ж ни документов, ничего нет, так что – по больнице она, считай, не проходила. А без полиса, паспорта и прочего, ну сам понимаешь!
И Филипп согласился. Меньше вопросов – проще. Тем более, Ружинская, как он помнил, плевала на своё здоровье, пока была живой. Даже если болела, то не шла к врачу, а сама лечилась, дома, как придётся. Какие уж тут ей вопросы о последней пройденной диспансеризации или прививках?
–Далее будет список анализов, ну кровь там, по общему да на сахар. Ещё будет флюрография. Ну там как обычно. Потом врачи – терапевт, отоларинголог, офтальмолог, невролог, гинеколог, короче – как обычно, только везде будет стоять маркировка об анонимности, – объяснил Игорь.
Филипп согласился и с этим. В конце концов, мотаться по коридору тоже было иногда совершенно необходимо, хотя бы для того, чтобы привести нервы в норму. И только когда появилась Софья – измотанная, но спокойная, Филипп уже приготовился выдохнуть, но тут увидел совершенно серое лицо Игоря, который её и вывел.
–Ну как? – осторожно спросил Филипп, обращаясь не к ней.
–Устала, жрать хочу, – призналась она. – Говорят что всё в порядке.
Ага, в порядке. Мы все, когда у нас в порядке всё, выходим с такими серыми лицами.
–Соф, а давай ты сходишь пока…тут есть буфет? – спросил Филипп у Игоря.
Тот кивнул:
–Первый этаж, налево от гардеробной.
Филипп дал Софье карточку:
–Поешь пока, ладно?
Она нахмурилась, но не стала спорить и покорно ушла. И только когда её шаги стихли, Игорь мрачно сказал:
–Филипп, она мёртвая. Таких показателей не может быть у живого человека.
–Очень смешно! – Филипп скривился, – я думал…
–Ну-ка пойдём! – Игорь перехватил руку Филиппа и втолкнул его в свой кабинет. – Я тебе сейчас расскажу. Как это своим объяснить – я ещё не знаю, но это уже моё дело, а вот твоё…
И он мрачно опустился в кресло напротив, вытащил пачку каких-то цветных распечаток и бумаг. Спросил трескучим неприятным голосом:
–Тебе коротко или полностью?
6.
–Ты уверен? – у Филиппа срывался голос. Была ещё слабая, такая противная, но всё ещё чистая надежда на то, что это всё розыгрыш.
Но Игорь был жесток. У него не было причины быть милосердным:
–Я не первый год в этом деле, – напомнил он и всё окончательно рухнуло. И маленькое, противное, именующееся надеждой, стало самым желанным, потому что правда оказалась хуже. – Артериальное давление у неё ниже нормы, пульс тоже, про кровь ещё говорить рано, но поверь…
Игорь закашлялся, смущённый своей откровенностью, отпил воды, делая жуткую паузу, потом продолжил:
–Температура тоже ниже нормы. По самому беглому осмотру легко фиксируется ряд внутренних повреждений. Дыхание прерывистое, тонус мышц…
–Ты повторяешься! – Филипп не хотел второй раз слушать всё, что там нашли врачи из комиссии, организованной Игорем. У него не укладывалось в голове, совершенно не укладывалось всё то, что он слышал, а ведь ему нужно было не просто уложить всю полученную информацию, а ещё что-то с нею сделать.
–Короче, она с точки зрения биологии не живая, – закончил Игорь, покладисто не повторяя прежние выводы.
А их было много. Каждый специалист нашёл повреждения, и всё вместе давало страшную картину. Формально, Софья Ружинская, пришедшая сегодня на обследование, была без пяти минут труп. Даже первый же замеренный показатель – показатель температуры тела, показал критическое понижение – с такой, какая была у Софьи, уже не положено было даже передвигаться на своих двоих, положено было лежать без сознания!
А она ходила, смеялась, пугалась, ела…очень много ела.
