на нас смотрит…
Софья была права – официантка, обслуживающая их столик, и впрямь смотрела на них. Вернее, больше на Филиппа – это он чувствовал и прекрасно знал.
Эта светловолосая девушка с капризно пухлыми губами задумчиво накручивала локон хвоста на палец, разглядывая их столик, и Филипп даже догадывался, что она пытается понять, что общего у него может быть общего с его спутницей – помятой, бледной, болезненной, с такой горячностью напавшей на еду.
Они не были похожи на влюблённую пару, да и на дружескую не тянули. Филипп понимал, какое впечатление производит болезненный вид Софьи, её круги под глазами от непроходящей бессонницы, её голод, но что он мог сделать? Соблазн познакомиться с официанткой был велик, но не сейчас, явно не сейчас – Софья была важнее.
–Тогда пойдём? – предложил Филипп, не замечая задумчивого взгляда официантки. – На улице вызовем такси, я отправлю тебя домой, а сам на Кафедру.
–Я тоже хочу на Кафедру, - призналась Софья. – Я там не была…
Она попыталась сосчитать дни, но она даже не знала сегодняшнего дня и не знала дня своей смерти, а потому провалилась.
–Давно, - выкрутилась она.
–Майя будет счастлива! – заметил Филипп. – Хотя, знаешь, это не самый плохой вариант. В последнее время она стала серьёзнее и ответственнее относиться к жизни. Но, в любом случае, получить сотрудницу, помершую у меня в кабинете от инфаркта, я не хочу.я должен её подготовить. Да и ты слаба. Так что – домой.
Софья не стала спорить. В словах Филиппа был резон и она кивнула. Собралась, надела пуховик, шапку, шарф – во всём этом было блаженно жарко и душно, но духота была священнее пустоты посмертия, и даже не раздражала, пока Филипп платил за их заказ, затем она поползла за Филиппом к дверям.
–Сейчас вызову, – Филипп убирал бумажник, доставая телефон.
Софья спохватилась:
–Варежки забыла!
–Что? – не понял Филипп. – А…
–Я сейчас! – пообещала она и метнулась обратно в кафе, крепко сжимая в кармане пуховика те самые, для Филиппа забытые варежки.
Официантка лениво перемещалась за стойкой. Светлые волосы мирно покачивались в такт её движениям.
–Скажите, где у вас тут туалет? – спросила Софья.
Официантка обернулась к ней. Вежливая улыбка осталась на её капризных пухлых губах запечатанной, но в глазах мелькнуло презрение – девушка узнала клиентку.
–Вон там, налево, – официантка указала из-за стойки рукой, стараясь случайно не задеть Софью.
–Где? – Софья прикинулась непонимающей.
Официантка переползла из стойки к ней, явно ругаясь на непонимающую идиотку, которая имеет наглость в непотребном виде ходить по кафе с приличным мужчиной.
–Вон там…– девушка указала в нужную сторону, но глаза её уже стекленели – ладонь Софии, в которой мелькнуло что-то сероватое, похожее на нить посмертия, уже была под ребрами жертвы. Девушка охнула, но как-то глухо и удивлённо, и даже не произвела никакого переполоха, оседая тут же, у стойки с теми же остекленелыми, навсегда мёртвыми глазами.
Софья подождала, когда тело сползёт на пол, прислонится к стене, вроде бы как девушка села здесь случайно, и кивнула: всё кончено, пора уходить.
Она набросила на голову капюшон. Вроде бы прикрываясь от ветра, вытащила варежки из кармана и поспешила на выход, демонстрируя их Филиппу ещё от дверей:
–Нашла! Представляешь, свалились под диван…
–Ну хорошо, а то я уже нервничал, – Филипп кивнул, – такси будет минуты через четыре!
Они мирно загрузились в такси. Филипп думал о том, что нужно сделать в первую очередь и был неразговорчив, а Софья представляла, как находят или уже нашли девушку-официантку, умершую сегодня на работе. Что ж, и такое бывает!
Она прислушивалась к себе – совести не было. Она молчала. Софья знала что так будет – посмертие сказало ей поступить так, она послушалась и посмертие наградило её покоем.
