снабжают…. Будь добр, достань из правого нагрудного пачку….
Извлекаю из его кармана пачку, сую ему в рот сигарету, подношу зажигалку…. Он жадно затягивается….
- …Пристрелишь?
-…Не знаю ещё…. По-хорошему, надо бы сдать тебя особисту, да убило его….
Андрей зябко передёргивает плечами:
- …Пристрели уж лучше.
Согласно киваю:
- Для тебя, конечно, лучше….
И вновь тягостное молчание…. Наконец, я не выдерживаю паузы:
- Не смогу я тебя кончить…. Не чужой ты мне….
- Так отпусти! – вскидывается Андрей. - Или вот что…. Давай-ка вместе, а?.. В России жизни тебе всё равно нет!
- …Нет. Для меня и там жизни нет…. Да и Родина в опасности!
Решительно оборачиваю Андрея к себе спиной и перерезаю затянутый на руках ремень его же ножом…. Отстраняясь, говорю:
- Нож, извини, не верну. Законный трофей.
Андрей рассеянно кивает, растирая затёкшие руки, прислушивается….
- Иди. - говорю я, - Ничего хорошего ты тут не дождёшься….
- Да уж…. – он опять зябко передёргивает плечами, и вновь, с затаённой надеждой обращается ко мне. - Может, всё-таки вместе?..
Отрицательно качаю головой….
- Что ж, прощаться не будем….
Он, прислушиваясь к тому, что делается наверху, мелко крестится, шепча молитву…. Уже ухватившись ладонями за края воронки, он оборачивает голову в мою сторону:
- Олежек, а помнишь, как мы в Робин Гуда играли?
Я молча киваю.
- И я всё помню…. Ну, как ты говорил когда-то: «семь бед – один ответ, а два раза не умирать!»
Резким движением он по пояс взмётывается из воронки… и, сопровождаемый звуком одиночного выстрела, мешком обрушивает вниз…. Он мёртв.
«СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА».
Была война - без пафосных прикрас:
В крови и пыли летних отступлений,
Шли на Восток с боями, но у нас.
В победе нашей не было сомнений.
Мы огрызались яростным огнём,
Штыки тупили в контратаках яро!
И, верили: в той ярости найдём
Миг совмещения - движенья и удара.
Пусть вся страна в солдатских сапогах
В колоннах на Восток сбивала ноги,
Но истина жила у нас в сердцах:
Ведут на Запад все наши дороги.
XVII
…я в Москве. Сколько же лет я здесь не был?.. Страшно подумать, с весны тридцатого…. Как всё изменилось!.. Изменился и я…. Можно сказать, чудесным образом - на моих плечах вновь погоны, и вновь я, даже не командир – офицер!.. Конечно, на мне не гусарский доломан, а защитная гимнастёрка с шинельной скаткой…. Ну да это нам знакомо ещё с Первой мировой…. Но вот – погоны…. Кто бы мог подумать!..
Я в служебной командировке, и у меня есть немного свободного времени…. Но, увы, мне некуда идти…. Я слишком долго здесь не был…. Все раньше жившие здесь, близкие мне люди, либо давно уехали отсюда, либо…. Но не будем о грустном!.. Я искренне рад своему приезду сюда…. И я, пожалуй, знаю куда пойду…. Нет, отнюдь, не «травить душу»: это – слишком дорогие для меня воспоминания, чтобы отказаться от них…. Это – моя жизнь. Другой - у меня нет.
…Вечереет. Старый московский дворик пуст…. Пуста и деревянная скамья, на которой я сижу, напротив до боли знакомого подъезда…. Не видно вездесущей играющей ребятни…. Верно, заботливые мамаши уже созвали своих чад к семейной вечерней трапезе…. Окна дома постепенно оживают электрическим светом. Слава Богу, обязательное затемнение снято – Москву давно уже не бомбят…. Окончание войны – не за горами и это радует…. А печаль, что?.. Моя печаль светла…. Я невольно вздрагиваю – загораются окна мезонина на втором этаже. Я жадно вглядываюсь: за ажурным переплётом мелькают какие-то силуэты, как в японском театре теней…. Полно. Былого уж не вернуть…. Её давно здесь нет….
