Божий дар

после ранения и госпиталей, не возвращая в строй, отца списали. То есть, сняли с воинского учета, и он живым вернулся к своей Катюше. Она при их первой встрече от нахлынувшей радости потеряла сознание. В физических мучениях отец протянул свои последние годы и умер в 1954-м, оставив жену с послевоенными детьми – сыном Сережей (это и есть Сергей Федорович), достигшим восьми лет, и дочкой Светой двух лет от роду.
Время тогда было очень тяжелое, но при этом какое-то светлое, озаренное чем-то высоким, великим, неподдельным. А ещё в памяти Сергея Федоровича то время прочно связалось с искренностью и взаимной помощью всех людей вокруг него. Будто все родственниками тогда оказались, и всех связали общие задачи и дела их любимой страны, да и свои собственные, непростые заботы, которые, впрочем, никто не считал более важными, нежели судьба родины, судьба всего народа. Но те люди, как ни странно это может показаться теперь, были самыми обыкновенными! Да! Они были обычными гражданами нашей страны…
Впрочем, нет! От нынешних людей они отличались многим. Хотя бы тем, что не стремились что-то заиметь, что-то заполучить, а напротив, старались каждый день работать изо всех сил, чтобы без остатка отдать себя Родине. И подобные слова тогда никому не казались притворными. Такое было время! Или не время? Пожалуй, такими были те люди! Они творили чудеса всюду, за что не брались! Всё им становилось по плечу! Потому через пять лет в наших городах уже редко встречались основные приметы прошедшей войны, былой и страшной разрухи. И своими производственными успехами страна поражала весь мир.
Именно с тех пор всем своим существом Сергей Федорович впитал главный жизненный принцип – раньше думай о Родине, а потом о себе. С этим принципом он живет и сегодня, и детям своим так жить завещает! Хотя сознает, что во многом времена изменись. Точнее, не времена, – опять же, люди изменились. Они сделали смыслом жизни личное обогащение, а не грандиозное созидание во благо своего народа и своей страны! С таким смыслом в головах людей многое в стране стало расшатываться…
Глава 9
Сегодняшним утром, столкнувшись в кухне с сыном, Сергей Федорович с насмешливой интонацией упрекнул его за позднее возвращение вечером:
– Как жизнь с утра, Дмитрий?
И неожиданно получил ответ уже взвинченного чем-то сына:
– А какой она может быть в этом многосемейном муравейнике? Конечно же, прекрасной!
Сергей Федорович догадался, что душевные муки, которые сын испытывает после развода, его не оставили, хотя истёк почти год. И вряд ли сын успокоится в ближайшем будущем, ведь по-прежнему любит только ее, свою бывшую жену. Однолюб. Его счастье рухнуло, когда Дмитрий застал супругу, светящуюся от счастья, в объятиях незнакомого ему мужчины, а она ему, даже не прикрывшись одеялом, выпалила с откровенной злостью:
– А ты, идиот, ещё надеялся, что я в съемной квартирке с тобой, с твоими принципами и тараканами всю жизнь стану от счастья млеть? Гордишься своей честностью? Пожалуйста, гордись! Только без меня! Ты, кажется, один во всей стране теперь такой честный, принципиальный, правильный во всём. Потому и нищий! И не пялься на меня! Мог бы и раньше догадаться, а не устраивать теперь мне сцены дурацкого удивления!
Подобный удар по самолюбию невозможно пережить никому. Для Дмитрия он оказался ещё больнее, поскольку исходил не только от жены, но от действительно бесконечно любимой женщины! От той, которая ещё вчера и сама казалась счастливой и признавалась, будто не может им, своим Димкой, надышаться… Выходит, во всём лгала!
Глава 10
Сергею Федоровичу захотелось как-то смягчить боль, нечаянно причиненную сыну, хотя подробности его семейной истории они с матерью так и не узнали. Знали лишь то, что развелись. За год Дмитрий не проговорился ни разу, и, что совсем уж для него плохо, значит, всё еще любит, даже одного плохого слова о своей Тоньке не сказал.
