пособие по безработице, просто потому что в стране нет нормальной работы. Они встанут в круг, они начнут орать об иждивении, о тунеядстве. Оно почувствует что тянут из его личного кармана. Если сказать о безработице, то они все равно заорут что-то вроде: «Грузчиком иди, дворником». То что подготовка одного инженера стоит государству миллион долларов быдлу никогда не понять. Это уже не его масштаб. Оно озабочено, чтобы кто-то не получал подачку к которой оно привыкло.
Этот народ можно оскорблять, но с тем же условием — это должно быть непостижимо для него. Как то Клаус ходил по магазину и увидел марку туалетной бумаги - «Народная русская». Они будут вытирать задницу своей национальностью, а потом говорить, что евреи националисты, потому что не называют туалетную бумагу еврейской. Атрибуты современного патриота — это молодой человек на купленной в кредит машине с георгиевской лентой на антенне, с надписью «In God We Trust», той же, что и на долларе, которая с автосалона осталась на автомобильном номере.
Вот и вызверивается бабий народ из своего бессилия на ком может. Они же потомки Минина и Пожарского, вот и загоняют в гроб пенсионера, рьяно и всем миром. Сейчас дозагоняют и другими делами займутся.
Интересно что же случилось, что люди, которые ради свободы слова развалили свою страну, вдруг спохватились и уже сами стали затыкать другим рот? Да просто дошло, что потребность в этой свободе им просто внушили. Им и сказать то нечего. Все что им было нужно они могли обсуждать на своих грязных кухнях. Вот и начали махать кулаками после драки.
Было бы красиво сказать, что Клаус жалел их. Как того жестокого мальчугана. Но это не так. Того мальчика действительно жаль, ведь он ребенок, а эти уже не дети. Будет не верно сказать, что Клаус ненавидел их. Ненавидеть можно что-то, действительно из себя представляющее. Цензуру например. Будет не верно сказать, что он презирал их. Презирать можно только что-то ничего из себя не представляющее. Например попсу или марионеточного президента.
Отношение Клауса было другим — он ими брезговал. Он гнушался их.
Как-то Клаус наблюдал интересное событие. В Москве прошел «имперский марш». Несколько сот мажоров на папиных машинах с флагами проехались по кольцу, чтобы показать свою имперскость. Дескать Россию никто не поставит на колени. Клаус долго держался за животик от смеха. Ребят действительно никто не поставит на колени. Они лежали и будут лежать. Пусть строят свои цидульки до поры до времени.
Потому с просветленными всегда были проблемы. Просветленного нельзя переубедить, потому что у него нет своего мнения и он лишь отражение происходящего, в котором свиньи видят, что они свиньи, но из-за кабановской тупости считают, что смотрят не на себя, а на другого. Если обезьяна смотрится в зеркало, то она не увидит там апостола. Просветленного нельзя заставить замолчать, потому что любое его слово – истинно. Оно подобно светильнику, который стоит на возвышении. Он озаряет все вокруг и это есть блаженство просветления – являясь светом, беспредельным, непостижимым, океаном духа, являясь сознанием, наблюдать, как извиваясь, исчезает и растворяется обреченная на гибель тьма. Потому во все времена просветленных гнали, убивали, и не было иначе. Так случилось и с Клаусом. Просто, тихо, анонимно.
Клаус начал свой путь с понимания духовных вещей. Он постигал людей, их природу, причины их поведения. Закончил он постижением вещей сугубо мирских и прозаических. В его квартире практически не было мебели. Только шкаф для вещей и надувной матрас на котором он спал. Книги лежали стопками прямо на полу. Однажды он плюхнулся на свой матрас и понял, что национальное самосознание — точно такая же воздушная подушка. Предположим кому-то нужно собрать в кучу, организовать и возглавить группу деградировавших, деклассированных, озлобленных, полуголодных людей. Что он должен им сказать? Разумеется последнее, что он им скажет — это то, кем они являются на самом деле. Наоборот, он будет всячески льстить им, говорить о том какие они великие, как великолепна их культура, велика их история. Он сделает так, чтобы они надулись от спеси, как этот матрас. После этого он плюхнется на него и займется уже своими делами. И такова вся история России. Дрессировщики собак говорят, что животное нужно наказывать сразу после проступка. Если наказать через час, то оно не поймет за что его наказали и ему покажется будто его просто избили. Вот так и происходит в России. Один ей льстит и при этом лупит. А кто-то другой, через много лет объясняет за что ее били, на что те кричат, что их оскорбляют. И не получается у людей сопоставить и то и другое.
Свободное слово в России запрещается по следующей градации. Сперва запугивание. Так Клауса запугивали и в качестве демонстрации даже забили до смерти в подъезде одного его друга.
Затем попытка подкупить. Когда попытались подкупить Клауса, то он проигнорировал это, сделав вид будто ничего не происходит. Он сделал так по двум причинам. Первая — это менталитет среднестатистического русского отребья. Клаус с удивлением обнаружил, что в каждом из его знакомых живет некий завистливый Иванушка или Емеля, когда они стали ему внушать мол выиграл, так потрудись сходи и получи выигрыш. Не каждый день такое бывает. Эти люди, словно перечитавшие в детстве сказок про полцарства на халяву и потому где-то в глубине своих душ все равно ждущие чего-то подобного. Это русские Иваны, но Иваны немного другие, потрепанные историей. Иваны эпохи потребления, глобального перенаселения и нехватки ресурсов, Иваны стоящие в очереди и кричащие: «Я тоже Иван, и если нужно то и дурак, поэтому Да-а-а-й!» Позиция Клауса была другой. Он отказался не из гордости и не для понта, но только чтобы обозначить свое отличие от этих Иванов. Если это и есть русские, то ему стало стыдно называть себя русским.
