Тайна Мангупского мальчика. Часть 3. Потомок

восторга, откусила.

Дикий вопль прорезал утреннюю Мангупскую тишину. Кусок с повидлом полетел в сторону. Ложка в другую.

Когда народ высыпал на вопль из палаток, его взору предстала беснующаяся Васька. Глаза её повылазили из орбит. Она скакала у стола, размахивая правой верхней конечностью. Другой рукой она держалась за нижнюю половину лица и издавала нечленораздельные вопли.

По тропинке от родника на лагерную поляну поднялся Феликс с полным ведром воды. Васька скакнула к ведру и сунула язык в сводящую скулы воду.

Оторопевший Феликс выпустил ведро из руки и застыл на месте. Через мгновение он понял, что произошло. Раскрытая кастрюля, полная ос, и валяющийся невдалеке повидловый кусок были красноречивее всяких слов.

Феликс мигом сориентировался. Он бросился в палатку за димедролом и йодом, чтобы смазать место укуса.
– Васька, что с тобой?! – закричал Мика.
– Оса цапнула, – еле ворочая языком, ответила Васька.
– Компресс! Надо сейчас же компресс! – засуетились девчонки.
– Ага! А как я на язык-то компресс поставлю!
– А зачем ты осе язык показывала! – хихикнула Лерка.

Васька только гневно сверкнула на неё глазами.

А на Лерку вдруг напал смех, и она стала хохотать, дико и безудержно. Она так раскатилась смехом, что не могла вымолвить ни слова. И остановиться тоже не могла. Кончилось всё тем, что от хохота у Лерки выпала челюсть. Рот у неё перестал закрываться, и пришлось подтянуть челюсть тугой повязкой.

И они замолчали. Обе. И молчали три дня, пока у Васьки не прошёл отёк, а Леркина челюсть перестала болеть после вправления.

Все эти дни злыдень Феликс потешался над девчонками. Каждое утро перед завтраком он объявлял на весь лагерь, что если кто-либо желает высказать в глаза Ваське и Лерке всю правду и другие нелицеприятные слова, то может делать это совершенно безопаски, так как ответить они всё равно не могут.

– Ну ладно, Фелищще! Ещё попомнишь! – написала на бумаге Васька и вывесила лист на всеобщее обозрение.

А жизнь в лагере текла своим чередом. Подъём, работа, отбой. Завтраки, обеды, ужины. Раскоп, каёлки, тачки. Костёр, разговоры, песни. И так по кругу.
Михал Евсеича выписали из больницы. И он с прежним рвением взялся за работу.
Все ждали приезда Артура Алексеевича. И больше всех ждал профессора, конечно же, Мика.

В один из вечеров в лагере появился Саша Звирик. Он вынырнул из темноты у самого костра, бухнулся на свободное место и стал привычно шурудить палкой в углях.

И всем показалось, что костёр вдруг ярко вспыхнул, словно приветствуя его.
– Всё! – сказал Саша, – дело закрыли и передали в прокуратуру.
– А что будет с этими? – поинтересовался Грегори.

– Сидеть им и сидеть! За похищение людей, грабёж и покушение на убийство. А Мазя ещё и за убийство подельника срок получит, – ответил Саша.

– А что с теми? – встрял в разговор Мика.
– С какими теми?
– Ну, с панвизантийцами?!

– А панвизантийцы – это особая история. Ими занимаются другие органы, это же международная организация. Одно скажу, организаторы похищения задержаны на границе. Пытались уйти морем за кордон.

– А карты? С ними что будет? Мы их так и не получим? – спросила Васька.
– А карты всё! Вещдоки! – развёл руками Саша, пряча в уголках глаз улыбку.
– Понятно, – протянули Мика, Васька и Лера.

Было видно, как они расстроились
– Да ладно вам кукситься! – сказал вдруг Грегори.

