Гадание по телеграфным проводам

эмоции, мимику. Волновался обоснованно. Оказалось, все рефлексии были зря.
    Предупреждённая о моём легкомыслии, именно этот термин больше всего подходил к моему поступку, Наталья выслушала внимательно увлекательный рассказ. Поначалу её лицо походило на вырезанную из дерева маску. Затем оно оживилось в достаточной мере, как описания касались интимной стороны. Потом снова оно задеревенело, стало похоже на карнавальную венецианскую маску, из-за застывшей улыбки, бледность залила щёки. Ближе к середине исповеди напряжение во всём теле прошло. Наташа слушала спокойно, ровно дышала, в момент роковой развязки, когда Анна с друзьями-кубинцами рано утром уехала из пансионата, Наташа полностью раскрепостилась, стала прежней, усмехнулась, села ближе и обняла. Несколько минут сидели молча. Испытывая волнение в первые минуты исповеди, к концу взял себя в руки. И с удовольствием ловил сердцебиение подруги, глядя на подрагивающую под одеждой грудь.
    - Уверена, ждёшь реакции, - тихо заговорила Наташа. – Обрадую, она будет. Не совсем та, которую ожидаешь. Предупрежу сразу: похвастаться бурным летним романом с кубинцем или африканцем не могу, не посчастливилось как-то, это, во-первых. Во-вторых: надеюсь твоя кубинская пассия в будущем не заявит своё законное право на тебя, как отца ребёнка, и мне не придётся по-настоящему волноваться. Наконец, в последующем ты не будешь меня радовать своими экзотическими любовницами и бурными романами с ними и наше будущее не омрачит тучка твоего юношеского безрассудства. Инфантилизм не самое лучшее качество мужчины. По поводу легкомыслия. Матвей, тебе можно приписать любые недостатки, но не это. Ты осознанно подошёл к твоему признанию? Следовательно, заранее обдумал. Надеюсь за кадром осталось вовсе пикантное, не подлежащее огласке. Как умной женщине, мне достаточно услышанного.
    Наташа потянулась ко мне. Едва губы соединилась, она внезапно отклонила голову, во взгляде мелькнул не то испуг, не то что-то отдалённое. Затем она быстро коснулась щеки губами. Мне в поцелуе увиделось нечто искусственное, будто она заставляла себя его сделать, я тут же поинтересовался и сразу же получил ответ, которого никогда не предполагал услышать:
    - Матвей, не в первый раз кажется, что целуюсь с братом. Прежде списывала на волнение, на обман ощущения. Сейчас почувствовала – ты мой брат. Прости, если обидела. Но я решила сказать, что чувствую.
    Вот это финт, мелькнуло в моей голове, оригинально: брат! Знать бы ещё, с какого места! Наташа увидела чувства, с какими я боролся, и бросилась оправдываться, что это конечно же полная ерунда. Не можем мы быть братом и сестрой. Снова попыталась поцеловать меня. Снова поцелуй вышел корявым.
    Погода неожиданно разладилась. Пошёл мелкий дождь. Мы расстались молча. Извинительные улыбки искривили наши лица. Вслед каждому из нас лил слёзы горькие дождь.
    По пути домой я перебирал всех своих родственников, проживающих в Комсомольске, ближних городах области, на хуторах, такие существовали, обоюдное знание, где-то кто-то есть, радовало, мол, мы – не одни. Знание основывалось на фотографиях, семейные альбомы просматривал не раз, всматривался в мутные, пожелтевшие снимки, докучал бабушке.
    Три дня подряд судьба нарочно не сводила нас. Что в этом замешан ТКСН, не сомневался. Сидеть высоко и смотреть далеко его привилегия. Было в этом и рациональное зерно. За три дня многое успел передумать. Как и Наталья, она сама призналась, что три дня не находила себе места. Смеясь, попросила на её ощущения не обращать внимания. В смехе мне почудилась лёгкая натянутость.
