Произведение «Мои МОНОЛОГИ» (страница 5 из 12)
Тип: Произведение
Раздел: Юмор
Тематика: Юмористическая проза
Сборник: Юмор, сатира, пародии
Автор:
Читатели: 104 +3
Дата:

Мои МОНОЛОГИ

жертвой коварных злоумышленников.

Ужасный Овечкин

Когда я сказал домашним, что пригласил на свой день рождения Овечкина, то тёща панически запротестовала:
- Кого угодно, но только не его! Ни в коем разе!
- Чем же он вам не по нраву? – удивился я.
- Разве вы не знаете, что о нём говорят?
- Нет, а что о нём говорят?
- Совершенно ужасные вещи, даже рассказать невозможно! Это неописуемо! Истинный страх и настоящий ужас!
- Странно, - удивился я, - а мне он известен только с хорошей стороны: предельно скромный, деликатный, застенчивый человек. Ничего ужасного в нём не нахожу.
Словом, я настоял на своём. Овечкин к нам пришёл.
Ещё стоя за порогом, он робко поздоровался и, смущаясь, шагнул в прихожую. Алея щеками, выдавил из себя:
- Знаете, я совершенно не представлял, какой подарок вам выбрать, а тут на улице один интеллигентный старичок упросил меня купить у него кошку.
- И, надеюсь, вы отказались? – вмешалась в разговор тёща.
- Знаете, не смог, - потупился Овечкин, - я её взял. Вот она, берите. Дарю её вам.
- Зачем нам всякая тварь! – всплеснула руками тёща.
- А мне она нравится, - примирительным тоном  сказал я, дабы загладить её грубость, - весьма милое создание.
- Правда? – солнечно просиял Овечкин, прямо-таки осчастливленный.
- Да, очень, - подтвердил я и в доказательство своих слов взял кошку на руки.
Она тут же цапнула меня за палец. Я вскрикнул и выронил её: кошка метнулась под диван и забилась там в самый угол.
Жена сбегала за бинтом и стала перевязывать мне руку, а тёща принялась энергично выгонять шваброй кошку из-под дивана. Та не усидела там, стремительно выпрыгнула и скакнула на край стола, уцепилась когтями за скатерть и своим весом увлекла её вниз: на пол попадали фарфоровые тарелки, блюдца с закусками; хрустальными бомбочками бились фужеры, бокалы, рюмки, в унисон траурно звенели падающие ложки с вилками…
Увидев праздничный стол совершенно разгромленным, жена впала в полуобморочное состояние.
Бледный от волнения Овечкин погнался за кошкой, но спотыкнулся и упал, угодив лбом в новенький телефон, который словно только того и ждал, тут же разлетелся вдребезги. Терминатор же потерял сознание и в стойке «смирно» свалился на пол.
Взъярившись, тёща яростно замахнулась шваброй и… напрочь снесла с креплений хрустальную люстру, которая обрушилась на меня фугасным снарядом, набив шишку на голове и осыпав всю комнату осколками. Тёща окаменела в каком-то ступоре.
Испугавшись грохота, кошка ошалело заметалась по комнате: сшибла бра, чеканку, столкнула телевизор «Витязь» кинескопом на пол, порвала тюль и свалилась в аквариум. Отчаянно забарахталась. Аквариум зашатался и тяжко рухнул, залив водой с золотыми рыбками ковёр и лежащего на нём в беспамятстве Овечкина.
Это привело его в чувство. Он открыл глаза, обвёл мутным взором помещение и содрогнулся всем телом. С усилием встал, покаянно молвив:
- Простите великодушно, Христом Богом вас молю! Я за всё, за всё заплачу! Только не волнуйтесь, пожалуйста!
- Тут уже не за что волноваться, - показал я на погром в комнате, с трудом удерживаясь от более эмоциональных выражений. – Только вам придётся её забрать. И побыстрее, ну!..
- Конечно, конечно! – закивал Овечкин. – Сию же минуту, не извольте беспокоиться!
Неловко повернувшись, он локтём вышиб стекло в серванте, попутно разбив большую часть посуды в нём. Мне стало дурно.
Овечкин весь покрылся красными пятнами. Барсом метнулся со звериным рыком к кошке, ловко ухватил за хвост ошалевшее от его прыти животное, сгрёб в охапку и с реверансами и всяческими извинениями попятился к выходу, повалив по пути тумбочку с малахитовой вазой.
Когда дверь за ним закрылась, тёща обрела дар речи. Слабым голосом она произнесла:
- Я же предупреждала вас, это ужасный человек. Хуже Содома и Гоморры вместе взятых.
На сей раз спорить с ней мне уже не хотелось.

