условием – когда ты работаешь с тем, что засекречено и недоступно, а ещё и скрыто от большинства нормальных, счастливо несведущих людей – ты всё равно от них отдалишься.
И тяжело отдаляться от близких. Проще этих самых близких не иметь. Последние же факты и вовсе показали всю опасность их работы.
–Хороши белки! – отреагировал военный, – мне бы, конечно. Следовало…
–Нам всем бы следовало, – сухо прервал Филипп, – но не надо, сами знаете.
Люди не терпят когда их тычут в их собственные слабости, а Филипп сейчас сделал именно это. Он нарочно ткнул, напомнил, что принадлежит отделению, которое спонсируется оттуда напрямую.
–Заполните, – военный протянул папку-планшетку, ручку и листочек. – Всё как надо. Ну, вы знаете.
Тон давал ясно понять: мы не друзья, как ты со мной, так и я с тобой.
Но Филиппа и это пока не заботило. Он принялся терпеливо выводить данные Зельмана на листочке. Все эти данные – адрес, два номера телефона, прописка, не совпадающая с фактическим адресом – у него уже были приготовлены. Когда Зельман бежал в лесу и Филипп был вынужден обратиться за помощью в его поисках, он уже знал, что, вернее всего, будет в итоге.
Всё было приготовлено.
Заполняя бумагу, Филипп заметил:
–Соф, можешь выйти, нечего здесь дышать этой дрянью.
И тут она удивила, с изумлением спросив:
–Какой дрянью?
Она предположила запоздало, что Филипп имеет в виду присутствие смерти, мол, нечего тебе, вернувшейся из небытия, вспоминать об этом. Но Филипп имел в виду конкретный запах – этот сладковато-тошнотворный, явный…
–Ты не чувствуешь? – Филипп переглянулся с военным. Мелькнула спасительная мысль о том, что это у Филиппа тут галлюцинации, но и он смотрел на Софью, а значит, тоже был удивлён.
–Чего? – не поняла Софья, принюхалась к своей кофте, - духи вроде…кофта не простиралась?
Филипп заставил себя вернуться к заполнению бумаги. Конечно, могли быть причины, по которым Софья не чувствовала запах в морге – во-первых, она могла его просто не замечать, заставить себя это сделать; во-вторых, у неё мог быть заложен нос4 в-третьих, это всё могло оказаться неудачной её шуткой…
Но у Филиппа всё равно что-то дрогнуло в желудке, неприятно заскрежетало, зацарапалось, и остаток бумаги он заполнил уже небрежно и невнимательно.
–С вами свяжутся, – сообщил военный, провожая их до дверей. Судя по его лицу, но и сам был рад от них избавиться. Но, разумеется, не так был рад как Филипп, который выбросился на улицу и с наслаждением вдохнул полной грудью морозный, хлестанувший самое горло воздух.
Софья стояла рядом, она о чём-то думала, глядя на него.
–Всё в порядке, – Филипп попытался её успокоить, хотя успокоение было нужно скорее ему.
–Чем там пахло? – спросила Софья напряженно.
Сначала он хотел отшутиться, потом решил не лгать:
–Кажется, это такая смесь, которой обрабатывают мертвецов, чтобы они имели…ну, чтобы они не выглядели совсем уж ужасно. Пахнет резковато, на самом деле.
–Почему я не почуяла? – спросила Ружинская, глядя на Филиппа так, словно он мог дать ответ на все вопросы мира.
–Не знаю, ты чувствуешь другие запахи? – он очень хотел услышать «нет», но она кивнула:
–От тебя пахнет кофе и каким-то приятным парфюмом. У меня те же что и раньше сладковатые духи и от шарфа пахнет кондиционером…
–Знаешь что, – Филипп поморщился, – ты меня, конечно, Софа, извини, но отсутствие этого запаха – это не самое главное. Ты даже везучая! А учитывая то, что ты так-то недавно ещё была мертва, я даже не знаю, с какой радости тебя тревожит такая мелочь!
Он пытался убедить себя в этом. Он пытался разозлиться на её внезапную, чуждую ей прежде щепетильность и мелочность.