   
                                                            34

    Закончился сентябрь. Октябрь ознаменовался проливными дождями. Городские улицы и дороги затопили осенние воды. Скопились лужи. В их свинцовых поверхностях отражался мокрый серый город, скучные лица бегущих под дождём людей. С неба смотрели равнодушно низкие тяжёлые тучи, раздутые до невероятных размеров, наполненные, как резервуары, водой.
    В первые числа октября как раньше проводить Наташу домой не представлялось возможным. Не совпадало количество пар. Была общественная работа. Меня пригласили в состав профкома. Я согласился. Мне нравились поручения. Их с радостью выполнял. Они отвлекали от хмурых будней и грустных дум. Наташа тоже оказалась вовлечена в круговорот разных поручений. Мы пересекались на заседании профкома и студенческого совета, в составе его она была с первого курса обучения. Оставались также для коротких встреч большие перемены. Мы встречались в фойе техникума. Садились на скамейку и беседовали.
    Слова «целуюсь с братом» не оставили равнодушным. Анализировал, сравнивал ощущения, эмоции до и после сказанного Наташей и не находил тревожных звоночков или неких иных знаков. На всякий случай вечером, просматривая телевизор, завёл разговор с бабушкой. Снова коснулся, как бы нехотя, темы родственников. Бабушку просьба не удивила. Ответила, ждала нечто подобного, так как ей недавно приснилось кое-что. Оно намекало на то-то и то-то. В итоге, она поведала о всех, рассказала, кто и где живёт, о двоюродных и троюродных братьях и сёстрах, тётках и дядьях. Рассказала, всплакнув, о погибших во время немецкой оккупации, кого угробили немцы, кого угнали в Германию, и они не вернулись, и весточки о себе никогда не давали, кто умер от голода. Рассказ её оборвался на полуслове. После непродолжительного молчания, бабушка всё ещё нервным, подрагивающим голосом сказала, это очень хорошо, знать всех своих родственников. И по возможности, поддерживать с ними связь. Больше к этой теме мы с ней никогда не возвращались, вплоть до её смерти. Жалею, не записал бабушкин рассказ, жалею, не вернулся к нему, когда можно было его задокументировать на диктофон, с последующей расшифровкой на бумаге. Человек делает в отведённое ему время жизни то, что должен делать.
    Наташа при встрече едва касалась губами щеки. Хвалила чисто выбритые щёки, говорила, аккуратность в мужчинах ей нравится; нахваливала французский одеколон «One man show», его совершенно случайно купил в одном из отделов крупного магазина в Донецке.
    Произошедшее в парке осталось без последствий. Опасения казались напрасными. Наташа за короткое время сумела вернуться в прежнее радостное состояние. К вернулись прежние раскованность и свобода.
    В середине октября выдалась декада солнечных ясных дней. Стояла осенняя пронзительная прохлада, вечерние туманы наползали на город вечерами, погребали под собой частные дома и многоэтажные постройки; на верхних этажах таинственными и странными светляками горели окна, будто кому-нибудь куда-то в мрачное осеннее далёко отправляя загадочные послания; утром сырая промозглость исчезала под лучами солнца, оседала на оставшихся листьях капельками воды, в которой отражался перевёрнутый мир. Ночью первые лёгкие морозцы били листву; она осыпалась, устилая тротуары сплошным ковром; никли травы, тронутые ледяным дыханием ветра. Огромные лужи почти не высыхали и, подобно зеркалам, отражали траурное настроение природы.
    В один из таких дней Наташа снова выступила с предложением проводить её домой, при условии, если оно не вступит в разногласие с общественными нагрузками. Я с радостью согласился. Поделился с ней сокровенной тайной, что один раз пропущенное выполнение неких обязательств не является криминалом. Радовался и потому, что предыдущие разы она категорически отрезала «нет!» и я чувствовал, за этим что-то пугающее скрывалось.