Он ушёл в палатку, вернулся со своим станковым рюкзаком и начал быстро снимать рюкзак с рамы. Рама была сделана из лёгких металлических трубок и напоминала раму «Ермака». Затем он попросил у Феликса нож. Все с любопытством наблюдали за его действиями. Грегори ножом сковырнул пластиковую пробку, закрывающую с торца одну трубок рамы. Трубка оказалась полой. Грегори перевернул раму и хорошенько потряс, но ничего не произошло.
– Застряло! – сокрушённо произнёс Грегори, – но ничего, это поправимо! Есть у кого-нибудь пилка?

Пилка нашлась в ремнаборе Феликса. Грегори осторожно перепилил трубку рамы, разъединил перепиленные половинки и все увидели торчащий из пропила карандашеобразный пластиковый футляр. Грегори, хитро улыбаясь, открыл футляр и извлёк из него половинку карты.
– Вот! – торжественно произнёс он, – подлинник!
– А там что было?! Которое у них?

– А там была копия! Очень хорошая, качественная, как это говорят искусствоведы – факсимильная копия. Правда здоровская была?! Я специально её сделал во избежание подобных ситуаций.

– Н-да! – ответила Лера, – старая бумага, потёртости, выцветшие чернила… Даже Дынин ничего не заподозрил!

– Ну, я же говорю, факсимиле!
– И ты бы отдал подлинник за Мику?

– Конечно бы отдал! Но сначала попробовал бы подсунуть копию, я же не знал, что она уже у них.

– Но это ведь только половинка карты. Всё равно без второй половинки клад не найти, а она сейчас вещдок! – сказала Васька.

И вот тогда настала очередь Саши. С самым невозмутимым видом он раскрыл свою планшетку и извлек из неё папку, а из папки…карту! Ту самую.

– Вот! – сказал Саша, – тоже подлинник!
– А как?!

– Да очень просто! Похитителям в качестве выкупа мы, конечно, решили отдать настоящую карту, потому что не хотели рисковать жизнью Мики. Мы же не знали тогда, что Мики у них нет. При задержании карту изъяли. А я еще заранее до задержания сделал цветную копию, не всё ли равно, что будет храниться в архиве. Тем более, что карта эта – достояние истории и её место в музее.

– А тебе не кажется, что это служебный подлог, – подцепил Сашу Феликс.

– Кажется. Но никакого подлога нет. Когда Лере передавали карту для выкупа, я же был в чебуречной в качестве официанта. Мой напарник должен был передать карту мне, а я Лере. Напарник достал из сейфа первый попавшийся пакет. Посмотрел – старинная карта, а второй пакет с подлинником он не заметил. Так у похитителей и оказалась копия. Она и подшита к делу.

– Ну, ты и комбинатор! – восхитился Феликс, – даже я бы так не смог!
– И что, мы теперь можем искать клад? – поинтересовался Мика.

– Можете! Но если найдёте, не забывайте, что двадцать пять процентов принадлежит государству! – пошутил Саша.

– А мы не собираемся забирать клад себе. Мы его в музей отдадим! Правда, ребята! – вставила Васька.

– Его ещё найти надо! – подытожил Феликс.
– А раз дело закрыто, то ты теперь уедешь в Старый Крым? – спросил Мика у Саши.
– Нет, Мика! Я остаюсь! Вот теперь-то у меня законный отпуск!
– Ура! Законный отпуск! – звонкое эхо разнесло Микин голос по всей округе.
– А клад мы сейчас искать будем? – спросила Васька.
– Нет, я думаю надо дождаться профессора, – вынес решение Евсеич.

Утро грянуло яркой солнечной симфонией. Оно было звонким и радостным. И переросло в такой же радостный день. Работа кипела. Солнце щедро поливало плато лучами. Ветер приносил с моря солоноватую влагу, ерошил волосы и хлопал боками палаток. Родник бил из-под камней. Вода была кристально-прозрачна и студёна, обед вкусен, а лица друзей казались такими родными, такими милыми.

После работы Васька отправилась побродить по плато. Она не стала звать ни Мику с Леркой, ни Гусика с Грегори. Васька чувствовала себя совершенно другой, изменившейся, словно бы она выросла из своей прежней оболочки. Ей хотелось побыть одной. Не думать ни о чём, так просто бродить, смотреть и вдыхать необыкновенный Мангупский воздух.

