Свет двух миров

заработал и многое заслужил. И уж точно не подводит его чуйка, утверждающая, что разгадка и близка, и изящна, и ему по силам. А так? если сдаться, если повиниться, то где же ему слава, где ему победа?
Всё заберут другие. А это Филипп привёл Карину к Ружинской. Ну не привёл, но направил. Разве этого мало?
И теперь – настоящее дело.
–Пусть! – голова Софьи мотнулась. Сейчас она была готова и на это. но Филипп уже понимал, как надо воздействовать и сказал тихо:
–Расскажешь им всё, и я расскажу про то, что у тебя есть домашний полтергейст.
Софья осеклась. Она уже догадывалась, что Филипп не самый тактичный, вежливый и просто положительный человек. Но шантаж?! Низко, грязно, подло!
–Эй, вы где? – Альцер высунулся в коридор, заставляя и Софью, и Филиппа вздрогнуть. – Ну вы даёте! Пошли уже, а?
–Идём, – недовольно отозвался Филипп. – У девушки шок…
Он даже развёл руками, показывая, как ему самому неловко. Альцер понимающе кивнул и скрылся.
–Я не хочу так поступать, Софа, – зашептал Филипп, – но так будет лучше. Сама спасибо скажешь! Идём!
Софья не успела опомниться, как её уже почти втолкнули в кабинет. На её лице было множество чувств, её можно было прочесть почти не скрываясь, но все были подавлены и мрачны и относились в этот час с каким-то особенным сочувствием. Филиппу даже дали место. Он галантно пропустил Ружинскую впереди себя и подвинул ей стул, после чего сел сам.
–Все? – Владимир Николаевич будто очнулся. – Хорошо.
Он прочистил горло и поднялся, держа кружку кофе в руках словно поминальный бокал, обратился к своим и не своим:
–Мы потеряли сегодня нашего сотрудника, нашего коллегу, нашего друга, нашего Павла. Обстоятельства его смерти – загадка. Загадка того, как молодой человек может так… простите, мне тяжело говорить. И я, если честно, не привык говорить о подобном. Я думаю, Павел заслужил того, чтобы мы про него не забыли, и заслужил, чтобы обстоятельства его смерти мы исследовали подробно.
Владимир Николаевич смотрел на всех одинаково, но Софью кольнуло нехорошим предчувствием. Она не могла знать, что Владимир Николаевич как и Гайя умел кое-что додумывать и о чём-нибудь догадываться, и в этом кроилась тоже причина, по которой Филиппа не погнали тряпкой и метлой, а допустили как равного.
Владимир Николаевич мечтал о продвижении, о славе, о повышении до министерства, где ему уже не надо будет уводить деньги (здесь он искренне оправдывал свои действия малой зарплатой), и где будет ему почёт и настоящие дела.
И виделись ему ключами к этой дорожке Филипп и Ружинская.
–Мы расследуем обстоятельства его смерти, и всё проясним о том деле, которое его, быть может, и погубило.
–За Павла! – Зельман поднял свою кружку.
–За Павла.
–За него.
Зазвучали голоса. Чокнулись кофейными кружками, в которых плескался кофе.
–Виски бы туда…вместе или вместо, – сказал Альцер.
Он не был поклонником алкоголя, но сейчас ему казалось, что так будет легче.
Владимир Николаевич кивнул:
–Я прекрасно понимаю. Обычно я осуждаю, но сегодня… я думаю, нам надо пообщаться с министерством. А вам – отдохнуть. Будем считать это указанием.
Зашевелились не сразу. Сначала Альцер побрёл в туалетную комнату, потом Майя принялась копаться в своей сумочке, как-то бецельно и суматошно, словно надеялась найти в ней ответ. Потом Гайя, не обращая ни на кого внимания, вытащила из кабинетика коробку с бумагами, вытряхнула её там же и…
–Ты что делаешь? – удивился Зельман.
–Собираю его вещи, – объяснила Гайя, уже шурудившая в столе Павла. Она открывала ящик за ящиком, складывала (не скидывала, а именно складывала) его ручки, блокнотики, рассечку, обувной крем, набор салфеток для протирки монитора, еще какую-то его личную мелкую дрянь…
–Зачем? – Зельман вздрагивал от каждого движения её рук.