…Я вновь вздрагиваю: из светящегося кристалла мезонина начинают литься звуки фортепьяно…. Закуриваю. Фимиам папиросного дыма в медленном вальсе струится в столбе лунного света…. Поднимаю глаза – полнолуние….
В юности я любил плыть по лунной дорожке…. Но всегда приходилось возвращаться с чувством лёгкого сожаления: почему нельзя плыть так вечно?.. Или - почему нельзя прогуляться по лунному лучу?.. Вот и сейчас я думаю о том же…. Ведь, верно, она где-то там…. Всё рано или поздно заканчивается в этом мире, но всё не заканчивается и не заканчивается моя любовь…. Где-то там, в небесном доме ждёт меня моя единственная. А я всё не иду и не иду…. Не отпускает меня моё гусарское бессмертие!..
Я поднимаюсь со скамьи, бросаю последний взгляд на «волшебный фонарь» мезонина…. Мне пора…. Надо успеть на вокзал до начала комендантского часа: ночевать придётся там – мне некуда больше идти….
При выходе из двора, меня слепит фарами заезжающая туда «эмка», за ветровым стеклом неясный силуэт…. Нет, нет!.. Померещилось….
…Вечерний воздух гулок, напоен запахами ранней весны…. На лазурном небосклоне свечечками пробиваются первые звёзды…. На бульваре я слышу звуки музыки…. Отставив в стороны костыли, сидя на парапете, растягивает меха новенького (верно, трофейного) аккордеона одноногий солдат в выцветшей гимнастёрке с двумя орденами «Красной Звезды» и медалью «За отвагу». Льётся мелодия «Венского вальса»…. Хорошо!.. Но надо идти…. Путь преграждает пожилая женщина, одетая бедненько, но в цветастом платке…. Цыганка, что-ли?.. Нет, торговка цветами: в её корзине кипа тёмно-красных, почти чёрных в густеющем воздухе роз.
- Купи цветочки, офицер! Дёшево отдам….
-…Купил бы, да не кому.
- Как это не кому, - удивляется торговка, - Ждёт, ждёт тебя твоя ненаглядная….
- Конечно, ждёт. - согласно киваю я (всё-таки, наверно, цыганка!). - Там, наверху ждёт, - взглядом показываю я на небо.
- Э-э, золотой…. Кудри твои буйные серебром уже покрылись, да душа-то жива! Что ж не веришь душе своей?.. – укоризненно качает головой торговка. - Наверху-то наверху звёздочка твоя…. Да не так высоко как ты думаешь…. Что ж ты глаза от света её прячешь, чуть счастье своё не просмотрел!.. Прилетела уже твоя голубка…. Ждёт тебя твоя дама сердца. Иди, спеши к ней!.. Время у вас ещё есть…. Да куда же ты?!.. Постой! Цветы возьми… Она ведь у тебя розы любит….
….Сердце бешено бьётся…. Стараюсь выровнять сбившееся дыхание: я только что, как мальчишка, влетел на второй этаж и теперь в нерешительности стою перед высокой двустворчатой дверью…. Шепчу по привычке: «семь бед – один ответ….», и судорожно выдохнув, нажимаю кнопку звонка…. Дверь открывается почти сразу….
…На пороге – она…. Юная, нежная… как тридцать с лишним лет назад. В ясных глазах удивление, в тёмных кудрях – ни сединки!.. С милой улыбкой она прерывает молчание:
- …Здравствуйте!.. Вы к нам?..
- К нам, к нам… - прерывает её чуть более низкий женский голос из глубины прихожей…. Слышен стук каблучков и рядом возникает ещё один силуэт…. Та же фигура, то же лицо…. Только в уголках ясных глаз лёгкая паутинка, да кудри – снежно белы…. Маргарита….