«Храбрец»

Семён – отъявленный хвастун. Это известно всем и каждому в нашем классе, но подловить его нам никогда не удаётся. Без всякого стеснения, чтобы объяснить одну нелепицу, он громоздит горы небылиц, холмы выдумок и утёсы привираний… Словом, уводит разговор в такие словесные дебри, что поневоле приходится соглашаться со всеми его вымыслами, только бы он отвязался.
Лопнуло наше терпение и мы решили его проучить. А сделать запланировали так: заведём разговор, начнёт он бахвалиться, мы зададим каверзный вопрос, спровоцируем, и когда он несусветно заврётся, что обычно с ним и бывает, то по нашему сигналу выйдет Генка, сосед Семёна, и уличит вруна.
Всё так и получилось.
Вошёл он в свой привычный раж лжеца и мы спросили:
- Кто самый храбрый в твоей деревне?
- Я, - не задумываясь, ответил Семён и гордо выпятил хилую грудь.
- Докажи, - потребовали мы. – Сказать всё можно, но правда ли это?
- Доказать легче лёгкого, труднее лысому причесаться, - заверил он. – Вы знаете, я врать не люблю, не в моём это обычае. Так вот, ходили мы однажды по жигулёвским горам и столкнулись нос к носу с медведем. Он набросился на меня, но я не растерялся, ухватил за лапу, швырнул через бедро и тут же провёл приём горийской борьбы. Так его сдавил, что опосля он заревел и умчался свирепым галопом. Наверное обиделся, бедняга!
- Ты про быка расскажи, - подсказал Алёшка.
Мысленно мы приняли боевые стойки, ибо сейчас он должен был ступить на заминированные поле, где завзятого враля, вне всяких сомнений, поджидал конфуз.
- О каком быке – быке дяди Яши? – деловито осведомился Семён, ступая в нашу ловушку. – Да, вот с ним я показал себя истинным, небывалым храбрецом. Можете мне поверить без справки. Значит, дело было так: в прошлом году у дяди Яши имелся бык. Небывалый бычина! Двух таких сложить – настоящий слон выйдет. Африканский. Можете себе представить подобного зверюгу. И злючий, как наскипидаренный козёл. Врать не стану, вы меня знаете.
- Знаем, знаем, - закивали мы, - ври… то есть, рассказывай дальше. Не сомневайся, мы тебя хорошо знаем. И твою честность – тоже.
- Так вот. Как-то сей бычина переломил, ну, словно простые прутики жерди ограды и выбежал на улицу деревни. Все, понятно, врассыпную. Тут случайно я оказался, шёл с пруда домой. Вижу, огромный бык мчит на меня, аж пар из ноздрей валит, острые рога выставлены вперёд, как два копья. «Эге, - думаю, - я и не в таких ещё переделках бывал, враз тебя укрощу!» Сдвинул кепку набок, поплевал на ладони, крякнул и…
Язык Семёна онемел, ибо на наш условленный сигнал в комнату вошёл Генка, свидетель того случая.
- Ну, а дальше? – спросили мы почти хором, не показывая внутреннего ликования. – Ты «поплевал на ладони, крякнул и…», и что ты сделал дальше?
- А потом, - нехотя продолжил свой рассказ Семён, - я подумал, что ежели другие храбрецы бегут, то и мне не зазорно. И припустил во все лопатки к ближайшей ограде. Едва успел на неё вскарабкаться, бычище чудом не запорол меня рогами.
- Значит, испугался быка? А ещё называл себя храбрецом!
- Да разве я быка испугался! – вскипел Семён, - Да я б его!..
- А кого же?
Семён ничего не ответил, только скосил глаза на Генку и обидчиво поджал губы.
Мысленно я порадовался за быка: если б не Генка, то Семён просто ужас бы что с ним сделал!..