То же было и с давлением, а ведь кроме этого были и другие показатели! В итоге каждый специалист прохватывался дрожью и ужасом, записывал показатели, тщательно сверяясь с прибором, перепроверял на другой, третий раз…
И ни у кого не было мысли о том, что это чудо! Чудеса приветствуются в медицине, каждый врач, может по слухам, наверное, назвать одно-два, сходу, не прицениваясь к памяти, а тут и на чудо не тянуло. Чудеса не выглядят так бледно и не выглядят так погано. Софья Ружинская должна была быть мертва, или, в лучшем случае, в коме.
У неё были повреждения внутренних органов, внутреннее кровотечение, а она ходила, улыбалась, пугалась и ела, много ела.
–У неё на языке чёрный налёт, – сказал Игорь, словно это что-то объясняло.
–Неправда, я же с ней разговаривал, я бы заметил, – Филипп был не лучше и возразил на это. Словно это что-то ещё значило.
–Не на кончике языка, а ближе к основанию, – объяснил Игорь. – Ты знаешь, что значит чёрный налёт? Язык, на самом деле, карта болезней. Одно дело светлый, белый налёт, или ярко-красный – тут ясно – желудок, сердце. Если желтый, то печень, само собой…
–Не язык, а радуга! – мрачно усмехнулся Филипп.
–Увы, – Игорь развёл руками, – бывает и радуга, бывает, что язык становится фиолетовым или синеет, а то и вовсе приобретает тошнотный зелёный цвет. Но чёрный…
–Что, на кладбище ползти?
–Можно и ползти. Налёт ровный, держится у основания, значит, не грибковый. Не снимается, не имеет природной окраски как это было бы, если бы она нажралась угля или кофе, да хоть краски! По состоянию самого языка...
Филиппу изобразил скуку. На самом деле, изнутри его распирало и всё больше от ужаса, но он не хотел слушать, что именно с Софьей не так. Он хотел факты. А ещё лучше, чтобы Игорь заговорил о чём-нибудь другом.
–Короче, это обезвоживание. Конкретное. С таким тоже не живут.
И снова возмущение и ужас. Она же ест при нём! Ест много! Больше, чем ела прежде. И пьёт. Откуда обезвоживание?
–Чего посоветуешь? – мрачно спросил Филипп. Нужно было что-то спросить. На ум ничего смешнее не пришло, а разумнее и подавно. Игорь тоже был бледен – его можно было понять, на свое счастье, он не знал и половины.
–В церковь сходи, – отозвался Игорь.
–Не поможет.
–С таким настроем уж, наверное, не поможет, – согласился Игорь, – но что я тебе скажу? Это либо замысел божий, либо всё от лукавого. Я лично склоняюсь ко второму варианту.
–Ты же врач! Какой бог и какой лукавый?
–Не всё можно объяснить медициной, она временами бессильна, – Игорь остался спокоен, – да и мы с тобой познакомились не на слете грибников. Так что, не знаю даже, что тебе сказать. У неё внутренние повреждения. Гинеколог и вовсе сказала, что состояние её…
–Ну хватит! – взмолился Филипп и закрыл голову руками, защищаясь от слов. Что-то подобное он в глубине души предполагал, но не думал, что всё настолько плохо. Он ожидал увидеть отклонения, но не такие, которые не были совместимы с жизнью.
Игорь снова оказался покладист и прекратил подробный рассказ о том, что именно не так с Софьей Ружинской.
–Может её в больницу? – предположил Филипп, отнимая руки от головы. Была новая надежда, ещё одна, тусклая и слабая, но всё же, всё же…
–А смысл? – поинтересовался Игорь. – Кровь у неё неживая, давления толком нет, внутри воспалительные процессы, которые скоро перейдут в гниение. При этом всём у неё нет температуры и вообще жизни. Формально, она мертва, понимаешь? даже если мы сейчас её запакуем без документов в больницу, мы ничего не получим. Её организм просто не восстанавливается. Он мёртв!
Организм мёртв, а Софья Ружинская ходит, говорит, обижается, пугается, устаёт…
–Она не просто есть не должна, – Игорь мрачнел всё больше, – она уже и шевелиться-то не должна. Знаешь, в чём суть кровообращения вообще?
–Но она ест! И постоянно голодна.
–У неё не может работать желудок, как, кстати, и выделительная система. Она не должна принимать пищу, и как она это делает… это не просто противоречит науке, это противоречит здравому смыслу!
