вытянулся в ремне и болтался где-то ближе к коленям, но его это совсем не волновало. Позже я узнал, что он чувствовал, но мне никогда не понять, что он сам думал об этом галстуке. Может он надеялся, что все вернется и все оденут их снова. Или просто это затихала не сразу, а по инерции привязанность к этому символу, которую откуда-то взял и я. Сейчас я с тоской смотрю ему вслед, когда пишу это и вспоминаю тот день, именно эта тоска, заставляющая, мысленно спросить за что они его, была выражением стихающих чувств.
Что-то непонятное, но привычное и близкое, дающее чувство своего родного дома, страны и чего-то еще, заставлявшего читать слова гимна на обложке, но кожей чувствовать мурашки, пробегающие от понимания именно смысла. Быть может от скуки и монотонности урока, начиная вчитываться, представляя значение каждого слова, не просто «союз», «нерушимый», и «республик». А «союз» - объединение, сложенное из входящих в его состав элементов, геометрически увеличивающих силу целого, и увеличивающее силу каждого отдельного, до силы целого. Нерушимый – это что бы ни случилось, все равно все будет так же, нечего бояться. Республика – природная зона, огромной площади, с уходящими высоко в небо шпилями ракет и промышленных труб, такая же свежая и чистая, как лес на нашей лыжной базе. Не знаю как сейчас, потому что не видел современных учебников, но надеюсь, на них есть тот же гимн, который читал я, гимн той страны, гимн той земли, где я родился.
Это не ирония над союзом, а правда, и то, что говорят про союз и его ущербность, это мнение большинства, которое в прежние времена ругало бы капитализм и его нравы. Не чувствуя себя ни лучше, ни хуже, не желая телевизор получше, глядя свой, такой же как у соседа и не видя других на «горизонте», попивая из такого же как у соседа холодильника, не особо желая другой, пусть и существующий где-то на «полюсе». Сейчас они в другом обществе и поносят прежнее. Раньше поносили другое, и делали бы это сейчас, и еще долгие годы, в будущем.
Это те люди, кто громче всех кричат о своем собственном мнении, таком личном и выстраданном, поэтому правильном, а значит гореть ведьме на березовых ветках, вместо дымящих сосновых. Нехорошо задыхаться от дыма, женщина все таки, не правильно сначала позволить задохнуться, и догореть без сознания, не почувствовав всей боли, ведьма все таки. Вот тот парень кричал, что она улетела на метле с сеновала, когда он начал лезть под юбку и обнаружил копыта. Попытался повалить отродье, обездвижить, придавив своим телом, но скотина лягнула копытом, оставив отпечаток пятерни на щеке, ошеломив одним единственным ударом в лицо, настолько сильным и нечистым, что беспрепятственно скрылась, оставив его лежать, схватившим себя между ног.
Они всегда будут кричать о своей душе, о сострадании, о человечности к другим. Как можно быть таким равнодушным к сломавшему ногу в Оттаве? Или к тысячам несчастных, которые за всю историю человечества, умерли не только по естественным причинам, но и во время их. Из вежливости я говорю мне все равно, а общаясь с кем-то я даже не буду упоминать о сломавшем ногу вообще, потому что мне настолько наплевать, что не стоит даже упоминания, но может быть посмеюсь над диетой остальных, интересно чем питается человек, погибший, задохнувшись своей же вонью. (Этот абзац написан в 2008г. Патриарх Алексий был жив, а следовательно еще не умер в своем туалете, поэтому эти строки не попытка посмеяться над этой трагедией. - Автор. )
Я помню небольшие голубые коробочки, которые все называли голубыми, и все было естественно. В них были простые счетные палочки, нескольких цветов, которые выдавали вместе с дневником и несколькими тетрадями. Потом палочек уже не выдавали, а давали только дневник. Каждый год он заводился, заполнялся, и после очередного учебного года отправлялся в самый дальний ящик стола, где хранились все исписанные школьные тетради. Настал год, когда дневник просто не выдали, а еще через год, к моей величайшей радости закрылся намертво на ключ и не открывался, пока я там учился ненавистный кабинет школьного стоматолога, который раз в полгода вызывал к себе и словно только у меня одного находил, что посверлить. Грустно, но куда-то пропали все экскурсии, походы в кино, которые редко, но проводились всем классом.
Мне безразличны те времена, я уже забыл о них, но у меня остался к ним только один вопрос. Любопытно было бы знать, а кем бы я был и чем бы я занимался в прежнее, время, если бы все так и оставалось?....О! Это невозможно узнать. Причем настолько невозможно, что это единственный вопрос, который меня интересует особо. Он меня интригует. Ответы на другие есть в книгах или их знает кто-то еще. Если ответов нет, то вопросы менее важны, причем вообще. Но я помню многие события, которые становились маленькими открытиями об окружающем мире.
Дело не в ставших платными обедах и не в прочих ушедших в прошлое атрибутах прежней жизни, без которых было бы сложно. Люди знали на годы вперед, что если на хлеб тратить столько-то, а на сигареты столько, опаздывая при этом только не больше чем столько-то раз в месяц на работу, то смогут тогда-то купить машину, ведь премию снимают за большее количество опозданий. Но в самих не совсем понятных принципах двигавших всеми, которые заставляли задавать очевидные вопросы, но получать и так самому очевидные ответы. Очевидность, которых заставляла спрашивать снова и снова, не слыша в ответе объяснения, а замечая лишь искусственный ответ, скрывающий реальную, гораздо более существенную, но менее приятную истину.