- …Ну, что же ты, солдат?.. Входи. Мы уж заждались….
ДЕДОВСКИЕ НАГРАДЫ
Ясным утром девятого мая,
Уж десяток, без малого, лет,
Жестяной коробок из-под черного чая,
Достаю с антресолей на свет.
И поставив его пред собою,
Извлекаю тугой узелок,
Развязав, разложив и разгладив рукою
Кашемировый мамин платок.
Заалеют потертой эмалью,
Зазвенят эхом тяжких побед -
Две солдатских звезды, с потемневшей медалью:
Это все что оставил мне дед.
Пусть не помню я деда-солдата -
Про его боевые дела
Мне вещают награды, что мама когда-то
После смерти его сберегла.
Серебром потемневшим мерцают,
Как иконный страдальческий лик…
От того то, наверно, слезу вышибают,
Приняв аверсом солнечный блик.
Я в атаку не сделал не шагу,
Я с осколком не падал на лед…
Но две «Красных звезды» и медаль «За отвагу»
Возлагаю на стол каждый год.
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЁЙ
Перевернута страница…
Да закончен ли роман?
Кони черные исчезли в мрачной бездне…
Только снится мне и снится
Вечный дом – он где-то там:
Между небом и землею,
Между мною и тобою,
В тихом отзвуке аккорда чьей–то песни.
А когда луна бушует
И разбрызгивает свет,
Полнолуние подобно наводненью.
Прихожу я в старый дворик,
Где тебя давно уж нет,
Где лишь стекла мезонина,
Где лишь звуки пианино
И смотрю на окна с глупым упоеньем…
На скамье сижу, курю я –
Фимиамом синий дым
Поднимается, сливаясь с лунным светом,
В вальсе медленном танцуя…
Улететь и мне бы с ним
Между небом и землею,
Между мною и тобою,
Чтоб нашлись на все вопросы все ответы!
Мне б пройтись не по бульвару,
А по лунному пути…
И свернуть на мшистый, каменистый мостик,
Под которым, как гитара
Серебром ручей звенит,
Ну а там совсем уж рядом,
Ну а там – прощая взглядом
Встретит милая непрошенного гостя…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я – человек «ранешней» выделки. Сейчас таких почти не делают. Я надеюсь, что «почти». Высоким штилем говоря, я – «человек империи». А означает сие не «бряцанье оружием» в фигуральном смысле (хотя и не без этого, конечно), а некое состояние души, во главе угла которой стоит не дешёвый прагматизм, а романтическое отношение к действительности. Человек (то биш я) воспринимает себя не как некую обособленную сущность, существующую, «конкретно» - «здесь и сейчас» с сиюминутными потребностями и задачами, а как находящегося в некой связке с временем, пространством и (пользуясь терминологией Л. Гумилёва) определённым суперэтносом. Проще говоря, это человек, который не желает быть «Иваном, родства не помнящим», и которому – «за Державу обидно». Последнее, вовсе не требует обязательного проявления пассионарной активности (Что делать?.. Вырождаемся мы!), а лишь предполагает стремление сохранить некоторый объём коллективной памяти, который, возможно, понадобится тем, кто
придёт после нас.
Нет, мы (такие, как я) не живём прошлым. Но мы явственно ощущаем его непреходящую ценность. Ценность, скажем, не только для меня лично, но и для широкой общности людей, имеющих ту или иную «привязку» к определённой территории, именуемой ими непопулярными ныне терминами «Отчизна» или «Родина».
Многими (слава Богу, не всеми!) эти понятия представляются некой абстракцией или своего рода анахронизмами. (Хотя, опять же, эти люди нередко запросто торгуют тем, что эти понятия в себя включают. Ну, да Бог им судья!). Спорить с ними мы не будем, поскольку большого интереса для нас они не представляют. Скажем только, что наша жизнь (повторяю, жизнь таких, как я) более насыщена, чем жизнь этих (уж извините за сравнение!) «бабочек-однодневок».