На полдороги её нагнал Саша и, молча, пошёл рядом. Говорить не хотелось. Они остановились и долго смотрели на каменистые склоны плато, на древние развалины, на сухую стреловидную траву, на белые от времени и солнца камни, на широкие, подёрнутые сизой дымкой, дали. И они чувствовали себя частичкой этого огромного удивительного мира.

– Вот видишь, Васька, я выполнил твою просьбу, нашёл Мику, – тихонько сказал Саша, – хотя, что я говорю. Мику нашла ты, а я уже потом нашёл тебя и его.

– Знаешь, Саша, у меня тоже есть для тебя подарок – я больше никогда не буду с тобой ссориться! – хитро улыбнулась Васька.

Саша засмеялся, схватил Ваську в охапку и закружил по поляне.
– Во! – закричал догнавший их Мика, – главные сыщики бесятся! Как дети, право слово!

И он повис на Саше сзади, подобием рюкзака, обхватив друга руками и ногами. Так они и резвились: Саша кружил Ваську, а Мика восседал на нём верхом.

Появились Лера, Гусик и Грегори, позвали за фундуком, объяснив, что Феликс собрался стряпать ореховый торт.

Орехов набрали полную корзину, так что через край сыпалось. И они притащили свою добычу на кухню, где как всегда что-то булькало в котлах, а на противнях шипело и брызгало жиром.
Феликс остался очень доволен. И тут же велел налущить фундук для сладкой начинки. И они лущили фундук и балагурили, и больше всех балагурил Феликс. И обещал, что новый придуманный им торт, под названием «Мангупский орешек» будет верхом кулинарного искусства.

Феликс всегда относился к готовке с благоговением. Он любил приготовить так, чтобы добавка за добавкой летела в луженые желудки едоков. И накормить так, чтоб и после окончания сезона, сидя на лекциях, отрядники вспоминали его борщи и жаркое, фаршированные перцы и тушеные баклажаны, а, вспомнив, истекали слюнками.

И ужин как всегда удался на славу. И торт махом испарился, оставив после себя наиприятнейшие воспоминания и вкус ванилина на губах.

А потом они всем лагерем сидели у костра. И разговаривали, и пели, и мечтали.
Им было здорово всем вместе! Они смеялись над каждой ерундой. Им всё казалось смешным. И они уже не могли смеяться и всё-таки смеялись. И Лера просила не смешить её больше, боясь как бы снова не выпала челюсть, и всё равно смеялась.

Потом разом смех прекратился. И над плато повисла умиротворяющая тишина. Огромные августовские звёзды осыпали небосвод. Воздух был настоян травами. Цикады тянули свою бесконечную стрекочущую песню. Огонь весело танцевал на дровах чечётку. Отблески костра прыгали по лицам. Было тепло и спокойно. И всем казалось, что для полного абсолютного счастья больше ничего и не надо.

А впереди ещё была половина августа и целый сентябрь радостных экспедиционных дней.


Глава 14. Клад


По тропе поднимался усталый, но очень довольный пожилой человек с рюкзаком. Ещё некоторое время назад он стоял внизу у тропы и любовался Мангупом, взметнувшимся в самое небо, а теперь, радостно глядя по сторонам, уже шёл по тропе. Шаг его был лёгок и быстр, видно человек привык к подобным восхождениям. Голову путника скрывала широкополая светлая панама, ноги в удобных горных ботинках ступали уверенно и размашисто. Одет он был в выгоревший хлопчатобумажный костюм цвета хаки. Загорелое бородатое лицо с умным проницательным взглядом выдавало в человеке незаурядную личность. Профессор археологии Гавсаров возвращался из длительной командировки на свой горячо любимый Мангуп.

Артур Алексеевич поднялся на плато и остановился у начала поляны. Его никто не встречал. Народ работал на раскопе. И это было даже хорошо, никто не мешал насладиться открывшимся взору зрелищем.

Выгоревшие палатки уютно примостились в тени кизильника. На костре в большом котле булькало варево. Стол в тени раскидистой яблони был завален керамикой и чертежами. Под навесом горой громоздились свежевымытые тарелки. Привычная милая сердцу