Концерты по заявкам

С новым соседом по лестничной клетке я познакомился так: он робко позвонил ко мне в квартиру и, застенчиво опустив очи долу, представился – Федя. Затем с милой скромностью попросил десять рублей. Отказать я не смог.
Куда он их употребил, я понял через час, когда Федя явился пьяненький, на подгибающихся ножках, тошнотворно завывая: «Когда б имел златые горы!..»
Весь вечер и всю ночь он горланил эту нехитрую песню и довёл меня до сумасшествия. Я прямо-таки дымился от распиравшей меня злости, напоминая собой вулкан Кракатау перед извержением.
На следующий день сосед вновь явился за моими рубликами. Увидя его постное лицо со смущёнными глазками, я автоматически полез в карман…
И опять был вынужден слушать всю ночь «Златые горы». Я проникся бешеной ненавистью к этой, в общем-то, хорошей песне. Из уст Феди она выходила в таком изуверском виде, что его пение смело можно было приравнять к изощрённой пытке. Ничего поделать я не мог, так как расправиться с доморощенным Козловским мне  мешала врождённая деликатность.
Но однажды, когда сосед аккуратно явился за податью, я дал ему двадцать рублей и убедительно попросил по возможности разнообразить репертуар. Ассигнации его весьма вдохновили и он пламенно пообещал соответственно отреагировать.
Скоро я убедился, что Федя человек не только слова, но и дела – где-то он раздобыл недоломанную гитару и принялся неумело стонать по-цыгански: «Ми-ила-а-ая! Ты-ы услы-ышь ме-еня-я!..», а также – «О-очи-и-и чёрные-е, очи-и жгу-учие-е!..»
Я терпел неделю, а затем сам пошёл к соседу, дал ему пятьдесят рублей и настоятельно посоветовал не замыкаться в нынешних рамках, намекнул, что ему доступно куда большее. Комплимент возымел действие, уже в эту ночь он принялся нетехнично, но старательно подражать Высоцкому: «Вы чуть пом-медл-лен-не-е кони, чуть пом-медл-лен-не-е…» В его исполнении кони виделись мне донельзя заезженными клячами, которых следовало бы пристрелить из жалости к их годам. Затем Федя стал неутомимо измываться над другой песней, где постоянным припевом были слова: «Страшно, аж жуть!»
Тут я испугался по-настоящему, до жути.
Какое-то время мужественно терпел, но потом умолил барда-истязателя сменить секмиструнку на какой-нибудь иной инструмент. Сосед приобрёл гармошку времён Стеньки Разина и по ночам принялся исполнять «Калинку», «Ах, Самара-городок», «Вдоль по Питерской». В полночной тиши эти песни были способны поднять на ноги взвод мертвецов.
Я рвал на себе волосы, лез на стенки. Не помогали даже ватные тампоны в ушах. Пришлось чистосердечно признаться Феде, что не в состоянии в должной мере оценить сей инструмент, подкрепив мольбу сотенной купюрой…
Тогда он одолжил у кого-то балалайку и скоро замучил округу вариациями на тему: «Светит месяц, светит ясный!..» Лишь иногда этот маэстро исполнялась: «Напилася я пьяна, не дойду до дому…»
Я засыпал лишь под утро, мне снились кошмары: за мной гонялись похожие на бурлаков детины с балалайками в руках, требуя сыграть на них сонату ля-минор с оркестром.
Жертвуя Феде очередную сотенку, я молвил о классике и был наказан уже на следующий день. Он умудрился где-то сыскать задёшево полуразвалившийся пианино и, напившись в стельку, стал исполнять «рапсодию на тему Паганини» Рахманова… Скоро сосед  своей виртуозностью мог устыдить любого профессионала. Он вошёл во вкус и изо дня в день настойчиво расширял свой репертуар.
Как-то ночью в приливе адского вдохновения, подстёгнутого бутылкой «Косорыловки», он дал просто неистовый концерт: исполнял «Дубинушку», «Из-за острова на стрежень», «Гори, гори, моя звезда», «Москва златоглавая», музыкальные отрывки из опер «Садко» и «Золотой петушок» Римского-Корсакова, произведения Мусоргского, Чайковского, Рахманинова, Скрябина, Балакирёва, Глинки и прочие.
Несмотря на позднюю ночь, к нашему дому сбежались меломаны со всего квартала – русских песен никто из них давно не слышал. Все с благоговением внимали игре Феди. Среди слушателей оказался Шульцман, глава


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Книга автора
Абдоминально 
 Автор: Олька Черных
Реклама