Да, для чудаков вроде меня «бабло», пусть даже большое, - не предел мечтаний и уж никак не смысл существования. Есть вещи поважнее. Например, преемственность поколений. То есть именно то, что мы пытаемся сохранить, хотя бы посредством своей индивидуальной памяти. Что делать – такими нас воспитали родители, учителя, книги. В первую очередь, конечно же, книги!
Мне повезло. Ну, почти как Александру Сергеевичу. В раннем детстве со мной возилась моя неграмотная полуслепая бабушка. И я, буквально, рос на её сказках, рассказах «о том, как раньше, «при царе» жили», «казачьих» песнях, которые она мне пела…. Свою первую «взрослую» книгу в возрасте пяти лет, я прочитал «вслух» для моей бабушки. Это было «Сказание о казаках» Петрова-Бирюка. Ну, мог ли из меня получиться «Иван, родства не помнящий»?.. Конечно же, нет. Отсюда и мой интерес к истории моей страны в частности и, как следствие, к истории вообще.
Таких, как я, называли раньше – «книжный мальчик». Таковым я остался и по сей день, хотя сегодня это - катастрофически исчезающий вид. Для меня чтение – это даже не потребность, а способ существования. Всю жизнь, сколько я себя помню – я читаю книги….
Знаете, я порой завидую людям, не читающим книги. А таких, увы, сейчас – большинство в нашей стране, не столь давно - «самой читающей стране в мире». Иногда мне кажется, что именно они живут настоящей полной жизнью. И, верно, в этом есть доля «сермяжной правды»…. Но! У них эта – настоящая жизнь – только одна. Я же прожил тысячи жизней вместе
с героями прочитанных мною книг.
Сколько раз я совершал каботаж из Лисса в Зурбаган и обратно…. Пробирался через Икающий лес из Арканара в Иррукан со спрятанными за пазухой свитками…. Брёл с паломниками по пустыне из Галилеи в Ершалаим…. Суррогат, скажете?.. Ну, как сказать, как сказать…. Во всяком случае, мне есть, что вспомнить из этих моих жизней. Конечно же, воспоминания эти не равноценны…. Ну что ж, всё – «как в жизни»….
Жизни авторов вовсе не складываются из дат актов гражданского состояния, иных жизненных коллизий, участия или неучастия в чём-либо. Иначе, это звучало бы, примерно, так: родился тогда-то и там-то в такой-то семье, получил образование там-то и тогда-то, служил по такому-то ведомству / в таком-то полку, вступил в брак с имярек такой-то, написал тогда-то то то и то то, застрелен на дуэли / покончил жизнь самоубийством / умер от болезни такого-то числа такого-то месяца в таком-то году.
Жизни авторов вовсе не ограничиваются временными и территориальными рамками. Их настоящая жизнь - не то, что они «прожили», а то, что они создали. Их творения и есть их настоящее жизненное полотно. Это и есть они сами, воссозданные и множимые типографскими шрифтами, магнитофонными пленками, фото-, теле- и кинокамерами. А потому говорю вам: все вышеизложенное - это и есть моя жизнь. Это и есть - истинный «Я». Конечно же, я знаю, что «Я» - последняя буква в алфавите. Но «Аз» - первая.
А, потому говорю: «Аз есмь…».
г. Ростов-на-Дону
Октябрь 2012 г. – январь 2013г.
БРОДЯГА
Я колесил по городам и весям…
Я ночевал в степи и на бану…
Я слушал байки и «благие вести»…
Шагами мерил за страной страну.
Бродяга – я, по крови и, по сути.
Калика перехожий, пилигрим.
Сегодня – здесь, а завтра - на распутье…
А послезавтра – паровозный дым.
Очарованный странник,
Из «сегодня» беглец.
