Стрелочник

что – инвалид?.. – удивляется Толик.
- Нет, я не инвалид.
- Ну ничего!.. Ты особо не переживай… Ты ещё молодой – ещё будешь. Если чё – мы с оформлением поможем, – ободряет меня Толик, а его ко-реша одобрительно ржут…
- А кто тогда у нас тут инвалид?.. Может ты, мужик? – Толик вновь обращает внимание на Митрича. – А может ты немой инвалид?.. Так палка тебе не к чему…
Митрич молчит….Что ж, будем импровизировать:
- Да это не инвалидная трость!..
- А какая ещё?.. – вновь отвлекается на меня Толик.
Охотно поясняю, по-прежнему держа трость обеими руками:
- Да это трость старая… Ещё дореволюционная… Тогда все господа с тростями ходили… Не потому, что хромали, а мода такая была… Солид-ному мужчине на улицу без трости выходить даже неприлично было… Ну и… на всякий пожарный ещё носили… Собак там отогнать… или хулига-нов…
Толик вновь переглядывается с корешами и любопытствует с усме-шечкой:
- Хулиганов, говоришь, отогнать?.. А это как?..
Я смущённо пожимаю плечами и со словами «да как-то так» почти без замаха опускаю обрамлённый бронзой наконечник тяжёлой трости ему на голень… Сначала явственно слышится треск кости, а затем разда-ётся истошный вопль Толика…
…Надо отдать должное пацанам: отреагировали они правильно… Ну, почти… Вася кинулся мимо вопящего на асфальте Толика на меня, а Тол-стый повернулся лицом к Митричу, страхуя спину кореша…
Конец трости снизу вверх, опять-таки без замаха, вошёл аккурат в Васину промежность… В отличие от Толяна, катающегося от боли по ас-фальту, свернувшийся в клубок Вася даже и кричать не мог… Зато, офигевший от такого расклада, Толстый визжал за двоих, тыкая то в од-ну, то в другую сторону выхваченной из кармана «выкидухой»:
- Не подходи!!.. Попишу!!!.. Не подходи!!.
… Всё это происходит очень быстро…
…Когда я начинаю тянуть клинок из трости, Толстый ударяется в бе-га… Никто его, конечно, догонять не стал…
…Меж тем на проезжей части нарисовалось что-то похожее на мили-цейский «бобик»… Только побольше… Послышалась сирена и на крыше «бобика» замельтешили какие-то разноцветные огоньки…
…У Митрича, наконец, прорезывается голос:
- Менты…
Обернувшись к раненым, он сочувственно успокаивает их:
- Ничё, пацаны… Щас вам помогут – в больничку отвезут… Ну а нам пора… Бывайте!..
…С этими словами он увлекает меня в ближайший тёмный пере-улок… На ходу поясняет:
- Тебе, парень, в ментуре здесь светиться ни к чему… Начнут выяс-нять – что да как… Да кто ты такой… А ты ведь здесь «никто» и зовут тебя «никак»…  К чему людям лишняя головная боль…
- Какой Вы заботливый, да участливый! – не удерживаюсь я, чтобы не съехидничать…
Митрич неприязненно косится на меня на ходу, но отвечает спокой-но:
- О своих людях заботиться надо… А для меня они все свои – и менты, и воры… И даже «бакланы» эти тупорылые… Ты вот покалечил пацанов этих, да и был таков – ни клятый, ни мятый… А людям теперь возись с ними: лечи, сажай… Впрочем, не посадят их… Наоборот, в «терпилы» за-пишут… А нас с тобой в розыск по приметам объявят: по 145-й через 15-тую, 206-ую - часть третью и 109-тую…
Я невольно напрягаюсь:
- Ой, а это чего?!.. И почему так много?..
Он вновь косится на меня. На сей раз мне кажется, что я вижу в его глазах насмешливые искорки.
- Ничё, ниче, – многообещающе тянет он. – Придёт время и УК наизусть выучишь и процессуальный… Если карта правильно ляжет…
- Это чё – я уголовником стану?.. – ещё больше напрягаюсь я…
- Кем станешь – тем и станешь, – неопределённо обещает Митрич, – Вот сейчас я тебя малость поднатаскаю, что б тебя и по 89-й до кучи…
- Ой, так Вы со мной пойдёте!.. – невольно радуюсь я, несмотря на грозящие мне непонятные уголовные статьи…
- Придётся, – со вздохом кивает Митрич. – Услуга, как говорится, за услугу… Ты ж меня вроде от «гоп-стопа» спас… Понятно, что я и сам бы с этими «бакланами» как-нибудь управился… Но больно уж хотелось мне на тебя в деле посмотреть… Потому и не вмешивался…
- Ну и чё?.. Посмотрели?..