–Мне холодно, – сказала Софья и вся его напускная злость пропала. Ну как ему было злиться на неё? Она недавно ещё была мертва, теперь она здесь и неважно даже какая там сила её вернула, но ведь вернула? Надо и самому вернуться.
–Вызовем такси, здесь обычно всегда много машин, – Филипп заговорил бодро.
–И я проголодалась, – призналась Софья. Ей всё время хотелось есть, еда, отвергнутая на время посмертием, стала будто бы проваливаться в желудок как в яму.
–Тогда поедем и поедим где-нибудь! – самого Филиппа тошнило от одного упоминания еды – в носу ещё слишком силён был запах из морга, но он не стал говорить об этом, чтобы не расстраивать Софью, а может, чтобы не расстраиваться самому ещё больше.
Получасом позже Софья, приговорив тарелку супа, передохнула, ожидая следующую часть заказа, и спросила:
–А кто был этот человек? ну в форме?
Филипп, которому по-прежнему кусок не лез в горло, вяло ковырял вилкой чизкейк – сидеть с одним кофе ему показалось неприлично, он предположил, что Софья, попросившая и суп, и омлет, и салат, и десерт, будет чувствовать себя неуютно, если он будет сидеть, не трогая пищи совсем. А так иллюзия чего-то…
Филипп и сам не понимал чего. Но чизкейк ни к чему его не обязывал, и цена его не была жестокой, зато в нём можно было бы спрятать неловкую паузу.
–Это Наренко, – Филипп отвлёкся от печальных мыслей, – Наренко Пётр Анатольевич. Полезный человек, в общем-то, я к нему иногда обращаюсь, когда надо кого-то найти.
–Он из полиции? – уточнила Софья, отдавая официантке пустую тарелку из-под супа и с благодарностью принимая следующую.
–Нет, то есть…короче, не забивай себе голову, – Филипп усмехнулся, – просто как факт – он полезный человек, я обращаюсь к нему, потому что он однажды обратился ко мне. И я ему помог. О таком не говорят, но такое и не забывают.
–А что было? По нашей части?
Она была забавной, рассуждая сейчас о «нашей части». Она, ещё недавно сама шляющаяся по зеркалам призраком!
–По нашей, – ответил Филипп. – У него сын повесился. Ну, остался без внимания – отец много работал, так что проморгал момент падения сыночка. А тот сначала прогуливал школу, потом втянулся в кое-что покрепче, так и перешёл на наркотики – с подростками это быстро. А ему по службе нехорошо такого сыночка иметь. По-тихому сплавил его на реабилитацию в частный центр, вроде подлатали идиота, а потом – не то срыв, не то ломка какая, не то просто чердак потёк, но пока отец был на работе, сыночка в петлю и сунулся.
–А мать? – Софья даже жевать перестала.
–В разводе. Он в своё время отсудил его себе. Она ему, конечно, у гроба сыновнего это припомнила. Со злорадством. Он тогда по своим дружкам кабинетным пробежался, так что дело решили не в её пользу, а она…
–У гроба сына? – не поверила Софья.
–Ну так и развелись не просто так, – заметил Филипп. – Но он ко мне не по этому поводу пришёл. А по поводу того, что сын у него в квартире остался.
–Висеть? – Софья закашлялась. Салат оказался не готов к такой истории. Филипп налил ей воды, протянул, она хлебнула, ей полегчало.
–Висельника стал видеть, – объяснил Филипп, – сначала ночами слышал как верёвка вроде бы натягивается над ухом. Потом чей-то хрип… но а когда увидел, что в ночи его сыночек на табуреточку ползёт, да голову в петлю просовывает… ему по должности не положено флягу слабую иметь, да и скептиком всегда был, но такое в ночи увидишь, ещё не в том усомнишься.
–Чем кончилось?
–Да ничем необычным, – ответил Филипп, – он вещи сына берёг, ну как память. А тут всё пришлось закопать. Не спрашивай, во сколько это ему обошлось, да какими правдами-неправдами мы это обставляли. Благо, могильщикам плевать с высокой башни…разрыли вечерком могилу, туда все вещи, закопали, крест сверху подтянули, оградку – как надо, короче. Ну, всё и прекратилось.