Добровольный изгнанник,
Не герой, не боец.
Человек, хоть и лишний…
Так, сказать, «неликвид».
Это я, «мальчик книжный »…
Исчезающий вид.
Спирт заедал я мерзлою трескою…
Иссохшим ртом глотал ямайский ром…
Глядел за борт с неясною тоскою
На маяковый проблеск над портом.
Бродяга – я, уж, право, извините!
Я – бичева!.. И Богом лишь судим.
Сегодня – здесь, а завтра… на Гаити,
А послезавтра – пароходный дым!
Очарованный странник,
От реалий беглец.
Отовсюду изгнанник,
Ни герой, ни подлец.
Человек, пусть и лишний…
Вот такой индивид!
Ву а ля! «Мальчик книжный »…
Вымирающий вид.
Я, «труболетом» над тайгою реял…
С котомкою к Байкалу подходил…
Бродяжничал по знойной Галилее…
Я бичевал, я бомжевал… Я жил!
Бродяга – я, скиталец – «Христа ради».
Голь перекатная… На том стоим!
Сегодня здесь, а завтра - в Галааде
А послезавтра – «серебристый дым»!
Очарованный странник,
Ото всюду беглец.
Добровольный изгнанник,
Он ни трус, ни боец.
Человек, хоть и лишний,
Так, сказать, «неликвид».
Это он - «мальчик книжный »…
Отмирающий вид.
Я в Лиссе бичевал и в Зурбагане…
Был с Арканара в Иррукан гоним …
И очень часто в месяце нисане
С паломниками брел в Ершалаим.
Бродяга – я, по крови и понятьям.
Извечной жаждой перемен томим!
Сегодня – здесь, а завтра… на распятье,
А послезавтра – фимиама дым!
Очарованный странник,
Из «сегодня» беглец.
Добровольный изгнанник,
Не герой, не боец.
Человек, пусть и лишний,
Так, сказать, «неликвид».
Это я, «мальчик книжный »…
Выживающий вид.
СКРОМНОСТЬ
Господа благородные!
В этой жизни – я гость.
По породе - безродный я,
И не белая кость.
Экстерьер - не на выставку.
Да откуда и взять
Офицерскую выправку
И дворянскую стать?
Рядовой – моё звание.
В жилах - алая кровь.
И по-жизни шагаю я
Без крестов, «без чинов».
«Ограниченно годный…» - я…
Чист как совесть – погон.
Что ж вам слышится, рОдные,
Шпор серебряных звон?
И, мол, золотом плещется
на плечах моих тень…
Да ещё вот мерещится
Орденская «трень-брень»…
Ноты «барские» в голосе,
Скрип высоких сапог….
И рука, мол, при поясе,
Буд-то там есть клинок…
Полно, други сердешные!
Вольно ж вам сочинять….
Я ль не местный, не здешний я?
Вам меня ли не знать?..
Не по мне гонор шляхетский…
По натуре я «шпак»…
…Тереблю скромно «анненский»
На эфесе темляк….
ЧЕЛОВЕК СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Идут года неспешной чередой…
Как растянулся этот век Железный!
Я не в ладах с судьбою и собой…
Надежды не лелею бесполезной.
Не грежу я о Веке Золотом,
Я – человек Серебряного века
Мой конь лихой не ходит под седлом
И не приемлет ни узды, ни стека.
Мой бриг беспечно бороздит моря
И ветер черный флаг его полощет…
Давно плыву под этим флагом я:
Ну что ж поделать, если мне так проще!
Моя гитара плачет о былом,
В котором я, по существу, и не жил…
За ресторанным движется окном
Девичий стан, который в мыслях нежил.
Уже я не шагну на пистолет,
Чтоб отстоять поэтов первородство
В наш скучный век, где сантиментов нет
Смешно и неуместно благородство…
Не грежу я о веке Золотом:
Я - человек Серебряного века.
При свете дня брожу я с фонарем:
Среди людей ищу я Человека.