–Здравствуй, Софья…- голос Уходящего, в котором не было ничего эмоционального, нельзя было спутать с любым другим голосом.
Софья не испугалась. Она ждала.
–Здравствуй, – мысленно поздоровалась Софья. – Что это было?
–Единственная польза от тебя, предательницы! – серый голос также серо и безучастно засмеялся. – Не думала же ты, что мы не встретимся?
Софья промолчала на это, сказала то, что уже давно хотела сказать, ещё там, в самом посмертии:
–Я хочу увидеть как я умерла…
–Это возможно, – согласился Уходящий и серость в мыслях разошлась, словно её не было.
–Ты в порядке? – Филипп тотчас обернулся к ней, угадав краем сознания неладное.
–Голова болит, - солгала Софья и слабо улыбнулась.
–Сейчас приедем и сразу ложись, я буду, вернее всего, поздно, – отозвался Филипп и отвёл от неё взгляд. Тяжело было видеть её непроходящую болезненность. Как ей помочь и с чего начать даже сам Филипп представлял кое-как, а ведь надо было с чего-то начинать!
3.
Я проснулась от голода. Состояние это было мне уже привычным, и всё-таки не раздражать эта привычность меня не могла, особенно учитывая то, что поспать без смутных образов серого посмертия, не оставляющих меня и сегодня, мне удавалось очень редко. А тут я проспала…
Часы сказали что я проспала целых четыре часа. Это уже рекорд. Четыре часа без серости во снах, четыре часа без ужаса, четыре часа без затаённого липкого страха того, что однажды ко мне вернётся и того, куда однажды, конечно, вернусь я.
Всё равно вернусь – люди смертны.
И тут этот голод… какое же гадство! Как же слаб и низок человек, раз постоянно нуждается он в подпитке ресурсов. Как он предсказуем. Как он уязвим.
Не хотелось признаваться, но иной раз я всё-таки с какой-то тенью тоски вспоминала отсутствие голода. Хотя, вкус, любой вкус – острый, кислый, солёный и сладкий – это было наслаждением. Но во имя всего светлого, что осталось ещё в этом мире – можно же было не будить меня моему желудку хотя бы ещё пару часов?!
Что, нельзя?
Благо, такое повторялось не в первый раз, так что я уже была готова. Ах, сказал бы мне кто-нибудь о том, что я стану такой предусмотрительной после своей смерти! Я бы не поверила, а теперь что? А теперь стоит только протянуть руку к прикроватной тумбочке и под рукой злаковый батончик. Так себе, сама знаю. Но вариантов нет. Не пойду же я на кухню шебуршать пакетами и ломиться в холодильник? Жила б одна – слова б не сказала, пошла бы уже, полетела. Но я на птичьих правах тут, и о Филиппе надо позаботиться.
В конце концов, он ни в чём не виноват. Более того – ему только посочувствовать. Я бы на его месте…
Впрочем, кому я вру? Я бы не оказалась на его месте. Я бы себя не спасла. Я бы себя к себе из пустоты не притащила. А если бы увидела появление недавней мёртвой – сложила бы на месте костёр. Это ненормально.
И нельзя винить Зельмана за испуг и всё, что случилось с ним позже. Он не виноват. Он испугался. Каждый должен иметь на это право.
Батончик кончился быстро, до обидного быстро, я вздохнула, отложила шуршащую обёртку в сторону. Хватит, надо попытаться заснуть, пока желудок не перемолол его.
За спиной скрипнула кровать. Видимо, Филиппу всё-таки не спалось. Ничего удивительного и в этом! Я бы на его месте тоже бы не могла спать, если бы в моей квартире находилось…
Я не чудовище, нет. Но я больше не человек. Я что-то другое. Кто-то другой. Я не Софья Ружинская. Я не мёртвая, но я не живая. Я бы тоже себя боялась на его месте.
Скрип повторился. Явно к Филиппу не шёл сон. Я решилась – наспех набросила тёплый халат, всё-таки за порогом комнаты в коридорах его квартиры холодновато. Но зато я могу поговорить с ним. Мгновение, тихий стук в дверь, робкий вопрос:
–Филипп, ты спишь?