Вторая причина — это менталитет российского отродья. Всякая власть плодит и выделяет из общей массы некий искусственный народ, прослойку, которая всем что у нее есть обязана этой власти. Потому они пойдут за нее до конца, на все, лягут за нее на рельсы. В России таким народом стали «новые русские». Сюда же относятся чиновники, чины и прочие и прочие, кто неплохо устроился при режиме. Иными словами, если у власти оказался бы Чиполлино, то появилась бы прослойка луковиц, которые были бы его приближенными. Слово «отродье» не является оскорбительным, а в данном контексте означает, что эти люди произошли «от рода» русского.
Отродье сразу стало считать себя элитой. Однако элита подразумевает помимо состояния, положения еще и аристократичность, определенные внутренние ценности. Такие ценности у российского отродья еще не появились. Они появятся, но через два поколения. Тогда же появится и полноценная элита, «благородные семьи». Но пока это всего лишь потуги и самомнение.
Когда-то такая элита в России была. Можно привести некие усредненные примеры на которых станет очевидна разница между истинной элитой и вчерашним быдлом, которое претендует на это звание. Однажды князь Нарышкин прослышал, что в театре его пародирует один комик. Он сходил на представление и посмотрел его. После этого комик получил письмо. К его удивлению в письме лежало несколько брильянтов и записка. В записке было следующее: «Вы хорошо меня пародируете, но есть одно отличие — оригинал никогда не носил фальшивых брильянтов. Поэтому вот вам несколько настоящих». Этот небольшой исторический курьез показывает чувство собственного достоинства, изящество и ум этого человека.
Однако, чтобы сделать что-то подобное, нужно во-первых, самому быть незаурядным человеком, а во-вторых иметь окружение, способное оценить красоту, изящество поступка. Ни того ни другого у современной элиты пока нет. У них нет самого главного — чувства собственного достоинства. То что у них есть называется по-другому — чувство собственной важности. Потому современная элита развлекается иначе. Ей доступно только нечто ее же уровня, а именно — троекуровщина, дикое барство.
Некий состоятельный бизнесмен пригласил выступить к себе на вечер одного известного музыканта. Поводом для празднования был «День рождения Джека». Когда певец выступил и громко поздравил именинника, то оказалось, что все это было подстроено заранее, чтобы посмеяться над ним и Джек — это собака хозяина. Отродье знает кто оно, как оно добилось того, что у него есть и того, где оно находится. Поэтому оно ненавидит все другое, яркое, талантливое, не такое, как оно само. Величайшим наслаждением отродья является окунать других людей в дерьмо. Оно словно говорит: «Да мы скоты, но за наши деньги вы будете не лучше нас».
Это чрезвычайно импонирует русскому быдлу, которое тоже ненавидит, как само отродье, так и все прочее, что выделяется на его фоне. Несмотря на то, что быдло ненавидит отродье, оно все равно находит этот случай очень смешным. Враг моего врага, мой друг.
Никто не сообразит, что поступки, которые совершаются в отношении других людей ничего не говорят о тех в отношении кого они совершаются. Зато многое говорят о том, кто их совершает. Этот бизнесмен мог просто окунуть руку в мочу, пожать руку музыканта, а потом рассказывать, как этот музыкант трогал мочу. Принцип и того и другого поступка одинаков — унизить другого.
Отродье не прощает снисхождения или пренебрежения, поэтому, столкнувшись со столь жалкой подачкой, Клаус предпочел исчезнуть из его поля зрения. У Гете есть прекрасный эпизод - описание обеда с венецианскими купцами. Немножко разные люди, разного калибра. Или как спрашивала чернь шепчась за спиной суфийского мистика: «Не потому ли он отказывается от нашего хлеба, что втайне пирует с богами».
Есть разные способы быть русским. Первый — по крови. Просто родиться от русской спермы, от русских родителей. Если это единственный способ быть русским, то недееспособный олигофрен родившийся от русских родителей будет более русским, чем Пушкин, Лермонтов или Суворов. Второй способ — по культуре. Знать и любить русскую культуру, жить ею и считать себя ее частью. Если это способ быть русским, то многие евреи, татары и люди прочих национальностей подчас оказываются более русскими, чем большинство самих русских.
И есть третий способ. Что общего между обещающим что-то президентом, певичкой поющей о чем-то и больным спидом птючем-наркоманом, который ходит по чужим подъездам и специально мажет дверные ручки своей заразной кровью? То, что каждый из них придумал себе что-то, чтобы продолжать считать себя хорошим. Вот таким образом большинство русских и считает себя русскими. Они придумали для себя нечто, позволяющее считать будто это хорошо.
Все люди, в любой стране примерно одинаковы, у всех примерно одни страсти, но только русские любят попиздеть о своей особенности, о своей широкой душе, а сами втихую готовы махнуть ее на продуктовую корзину. На самом деле русский горазд только на свой выебон, только на показ. Один на один ему вообще наплевать на все. Можно засирать его страну по полной. Но толпой они воспламеняются подобно тополиному пуху. «Ты что у нас в девятнадцатом веке был такой балет! Пятьдесят лет назад
