс в городах, массовая эмиграция, терроризм и мощная и все более набирающая силу индустрия развлечения. Все эти новшества – есть наглядное осуществление основного девиза массового сознания: «Прочь от самого себя, от собственной духовности и даже нравственности». Похоже на то, что в недалеком будущем в человеке не останется ничего ценного, оригинального и даже интересного. Люди как творческие индивидуальности уже не будут интересовать друг друга, что уже сейчас наблюдается в массовом масштабе. Всех интересуют в основном подробности личной жизни знаменитостей, интриги политических деятелей, криминал, триллеры, бесконечные сериалы и собственные развлечения.
Получается так, что вместе с несомненными достоинствами этих новшеств, последние обретают уродливые – если не сказать, патологические – формы своего приложения. Причем, приложения в массовых масштабах. Как будто к ложке меда добавляется бочка дегтя, которая, в конечном счете, не только сводит к нулю достоинства этих новшеств, но и неуклонно понижает душевно-духовный статус человечества в целом.
М. Сиоран достаточно метко выразил данную ситуацию в развитии современной цивилизации.
«Покажите мне хотя бы что-нибудь на этой земле, что началось бы хорошо и не окончилось бы плохо! … Всякий «идеал», поначалу вскармливаемый кровью своих приверженцев, изнашивается и рассеивается, когда становится достоянием толпы. Кропильница превращается в плевательницу – таков неумолимый ритм «прогресса»…». (Там же, С. 70.)
А Ницше, наверное, одним из первых зафиксировал и охарактеризовал – буквально: припечатал! – негативность начавшегося омассовления общества, заявив, что все «ползают на брюхе» перед всем массовым. Однако за столетие с лишним до него Кант в работе «Приложение к «Наблюдениям над чувством прекрасного и возвышенного»» уже зафиксировал глобальный сдвиг в общественной жизни в сторону ее измельчания:
«Древние были ближе к природе; нас от природы отделяет много мелочного, всякого рода излишества и рабская испорченность. Наше столетие есть век прекрасных мелочей, безделушек и возвышенных химер»51.
В свою очередь, Ортега-и-Гассет в «Восстании масс»52 дал полную картину выхода масс на сцену жизни современного общества. Если эта, вовсю набирающая силу, тенденция продолжится, то можно не сомневаться в том, что цивилизация уже устремилась к тому, чтобы быть достойной лишь одного – свиного корыта, обрамленного по краям суперсовременными гаджетами. Вот это и будет концом Апокалипсиса, начавшегося с так незаметно и внезапно подступившим (подкравшимся) процессом омассовления общества.
Все это может случиться от того, что наше продуктивное мышление направлено на удовлетворение наших физиологических потребностей, то есть на наполнение и обрамление указанного выше корыта. Мало кого интересуют «заботы» социума самого по себе и в целом. А ведь для этого необходимо знать не только те процессы и явления, которые в нем происходят, но и те взаимосвязи, которые могут быть осуществлены между ними. И продуктивность нашего мышления в данной сфере будет определяться не столько количеством той информации, которой мы нашпигуем наш мозг, сколько качеством постижения тех взаимосвязей, кои могут быть созданы внове и претворены (внедрены) в саму ткань жизни социума. (И здесь пример структурно-функционального состава любой идеи в наглядном виде демонстрирует нам тот факт, что только взаимосвязи между сущими могут соединить последние в замкнуто-открытую цепочку (комплекс), поименованную нами идеей).
К сожалению, современная массовая культура все более и более тяготеет к скольжению по поверхности фактов и явлений. Она не проникает вглубь последних. Так воднолыжник скользит по глади морской поверхности. И ему неведомо то, что творится в глубинах, над которыми он проносится. А там-то, как раз и находится самое интересное. И этот процесс «скольжения», – а лучше сказать, измельчания человека – все более приобретает пугающие масштабы своего распространения среди основной массы общества. Так что вполне обоснованным было бы сказать: массовая культура, становясь все более и более массовой, становится все менее и менее культурной. «Разжижение» культуры, потеря интереса к классическому искусству, постепенное «вымывание» классики из образовательного процесса, постоянные попытки обесценить классику путем какой-либо вульгарной интерпретации и свести ее до собственного «местечкового» понимания – все это не безобидные «шалости», а симптом надвигающейся дегенерации общества, ведущей, в конечном счете, к точке невозврата. А вот, каким будет мир после нее, мы вряд ли сможем узнать.
7.13. Историчность бытия и Онтологический круг
Чтобы нам постараться лучше понять саму бытийственную историю, сначала вкратце напомним смысл того, что нами изложено в первом же разделе статьи.
Если бытие это возникновение новизны, то сущее – это то, что возникает вместе со своей сущностью. Причем это сущее возникает с той целью, чтобы исполнять функцию подручного средства. А это последнее является тем инструментом, посредством которого может быть осуществлен новый род деятельности по производству затребованного социумом нового вида Продукции. Как видим, с созданием идеи запускается в действие цикл создания новизны следующих видов: нового искомого сущего, нового подручного средства, нового рода деятельности и новой Продукции. Но и на производстве новой Продукции этот цикл не заканчивается. Он продолжается зарождением и созреванием в соци-уме Необходимости в новизне уже другого вида. И эта Необходимость в новизне, – будучи обнаруженной продуктивно мыслящим и чувствующим человеком в виде какого-либо негативного фактора (лишенности в чем-либо, недостаточности чего-то, неудобства пользования чем-либо и т. д.) – «выходит» на новый цикл Онтологического круга создания новизны уже другого вида. То есть Онтологический круг – это бесконечное повторение («возвращение», по Ницше) одного и того же цикла создания новизны, но новизны все новых и новых видов.
А теперь переходим к взаимосвязи Онтологического круга с историей бытия, такой историей, какой, как мне представляется, видел, – а лучше сказать, хотел видеть – Хайдеггер. История (Geschichte), по Хайдеггеру, – это не хронология того, что произошло в прошлом, а те события, которые свершались – и продолжают свершаться – сами по себе, то есть по воле самого