Почему-то только через годы, после окончания учебы стала видна, польза, прочитанного давно, все, что получил приятного, это ощущение «не на того напали», когда я сидел и критиковал фильм «Троя», за несоответствие деталей сценария троянскому эпосу. Не Ахиллес первым шагнул на берег, потому что не было бы фильма, если бы его сразу убили. Там было пророчество, что первый ступивший на берег будет убит, поэтому все боялись и дрожали в лодках, война войной, за честь нашего царя надо мстить, обидно же самим, когда царь рогонос.
-Кто у вас царь?
-Новуходоноссор, а у вас?
-Звучит похоже на Новуходоноссор.
-Ха-ха! Покажите на неудачников и скажите Ф-у-у. у них царь - Далвухопернулвнос
Совсем другое дело, когда даже не повоевав, на верную смерть, то есть на самоубийство. Лучше быть подданными рогоноса, чем не быть вовсе подданными рогоноса, вернувшего силой жену. Но всех выручил Одиссей. Самый клевый персонаж во всей их языческой культуре. Взял щит, бросил на берег и, предохраняя себя от касания, роковой почвы, прыгнул на него. Народ, дождавшись первого, не дожидаясь его гибели, потому что хочется самому ткнуть в грудь пальцем и сказать: «я первонах, чуть не завалили», валом прыгнул за борт.
Меня постоянно раздражали периоды то смешливости, как у трехлетнего, то сентиментальности, как у двухлетнего. Сейчас я просто не могу писать, а уже несколько дней пишу какой-то поток в разных местах. Надо спать.»
Джон лег спать и быстро уснул. Когда он проснулся, то пересчитал записи, которые удавалось записывать вчера. Это был реалтайм. Последние слова человека перед чем-то, что равносильно смерти. Полной смерти прежней привычной жизни, при этом из-за стадного инстинкта людей, обманывавших себя, и врущих другим, начинающих отнекиваться и краснеть, когда всплывает дерьмо. И все бы ладно, но продолжать считать себя лучше. Джон понял, что лучше всех тех, кого перечислил. Потому что ничего не скрывал и был собой. Хотя и глупее. Он единственный кто не брал денег у друзей, другие так только говорили.
Ощущение вчерашнего было смутным, но еще оставалось. Все притихло. Джон понял, что перегнул палку, что не стоило оправдываться, раскидывая дерьмо, пусть все случилось бы по тихому. Но неприятной досадой в душе саднила мысль, что так будет и впредь. При этом они будут продолжать бубнить о искренности, но делать другое. Ладно. Взявшись за гуж, не говори, что не груздь и полезай в кузов. Все справедливо. Не справедливо, а законно. Но его бесило чванливое превосходство, вчерашней челяди. Джон задумался, что же были у него недавно за убеждения и понял, что они правильные. Все там в итоге будут. Он раньше знал это, но подзабыл, потому что давно не чувствовал конец всего.
Тут же у него прошла досада. Они были где-то там, а он сам здесь и сейчас. Факты были все равно не очевидны. Джон решил продолжить опыт, зная, что сейчас все начнет проходить. Он сидел и ждал, кончились сигареты, но курить особо не хотелось. Он думал о всяких делах и о не деловой ерунде. Он стал понимать еще глубже всю ситуацию. Он прожил как хотел, единственный из людей, который делал только то, что ему нравилось, даже работал, только по желанию. К финишу пришел, естественно, не как хотел. Иначе не жирно ли. Другие не живут, как им хочется, а лишь этого добиваются. Но закончат тем же. Все хорошо. Джон вспомнил, что засыпая, он иногда представлял бесконечность, которая будет впереди. Страх сразу показался удивительно глупым, как реакция. Это дурость. Потому что нет никакой жизни и прочего. Есть желание, которое говорит, что хочет чего-то, тогда и начинает существовать остальное. Когда это понял, то можно все. Но надо понять, а не просто знать, как «АБВ».
Джон вернулся к записям. Он вспомнил один случай, который случился недавно. Он сидел в машине своего старого знакомого и они заговорили о прошлом. В прошлом этот знакомый продавал таблетки, но когда Джон вспомнил это, то тот сразу категорично пошел в отказ и стал упрекать Джона, что тот врет. Джон не стал спорить, подумав что знакомый просто забыл про это. Но теперь этот случай всплыл в его памяти в другом свете. Джон понял, что машину прослушивали и именно поэтому его знакомый так категорически отнекивался. Джон продолжил писать:
«Для них это было дело чести, чтобы уменьшить одним, таким, как я человеком на земле. Хотя, возможно, они мне просто показались. Вдалеке в ночи я увидел тени и услышал показавшийся знакомым голос. Но вряд ли все эти люди, что за окном были они - имея семьи, в ночное время, они поехали на другой конец района, постоять на дальнем перекрестке, то есть вероятность этого - ноль.
Удивляет, как ведут себя такие недочеловеки, причем трезвые. Все как один на одно лицо, но получив воздействие извне - уже противоположность причем искренняя. Просто поправив до нормального лица обычную глумляндию, когда сказали: «щас вылетит птичка». Силясь ее удержать, а то сделанное на время нормальное лицо, снова обрюзгнет, как ни крути.
Не буду больше о вас, потому что я понял, почему ты, отнекивался, что имел дело с колесами, даже звучало их название, но ты шел в отказ, хотя прекрасно все помнишь, словно нас писали на микрофон. И тебя заодно. А может ты и забыл, а я снова на пути в метафорическую Вайшамбалу. Но называя меня плохим, веселясь от этого, хотя когда-то было иначе, вы заодно называете плохими себя. Но вы - это мелочевка. Кто из вас не продавал? Причем ради денег, и интереса. Только я. Не надо думать, что время меняет людей. На что способен был тогда, на ту же будешь и всегда. Может измениться лишь представление о том, что же делал раньше, а эмоционально человек не