    Путь домой выбрали самый длинный: от техникума к рынку через автостанцию. Оттуда направились через центр города к мосту через Кальмиус. На мосту постояли немного, полюбовались прибрежными ивами, полощущими в спокойной свинцовой воде свои длинные голые ветви. Настроение Наташи снова заметно изменилось. Улетучились дружелюбие и весёлость. Тень некоей задумчивости легла на чело. Ветер на мосту чувствовался сильнее. Свистел в сетке ограждения и высоко в небе. Попытался заговорить, по Наташа попросила помолчать. Сказала, что хочет услышать печальную песню осени. Мы молчим.
    - Всё, что однажды может случиться, однажды случается, - произносит едва слышно Наташа, глядя на реку. – Что думаешь, Матвей?
    - Фатализмом в самой безапелляционной форме веет от этих слов.
    - Фатализмом, - повторяет задумчиво Наташа. – Он повсюду. Посмотри вниз. Видишь воду? Она тоже подвержена какому-то своему фатализму. Знаешь, почему?
    Пожимаю молча плечами.
    Наташа продолжает, будто и не надеялась услышать от меня ответа:
    - Фатализм реки в её русле. Она течёт, зажатая в рамки берегов, и год, и два, и сотню лет, даже тысячу лет! – голос её взлетает и дрожит пронзительно: - Полное отсутствие свободы в кандалах берегов! Только в половодье есть шанс испытать ощущение раздолья, выйти из берегов и выплеснуть своё мощное гибкое тело… - Наташа замолкает. – Впрочем, это тоже фатализм. Взять, к примеру, нас. В наших отношениях тоже присутствует фатализм. Пока не могу сказать, какой именно. В чём он проявляется или проявится.   
    Начал накрапывать дождь. Поверхность реки покрылась круглыми следами от бомбардирующих капель воды. Мы поспешили домой; снова прошли по центру города. Каштаны роняли последние листья и плоды. Здание городского ДК белой громадой высилось на окружающими строениями. Прошли по парковым аллеям, хранившим следы ушедшего лета и по улице Хмельницкого пошли к её дому на улице Зелёной. Возле музыкальной школы Наташа попросила неуверенно дальше не провожать. Быстро доберусь сама, произнесла она и её фигурка скрылась за мелким водяным занавесом.
    Ночью не мог долго уснуть. Огонь трещал в печи, поедая уголь. Тепло наполняло дом. Думы о фатализме не покидали. Мысленно возвращался к беседе на мосту, на котором в осеннем одиночестве стояли две серые тени. Незаметно погружаясь в сон, внезапно понял, сколько много всего, напоминающего жуткий фатализм вокруг нас, как много по этому поводу сложено в народе пословиц. И они начали всплывать в мозгу одна за другой. Накрывшись с головой, произносил каждую вполслуха, всё более путался в сетях сна и, как загипнотизированный, произносил шепотом: «Чему бывать, того не миновать», «Двум смертям не бывать, а одной не миновать», «От Судьбы не уйдёшь», «Судьба придёт – по рукам свяжет, ничего не изменить».
    С невероятным трудом уснуть удалось под утро. Ночью выпал первый снег, искристый и ярко-белый. Стою на крыльце прищурясь, вдыхаю приятный морозный холодок, из носа вылетают струйки пара, тающие немедленно. Едва выглянуло солнышко, снег начал таять. Засочились капельки с крыши, волнистые края шифера украсились блестящими бисеринками воды. Они стремительно срывались вниз и, со звоном разлетались мелкими брызгами, дробясь о цементное покрытие двора.
    От приготовленного бабушкой завтрака отказался; объяснил, перекушу в Донецке. Предвидя расспросы, поспешил успокоить, мол, не прогуливаю, вчера отпросился, сегодня плановые занятия в производственных мастерских, а так как я в прошлые разы проявил удивительные навыки приготовления блюд, классный руководитель с