- Посмотрел, – кивает Митрич.  – Ну чё сказать?.. Может толк с тебя и будет…
…В груди у меня теплеет, но природная вредность не позволяет не съязвить:
- …А я уж было думал от Вас благодарности не дождёшься…
Митрич лишь усмехается:
- А ты, парень, никогда ни от кого ничего не жди… Бери от жизни сам… Сколько сможешь… Так-то оно лучше будет…
- Спасибо за науку…
- Потом благодарить будешь…
…Как же хорошо было идти по ночному Городу!.. Легко дышалось… И хотелось, чтобы Бульвар никогда не заканчивался…
… Летом Город никогда не засыпает… Разве, что задрёмывает под утро… Сегодня он особенно тих… Может потому, что рядом со мной шага-ет Хозяин Города?.. Здесь ведь всё в его власти… Здесь его дом, его зем-ля… Здесь его люди… Мужчины и женщины… Старые и молодые… Плохие и хорошие… И ещё есть дети… Которые только ещё когда-то станут кем-то… Мужчинами и женщинами… Молодыми, а потом старыми… Хороши-ми и плохими… А пока что они просто дети… Такие же, как я…
И где та грань, что отделяет мир взрослых от мира детства?.. И тот миг, когда твоё детство заканчивается, и ты становишься тем, кем тебе суждено стать?.. И определяешь для самого себя – кто ты?.. На чьей ты стороне?.. И что для тебя зло, а что добро?.. В этом Городе, который сам по себе – и не добрый, и не злой… А просто Город.

94. Первый шаг
(Июнь 1985-го)

… Любая дорога рано или поздно заканчивается… Закончился и наш путь по ночному Городу… Свернув с Бульвара на один из переулков, мы вышли к угловой четырёхэтажной сталинке… Это и есть конечная точка нашего маршрута…
…В одной из комнат первого этажа, у входа с торца здания, горел не-яркий свет… Мне сюда… Кажется, пора прощаться с Митричем… До нуж-ной точки он меня довёл… Или это я его?.. Да не важно… Моё дело, это ведь только моё дело… А просить я не люблю… Да ещё бы и знать: о чём просить…
Мы останавливаемся у входа… Зловредный Митрич явно хочет по-смотреть, что я буду делать дальше… Ну уж нет!.. Уж как-нибудь я сам… Поворачиваюсь к Митричу:
- Ну что… Спасибо, что проводили… Всего доброго Вам…
Так и есть: уходить Митрич не торопится… Ну не гнать же мне его?.. Ладно, пусть смотрит… Особого выбора я не вижу и остаётся лишь поло-житься на авось… Выдыхаю и подношу палец к кнопке дверного замка…
- Ну ты – малахольный! – восхищённо крутит головой Митрич. – Вот так, значит, напрямки?..
- А я тут обходных путей что-то и не вижу!.. – пытаюсь я оправдать свою бычью тупорылость…
- Ладно, – машет рукой Митрич. – Пошли…
Он ведёт меня вдоль фасада внутрь двора здания… По пути пытается меня жизни учить:
- Ну и что б ты с того добился, кроме головной боли?.. Во-первых, охрана по-любому бы тебе не открыла… Чтобы ты ей не плёл… У них – ин-струкция. А если б ты стал настаивать – вызвала бы ментов. Тоже по ин-струкции… А так как со временем у тебя действительно не очень, предпо-лагаю, что ты стал бы ломать двери…
- Почему не окна? – уточняю я.
- На окнах железные решётки. Хотя, возможно, дури у тебя и на окна хватило бы… Ну ладно, допустим, решётку клинком своим ты бы разру-бил… А вот стёкла бесшумно, без бою, снять у тебя вряд ли бы тяму хва-тило… Короче, хоть в дверь, хоть в окно, но ментов всё равно бы вызва-ли… И что тогда?.. Или ты пули клинком отбивать научился?.. Молчишь?.. Что имеем в итоге?.. По факту налёт на государственное учреждение с применением оружия (пусть и холодного)… А если ты ещё и покоцаешь кого своим «ножичком»… Тут уж вовсе интересные статьи УК нарисовы-ваются… Картина маслом… И как тебе это всё?..