–Родителям надо отдать, – Гайя говорила жёстко, исповедую ту демонстрацию, которую избрала при звонке родителям Павла. Её видели неприятной – пусть видят.
Зельман поколебался ещё немного, задрожали тонкие губы, собираясь в протестное слово, но расслабились. Разум победил и Зельман принялся ей помогать.
Филипп решил быть полезным и принялся носить кружки и чашки, мыть их тут же. Он был уверен в своей победе и в своей власти над Софьей, что даже не подумал о том, как она сильно ждала его ухода.
А она ждала.
Он был груб и неправ. И Софья отчётливо это поняла. Она думала всё то время, что было ей отпущено с чашкой кофе. И поняла, что так нельзя. Это неправильно. Всё неправильно. Долго выбирала – кому? Кому довериться?
Майю отвергал сразу. Софья не считала её серьёзной, да и выглядела Майя слишком сломленной. Альцер? Нет, Софья не могла довериться и ему. Как и Владимиру Николаевичу. Оставались двое: Зельман и Гайя. Гайя вроде бы должна была бы и отпасть, но Софья не могла отрицать того, что потеплела к ней за последнее время. К тому же, Гайя была сильна и предлагала свою помощь. Зельман?.. Привлекательная кандидатура.
Она решила положиться на судьбу, так ничего самой и не решив, и судьба показала ей. Она оставила их обоих за одним делом, и оставила саму Софью без Филиппа. Колебаться было поздно.
–Ребята, – Софья едва разжимала губы. Все были заняты, но нельзя было допустить утечки.
Надо отдать должное обоим. Они кивнули, показывая, что слышат её, но не подняли голов, не спросили неумно:
–Чего?
–Я должна поделиться. Давайте встретимся.
Перегляд. Кивок.
Зельман прошелестел:
–Заодно помянем.
Софья кивнула и, услышав, как открывается дверь, поспешно отошла в сторону. Филипп увидел её возле Гайи и Зельмана, но он и подумать не мог, что она решит им рассказать, особенно после того, что он обещал сделать в ответ с её тайной.
–Какие планы? – спросил Филипп, приближаясь.
–Лечь спать.
–Я думал, у нас ещё разговор с Агнешкой.
Он не забыл. Вспомнил, конечно.
–Я…отложим, ладно?
–Но…это важно, – глаза Филиппа неприятно сузились. Он будто бы вглядывался в неё, искал подвох, обманку. – Сама знаешь! Чем быстрее…
–Я не хочу говорить с ней сегодня. Позже. Буду на связи.
В Софье прозвучала неприятная твёрдость.
–Проводить тебя можно? –  не унимался Филипп, уже ощущавший тревогу.
–Не стоит, – Софья вновь неприятно удивила его. – Я не домой.
–Ты же хотела лечь спать?
–Я же не сказала, что хочу сделать это у себя дома? – резонно заметила Софья, и уцепилась за общество Гайи, принявшись помогать ей с особенным рвением, призванным скрыть её собственное смущение.
–Надеюсь, ты не собираешься отвратить меня от этого? Или скрыть? – спросил Филипп уже без всякой дружелюбности.
–Не собираюсь. Просто мне нужен отдых. Отдых от событий и от тебя. Я скажу Агнешке…заходи, знаешь…– Софья глянула на часы, – сейчас ещё рано. Заходи вечером. Ладно?
Филипп понял, что это последний его шанс не ссориться. Ему всё это отчаянно не нравилось, но потенциальная выгода была больше, и он решил терпеть. Решил и кивнул:
–Только не забудь, Софа.
13.
Надо признать, что ругать я себя начала очень быстро – едва только вышла на улицу, а может ещё до того, на лестницах. Ну а как я могла себя не ругать? Я только что намекнула Гайе и Зельману что хочу им кое-что рассказать, и собираюсь сделать это без общества Филиппа. И как мне не ругать саму себя после этого? Я же его предаю!
Впрочем – нет, стоп! Ружинская, возьми себя в руки!
Во-первых, Гайя и Зельман, похоже, самые адекватные люди твоего окружения. Они помогут. Не знанием, так хотя бы советом. Ясное дело, что оба они будут не в восторге, но Зельман, например, всегда был местным умником. А Гайя… ну, Гайя заслуживает знать хоть что-нибудь, не просто же так она говорила о том, что всегда может мне помочь и постоянно оказывалась на нашем пути? Может быть, это знак?