–А что делать теперь? – спросила Софья. Тарелка с салатом перед ней опустела.
–С чем? – Филипп не издевался. Он действительно не знал что именно Софья имеет в виду. Слишком много накопилось вопросов, слишком много накопилось всего, и что она именно хотела? Он не телепат. Он не научился читать мысли.
–Зельмана надо же как-то…– Софья смутилась, – ну то есть, надо же как-то всё устроить? Я не знаю как. С чего начать? Что делать?
–Зато я знаю, - Филипп не удержался от нервного смешка, – мы тут уже тебя-то…
Софья побелела, Филипп понял, что переборщил и поспешил задобрить несчастную Ружинскую своим чизкейком. Она не повеселела, но стала сговорчивее:
–Я просто не знаю, как и что, издеваться необязательно!
–Всё просто – надо просто подождать ритуального агента, они всё сделают. Только плати. Единственное, я не знаю, у Зельмана правда нет близких?
–Я не знаю, - призналась Софья, – кажется, он говорил, что у него мать живёт где-то в области. Но контактов у меня нет.
–В отделе кадров поднимем, – решил Филипп. – Там-то должны быть данные.
–А что Владимир Николаевич? – мысли Софьи всё ещё ей не подчинялись. Ужасная слабость накатывала волнами, также волнами смешивались и её мысли. Владимир Николаевич, Гайя, Зельман, Майя, Агнешка, Уходящий…
И она сама – посреди всего этого, по документам мёртвая, по факту?..
–Сидит, ждёт решения их.
Об этом Филипп говорить не хотел. Паршивый вышел бы разговор. Неясно ещё как Софья отреагировала бы на всю правду?
Но она не стала мучить его расспросами о поверженном начальнике, спросила только о себе:
–А что со мной?
С тобой?
Филипп чуть не расхохотался, но не издевательски, а нервно. Она задала очень хороший и очень страшный вопрос. Филипп не знал, что с ней делать, как с ней себя вести и чем теперь её обеспечивать сначала. Кое-какие задумки у него были, но временами они и ему казались такими слабыми и ничтожными…
И всё же – надо отвечать.
–Тебе нужно пройти медосмотр, пусть убедятся врачи в том, что ты в порядке.
–Я в порядке!
–И что ты не больна, не заражена, твои реакции не смещены…
–А руки не тронуты гнилью? – хмыкнула Софья. – Я чувствую слабость, но с каждым днём мне всё лучше.
–Зато мне хуже! – отозвался Филипп и примолк, спохватился. Поздно, конечно, слово вернуть было нельзя, и он поспешил объяснить: – всё запуталось. Иногда мне кажется, что я псих. Я ведь видел как тебя хоронили. Я сам участвовал в организации твоих похорон. А теперь я сижу здесь и ему с тобой чизкейк.
–Чизкейк съела я, – тихо поправила Софья, – и я была мертва.
–О да, это всё упрощает!
–Не издевайся. Мне тоже непонятно почему Уходящий меня отпустил. Тем более, он ведь понял, что я всё предала. Но отпустил. Он выбросил меня в этот мир. Я не знаю зачем и не знаю, не сплю ли я! я боюсь моргать – потому что боюсь увидеть серость, когда открою глаза. Я боюсь спать, потому что всё может исчезнуть. Я боюсь, что у еды снова не будет вкуса. Я боюсь, что мне не будет снова холодно. Я не хочу снова умирать.
Филипп устыдился. Он так много думал о том, как чувствует себя, что почти забыл о том, что она может чувствовать что-то помимо слабости, что и ей может быть очень плохо.
–Пройди медосмотр, потом будет думать о том, как выправить тебе новые документы. Софьей ты не будешь, это ясно. Но паспорт, свидетельство о рождении, какой-нибудь полис, ИНН, СНИЛС…что там ещё? Надо составить список.
–И как это всё сделать?– она отвлеклась от страха, взглянула на него как прежняя. Взглянула с восхищением, которое так нравилось Филиппу.
–Сначала медосмотр и приход в чувство, – отрезал он. – Хочешь ещё что-нибудь?
Она покачала головой:
–Через полчаса-час я снова захочу есть, но сейчас я лопну. Да и перед официанткой неудобно, она так