– Ладно! Не переживай! Всё у тебя, сын, со временем образуется. Только не упусти того, что уже имеешь! Дров к тому, что есть, не наломай. Ведь кипишь с самого утра! И всё на тех срываешься, кто тебя больше всех любит. Голова-то у мужика всегда должна оставаться холодной, трезвой и светлой. Судьба, она ведь будто с двумя руками. Одна её рука добрая, другая злая. Кто же знает, какой рукой и когда она нас коснется? Но ты не зевай, не подставляйся, выворачивайся. На то нам голова и нужна, чтобы соображать, как от злой руки увернуться!
– Батя, ты извини, но тебя опять на сказочную философию для раннего юношества потянуло, а мне уже, поверь, жить тошно. И не обижайся, в самом деле! Не в тебе же причина моей боли! Меня теперь часто заносит. Сам знаю, а остановиться не могу. Вы с мамой даже больше сделали, чем полагалось родителям. Я это понимаю и ценю! А только не знаю, чем и перед кем я провинился? А если не провинился, то почему я наказан по всей строгости абсолютно нелепого закона? Что я делал не так?
Глава 11
Скользя по не совсем чёткой лыжне, присыпанной свежим снежком, Сергей Федорович, как всегда, размышлял о чем-то своём. Сейчас он вспоминал, что от родителей ему не досталось ничего, что называют материальными благами. Оно и понятно, отец умер от фронтовых ран молодым и немощным, а мать мечтала, казалось, только о еде, стараясь накормить детей, да так, чтобы подольше не просили. Даже их две крохотные комнатки в коммуналке на Васильевском острове он оставил своей сестре Светлане. В семидесятые она по недомыслию утратила их, укатив с мужем на БАМ. Там, в Тайшете, навсегда и осела. А Сергей Федорович, когда ещё носил погоны, заезжал к ним пару раз, благо билеты для него были бесплатными. Радовался за сестру, повезло ей по-настоящему. Все в семье дружны и благополучны – и супруг заботливый и толковый, и каждый из троих детей по-своему молодец.
А Сергей Федорович после седьмого класса, рано повзрослевший мальчишка, чтобы не быть обузой для матери, устроился учеником токаря на завод. Потом на станке работал уже самостоятельно, но недолго. Как только получил аттестат в вечерней школе, подался в Ленинградское артиллерийское училище, ЛАУ. Спустя три года стал лейтенантом, служил в диком Забайкалье. Потом четыре года академия в родном Ленинграде. И опять в войска. Уже Литва, Шяуляй. Там дослужился до заместителя командира полка. Успел побывать в длительной афганской командировке, и подполковником вышел в запас. Вернулся в родной город, где ещё три года перебивался с женой и двумя детишками по частным квартирам, пока не получил свою, двухкомнатную, в Купчино. Конечно, по составу семьи полагалась трехкомнатная, но ждать ее не осталось сил. Посовещались с женой Верашей, да и вселились в эту.
И только тогда, как показалось обоим, они и зажили, словно нормальные люди, даже, несмотря на незаслуженную тесноту. Но именно в то счастливое время в их устоявшуюся, наконец, судьбу некстати вмешались болезни жены. Они прилипали одна за другой. Жизнь поменяла прежние оттенки.
Сергея Федоровича к тому времени уже взяли преподавателем на военную кафедру университета. Он и там не успокоился, проявил характер, поднажал ночами, и спустя три напряженных года неожиданно для коллег защитил диссертацию. Получив диплом кандидата технических наук, перебрался на другую кафедру, где занялся электрическими машинами, к которым всегда тяготел. Стал доцентом. Работа со студентами пришлась ему по душе – сразу заметны конкретные результаты своих усилий. Да и студенты, по выражению одного коллеги-балагура, любят Сергея Федоровича как туземцы Бонифация. После каждой лекции окружают, поджидают, чтобы сообщить что-то, как это им кажется, важное из мира науки, или узнать именно его мнение о научной статье, книге или технической идее. Иной раз подходят лишь затем, чтобы поблагодарить за удовольствие, которое сами испытали, слушая обычную, с его точки зрения, лекцию.