Во-вторых, Филипп, похоже, не в себе. Он был груб. Да и вообще ведёт себя так, что мне, кажется, не нравится его общество от слова совсем. И с чего он решил, что он главный? От того, что отправил ко мне Карину? Ну что ж, Карина меня нашла, и? Разве у меня нет права голоса, раз я влезла во всё это? Разве не могу и я действовать?
Внутренний голос говорил, что это неубедительный аргумент, что я всё-таки совершаю подлость, и пусть поведение Филиппа эту подлость смягчало, я всё же от неё не освобождалась. По-честному, надо было поставить Филиппа в позицию знания. А ещё честнее – надо было уйти самой. А я?
Но опять же – не он ли меня шантажировал Агнешкой?..
Цель, может быть, и оправдывает средства, но в Филиппа мне как-то уже не верится!
В-третьих, умер Павел. И это знак мне. Нам, если говорить откровенно, но Филипп не внимает. Это его право. А моё что, не в счёт? Он может игнорировать опасность, а я не обязана следовать за ним по пятам! И потом, есть у меня подозрение, что это связано с нами, а значит –  мы не можем утверждать, что другие в безопасности.
На этой ноте совесть притихла, не сдалась, неуёмная, но примолкла, перестала грызть.
Погружённая в свои мысли, я даже не заметила зимы. И только у подъезда очнулась. Зараза, оказывается, я замёрзла. Боже, какой тяжёлый…
Утро. Только утро. До дня тяжело. Филипп был у меня вечером, поздним, но всё-таки вечером. Затем позвонили все. Мы поехали.
Какая тяжёлая ночь! Не стало Павла. Совершенно глупо не стало.
Я не могла ещё осознать его смерти. Мы не так много работали, то есть, работали вместе, но не были очень уж близкими друзьями, и всё же, на душе было паршиво. И не просто паршиво от самого факта его смерти, но ещё и страшно, и тоскливо, и как-то стыдно.
А если это правда, из-за нас с Филиппом?
Агнешка встретила меня в коридоре. Похоже, полтергейст истосковалась окончательно, раз соизволила явиться к самому порогу. Но я не была настроена на разговор. Она, надо отдать ей должное, почуяла, а может быть, просто прочла по моему внешнему виду, спросила:
–Всё хорошо?
Я покачала головой.
–Ты в порядке? – изменила она вопрос. В её голосе не могло звучать много оттенков, но я, по долгу совместно прожитых лет, отличила заботу.
–Не знаю, – честно призналась я. – Я не ранена, меня ничем не задело, но я разваливаюсь. Изнутри разваливаюсь, понимаешь?
Агнешка оглядывала меня в молчании, пока я выпутывалась из пуховика и выползала из сапог. Когда я села на табуретку, она спросила опять:
–Расскажешь?
Я пожала плечами:
–Я не знаю как это рассказать.
Это было правдой. Как это вообще можно было рассказать? Ещё сутки назад мы имели примерно понятный расклад сил. И наша клиентка была жива. А сегодня её нет на свете – она умерла страшной смертью, а мы от нелепой потеряли нашего коллегу.
Я вспомнила ещё кое-что.
–Агнеш?
Полтергейст ждала. Среагировала сразу:
–Да?
–Наш разговор… ну, когда Филипп был… ты обещала рассказать об Уходящем, помнишь?
–Да, – она не стала отпираться. В её голосе я услышала оттенок тоски.
–Филипп будет…– я нервно сглотнула, – к вечеру. Можешь рассказать тогда?
Агнешка посмотрела на меня внимательно, пытаясь угадать то, что я очень хотела от неё скрыть:
–Я ошиблась? Он тебя обидел?
–Нет! – солгала я, но солгала убедительно. Похоже – чем больше лжёшь, тем естественнее это у тебя выходит, – всё в порядке. Просто сейчас я скоро уйду, и чтобы тебе не повторять рассказа, и потом – у нас могут быть вопросы.
–Я могу рассказать тебе, – предложила Агнешка, – и ответить потом.
–Агнеш, – я вздохнула, – не