… Поскольку перспективы были обрисованы не очень блестящие, я предпочёл лишь пожать плечами…
…Между тем мы подошли к одному из подъездов здания… У Митри-ча, в отличие от меня, со временем, видимо, было всё в порядке, так как он обернулся ко мне и продолжил назидательные речи…
- А чё – попросить, спросить старшего, как правильно, западло?..
Ответить мне особо нечего… Ну не Митричу же разъяснять город-ские пацанские правила типа «не верь, не бойся, не проси»?.. Остаётся лишь виновато опустить глаза и ковырять носком кеда асфальт… Митрич меж тем не унимается… Да он как мысли мои читает!.. (А может и дей-ствительно читает?..)
- Ага, ты мне ещё про арестантские понятия вспомни… Хоть и есть у тебя кой-какие «технические» навыки… Но поверь – «деловой» из тебя – как из говна пуля!.. У тебя иной путь… Можно сказать, прямо противопо-ложный… По крайней мере, я так вижу… А ошибаюсь я редко…
Помолчав, добавляет:
- А если из гордыньки своей исходишь, типа: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!», так то ещё хуже… Не твоя масть.
- А это Вы что – процитировали откуда-то? – поднимаю я голову.
Митрич лишь досадливо морщится и отмахивается рукой:
- Успеешь ещё!.. Всему своё время…
…Разворачивается и идёт в подъезд… Я следую в арьергарде… На лестничной площадке первого этажа Митрич, не заморачиваясь с ключа-ми, отворяет дверь одной из квартир…
- Проходи. Здесь сейчас никого…
…Квартира, как квартира… Вроде бы двушка… Только почти без ме-бели… А та, которая есть – старая… Одна из стен занавешена старой пор-тьерой… Митрич небрежно отдёргивает ее… Оп-па!.. Ещё дверь… Только какая-то странная… На уровне груди вижу нечто вроде закрытой кор-мушки, а чуть выше аж два глазка…
…Митрич повернулся ко мне:
- Прошу!..
Однако, я не решаюсь…
- Что там?.. – киваю я на дверь.
- Как что?.. – удивляется Митрич. – То, что тебе нужно – Архив…
Я всё ещё осторожничаю:
- Но… там же охрана?..
- Конечно, – кивает Митрич. – А почему тебя это смущает?.. Ты ведь только что пытался войти в контакт с этой самой охраной…
… Крыть особо нечем…
- Но… Там я, как бы… открыто, а здесь…
- Ах, какие мы щепетильные!.. – умиляется Митрич. – С чёрного ходу ему, видите ли, «невместно»!.. Ну да флаг тебе в руки!.. Иди, заходи с па-радного входу… Там тебя небось с оркестром встретят… Митингом с при-ветственными речами и аплодисментами, переходящими в овации… Впрочем, перспективы я тебе обрисовал…
Я молчу…
Митрич указывает на висящие на стене часы с остановившимися стрелками:
- Видишь, стрелочки стоят?.. А время-то тикает… Твоё время…
Не видя с моей стороны реакции, Митрич разворачивается к выходу:
- Впрочем, это действительно твоё время… А вот мне пора…
И, не прощаясь, выходит из квартиры…
… Ну, вот, наконец, я и один… Всё, как и было обещано… Завершаю-щую миссию, как говорил тёзка, я должен выполнить единолично…
…Человек приходит в этот мир один и уходит из него один… И после него нечего не остаётся… Ну, почти… Исключение из общего правила – «великие личности»… После них изредка остаётся то, что они создали… Чуть чаще – память о том, что разрушили… От остальных тоже остаётся память, но ненадолго. Обычно, на два-три поколения. А иногда и этого не бывает… Но вот что точно остаётся помимо памяти – так это бумага. Прошитая, пронумерованная, заверенная, скреплённая печатями и под-писями, но всё-таки такая хрупкая бумага…
…Давным-давно минуло время каменных скрижалей… Если они где-то ещё есть, так только на кладбищах… Но и они не вечны. Обычный срок их существования – сто лет. Чуть больше человеческой жизни… А затем и эти мраморные и гранитные плиты, цель которых увековечить память об