Филипп знал. Он пытался вспомнить, сидя перед Игорем, как часто Софья отлучалась в уборную, и не мог. Конечно, его тоже не было дома, и не было довольно часто, но были и часы, когда он был в доме, а она?..
–Бред! – признался Филипп и в сердцах швырнул со стола Игоря канцелярский набор. Легче не стало. Грохот неприятно ударил по перепонкам, отозвался мигренью в голове, Филиппа замутило.
–Согласен, – Игорь сделал вид, что не заметил ужаса Филиппа и его порыва, – согласен с тобой на все сто. Её надо под наблюдение. Хотя бы под домашнее. Больше я тебе сказать не могу. Можно, конечно, попробовать обнародовать данные о ней…
–Нет!
–Но я думаю, что ты этого не захочешь, – Игорь закончил фразу. – Я не знаю, что делать. Она должна быть в коме или вовсе мертвой. Если она правда продолжает есть, ходить и говорить, то это или чудо, или лютое проклятие.
–Скорее проклятие, – Филипп вспомнил, что Софья рассказала ему ещё в первые дни своего возвращения, она сказала тогда, что Уходящий её вроде бы…проклял?
Что он ей сказал? Что будет боль? Кстати, а как с болью и реакциями?
Филипп задал этот вопрос тут же. Игорь удивился, но порылся в листах, поданных ему его же коллегами, перед которыми ещё предстояло ему объясниться, и ответил:
–Вопреки здравомыслию, реакции замедлены, но в пределах нормы.
–А боль? Она жаловалась на боль?
–Нет. Не написано. А что?
Филипп и сам не знал. зато Игорь пришёл на помощь, пока Филипп собирал мысли в кучку, он опередил его:
–По сути, у неё должно болеть всё тело, особенно в области желудка – там больше всего повреждений, это даже мы без глубокой диагностики установили, некоторая часть повреждений едва ли не прощупывается.
–Ей должно быть больно?
–Боль – это активация нервных рецепторов, – Игорь прошерстил в очередной раз красные от поставленных маркерами вопросов листы, относящиеся к Софье. – То есть, повреждение даёт сигнал, а тот уже разливается. Но она не жаловалась на боль, хотя опять же…
Игорь не договорил, вздохнул, отвернул от себя листы:
–Погань! Как не поверни, а всё одно выходит.
–Делать-то что? – повторил Филипп. Вопрос повис между ними.
–Еще спроси: «кто виноват?» – предложил Игорь. – Кто виноват? Что делать…
–И сколько я тебе должен? – Филипп помотал головой. К веселью Игоря его не располагало, он был в одном шаге от собственного обморока.
–Нисколько, – безжалостно ответил Игорь, – с мёртвых деньги не берут.
–Зато берут с живых.
–Она не живая, – напомнил Игорь. – То, что она ходит, ест, говорит – это уже чудо. Плохое, но какое есть. Но она не живая.
–Зато я вполне, – Филипп не отступал. Он привык платить за работу. Хотя бы символически, но заплатить. Это избавляло его внутреннюю совесть от чувства невыплаченного долга.
–Тоже спорно! Ты у нас когда проходил обследование?
Филипп скривился:
–Тебе ещё нужно всё это объяснить своим…
–Объясню, – пообещал Игорь, – не переживай об этом. Лучше иди, забирай свою мёртвую девку из буфета, а то она там сожрёт всё, нам на обед ничего не останется.
На этом помощь Игоря была закончена. Собственно, он и не мог ничем помочь – что он сделает? Но в его обществе было как-то спокойнее, а так, идти к Ружинской, ждать, надеяться на то, что что-нибудь станет яснее и понятнее?
Да проще ждать у моря погоды или пока рак на горе свистнет, потому что пока всё только хуже и беспросветнее. Но надо было идти, оставлять без внимания бессознательную и близкую по всем показателям к смерти Софью, было нельзя. Он и без того провёл много времени с Игорем, пытаясь понять, как ему самому поступать.
Понимание не приходило. Зато сокращалось расстояние между ним и буфетом.