Я интеллектуалка, конечно, с отрицательным, чтоб его, значением! Кто задаёт такие вопросы?
–Нет, – очевидно отвечал Филипп. Я вошла.
Он уже сидел на постели, даже включил ночник, морщился, глазам его было неприятно. Моим тоже и я скользнула в темноту.
–Что с тобой? – Филипп был напуган. Видимо, он решил, как решил бы всякий разумный человек, что если к нему пришли посреди ночи, значит, что-то случилось.
Наверное, когда-нибудь я научусь думать!
–Я в порядке, – поспешила я сказать, – прости, на самом деле. Мне показалось, что ты не спишь.
–Это так, – осторожно признал Филипп, – я…я не очень хорошо сплю в последнее время.
–Как и я, – я попыталась улыбнуться, но в темноте улыбки нельзя было прочесть, так что все усилия мои были напрасны.
–Ну да, понимаю…– Филипп не понимал почему я пришла. Я этого тоже толком не понимала – знала лишь что не могу больше выносить всех тайн. Потому спросила:
–Филипп, ты помнишь как я умерла?
Его аж подбросило. Я поспешила добавить:
–Я имею в виду день… тот день, когда вы меня нашли.
Филипп ожидал чего угодно, но только не это.
–Я… это обязательно? Соф, это не самый лучший день в моей жизни.
–Помоги мне вспомнить, только помоги, – попросила я. – Я расскажу тебе ту часть, что узнала, но ты должен мне кое-что напомнить. Поможешь?
Впервые за всё время от моего возвращения не Филипп тянул из меня информацию клещами, а я сама её предлагала ему. Надо было только чтобы он мне действительно кое-что напомнил, напомнил то, чего не показал мне Уходящий.
–Хорошо, – согласился Филипп, – но почему ты вдруг решила вспомнить?
–Сначала ты расскажи что знаешь, – я знала, что отвечать мне придётся, но я не хотела, чтобы отвечать пришлось прямо сейчас.
Филипп хотел поспорить, но всё-таки не стал. Благоразумно сдался.
–Я увидел тебя в зеркале на одном задании, на своём, частном. Приехал к тебе, узнал, что ты видела мёртвого Павла. Тебе позвонила Гайя, сказала, что она и Зельман должны прибыть к тебе или что-то такое…– сейчас ему тяжело было вспоминать тот единый узор их общей истории. Сколько прошло дней? Сколько было вопросов и тайн нашито, навешано, разбросано вокруг их тихой жизни? И где-то среди этих тайн заблудилась память Софьи?
А что насчёт его собственной памяти?
–Мы решили с тобой выпить вина, вспомнить, так сказать… – Филипп замялся, эта часть воспоминания его неожиданно смутила, – я вышел из твоей квартиры, а там эти двое. Смотрят на меня с удивлением, оказывается, что они к нам звонили и долбились, звонили и на телефоны, а мы не в сети. Или недействительны?
Он поморщился. В голове нарастал нехороший шум. Видимо, не отделаться ему от обезболивающих после утреннего кофе.
–Мы вошли…нет, вернее, Зельман вскрыл как-то квартиру. А ты мёртвая.
Ты мёртвая, Софья. Понимай это как хочешь. И чудо это или проклятие то, что ты сидишь сейчас прямо перед ним?
–Это всё? – я примерно так и представляла. Правда, я не знала сколько времени прошло с ухода Филиппа. Знала только, что все часы в доме остановились на четверти четвёртого.
–Да, – сказал он, – а теперь… что ты узнала? Что ты хочешь рассказать?
Он утаил. Утаил то, что показал мне Уходящий. А именно – причину, по которой Гайя и Зельман сорвались ко мне. Они увидели меня на видео, видео, взятом у погибшей Нины. Там, где был полтергейст или какая-то сущность, значение которой они пытались разгадать, проявилась я.
Потому что уже тогда я была…
Нет, не так. Тогда, когда было сделано видео, я была жива, да. Но посмертие – это место, где все времена и эпохи мира проходят в одно и то же время. В один миг!
Уходящий показал мне, как я раскидываю несчастную по всей детской. Он не объяснил мне ничего. Я