А уж в городе его узнавали всегда и везде. В какой магазин ни зайдет, везде здороваются, везде люди радуются встрече. Поначалу жена даже ревновала, если замечала лица молодых женщин, озаряющихся радостной улыбкой при внезапной встрече с Сергеем Федоровичем. Уж не свихнулся ли супруг на старости лет, да еще среди стольких хорошеньких студенток?
– Чем же ты их обаял? Рассказывают, будто двойки ставишь безжалостно. Они тебя за это любят? Рассказывай мне! Так же не бывает! А ну-ка, «докладай без всяких врак, почему на сердце мрак, – я желаю знать подробно, кто, куда, чаво и как!» И зачем, действительно, вокруг тебя столько молоденьких студенточек?
– Любовь моя! А почему ты молоденьких парней не замечаешь? Впрочем, конечно, так много мне их и не нужно! «Мне бы саблю, да коня, да на линию огня!» Вот только не они мне, а я им нужен! Чувствуют они заботу, улавливают искреннее желание не только научить чему-то, но и предостеречь. Ну, и справедлив я, конечно, о-о-о-чень! Этого-то у меня не отнять?
– Понятно объясняешь! Хотя хвастун ты выдающийся, а потому веры тебе нет, – счастливо хохотнула Вераша, всегда считавшая своего супруга самым-самым.
– Как же нет веры? Разве ты, уважаемая Вера Павловна, надумала меня покинуть?

Находясь среди студентов большую часть рабочего времени, Сергей Федорович хорошо знал проблемы нынешней молодежи. Ее социальное положение и перспективы при таком состоянии страны представлялись ему безрадостными. Конечно же, ещё встречаются ребята и девчата, которые, можно сказать, остаются на требуемом высоком уровне. Но их всё меньше. Остальные даже учиться не научены! И не обладают для этого ни способностями, ни начальными знаниями, ни стремлением. Больно, но это – факт! Деградация по всем направлениям прогрессирует!
Тем не менее, даже по такому поводу Сергей Федорович особенно не сетовал, не опускал беспомощно руки. Он день ото дня пытался вызвать у своих студентов подлинный интерес к учебе, как к процессу постижения всех достижений, которыми уже обладает человечество. Обычно упор делал на необходимость самостоятельного чтения. Только самостоятельного. Не одной лишь учебной, но, непременно, и русской классической литературы, или иных, проверенных и любимых старшими поколениями книг. И это невозможное удивительным образом ему удавалось. Возможно, студенты с первых дней чувствовали, что он и сам работает на совесть, как учит работать и их. Потому-то возникло и доверие, и уважение, а потом и стремление чем-то походить на этого немолодого красивого человека, неунывающего трудягу, не приукрашивающего печальную действительность, но смело борющегося с ней.
На лекциях у Сергея Федоровича студенты скуки не знали. Самые обычные истины он преподносил с «подходами», внезапно подбрасывал головокружительные идеи, рисовал технические перспективы, почти фантазии, без сомнения, успевая и всё то, что полагалось по программе. И, конечно, располагал всегда ровным и уважительным отношением к любому обучаемому, что к отличнику, что к двоечнику. Ведь оценки – дело наживное. Случается так, что даже круглые пятёрки некого студента уважения ему ни от товарищей, ни от преподавателей не добавляют, если за оценками угадывается внутренняя гниль. Бывает такое! А бывает и наоборот! Даже чаще случается именно наоборот! Но это не значит, что можно забывать о