его не просто переделать надо, а растереть в порошок и потом долго и кропотливо создавать заново! Да тут, впрочем, как ни создавай, всё КПСС получается, прости господи.
И вот что ещё думаю. Кольку страшно повезло, что тряпкой оказался и та дьяволица его бросила как профнепригодного для её обслуживания. Нескончаемое Зло сидит в каждом человеке. Только у большинства оно как бы не просыпается. И так мило, приятельски и в то же время загадочно улыбается, будто сплошная Джоконда. А потом появляется триггер обрушения слабенькой пирамиды сознания, демон-искуситель, свой брат-1 Данила-мастер. Одолеть этого демона никому не дано, можно лишь какое-то время не поддаваться, не становиться его рабом-исполнителем. Демон настойчиво искушает бесчисленными наваждениями и вожделениями, как это проделывала со мной и леди Ксю. И далее либо ты сыплешься под откос и становишься орудием победившего в тебе Зла, либо держишься до последнего, по возможности контратакуя, сопротивляясь даже из последних сил. В таком мире Добро лишь ослабление Зла и измеряется исключительно степенью его уменьшения.
Пробуждение Зла в человеке всегда происходит буднично, по-свойски, обыкновенно, не привлекая особого внимания. А то и с располагающим юморком, вполне сердечным, дружеским, сочувствующим участием в любых делах человеческих. Пробует, дёргает за ниточки каждого, поджидая, когда жертва даст-таки слабину, хоть на что-то но обязательно когда-нибудь поведётся. Каждого, кто хоть в малом поддался регулярному эмиссару бездны, сходу подхватывают и до полного головокруженья заматывают невообразимые черти из преисподней. С того момента жизнь окончательно срывается в пике и появляются вспомогательные демоны подножек. Они-то и добивают, полностью утилизируют всё что осталось от некогда цветущей личности.
Самая хорошая в мире девочка по имени Ира была моей ровесницей. Совсем недавно побывал я на коллоквиуме при клинике профессора Нерсиса. Иду по коридору терапевтического корпуса в направлении конференц-зала, открывается дверь женской палаты, выходит лучшая девочка в мире, не очень изменившаяся внешне, вполне узнаваемая, но какая-то сдувшаяся и явно не в себе. Глаза потухшие, смотрит сквозь, словно где-то витая. Как звать её помнит, да и ко мне по имени обратилась. В общем и целом как будто в адеквате, даже высокомерная насмешливость к людям какая-то осталась. Спрашиваю её про бывшего жениха Колика, про Гаика и других знакомых – молчит, продолжает смотреть насквозь, чуть презрительно усмехаясь. Затем равнодушно проговаривает стеклянным, сыплющимся голосом: «Извини, ничего и никого не помню. Тебя вот только немного…». И умолкла, запас памяти иссяк, видимо живёт на гаснущей оперативке. Забыв про меня, пошла прочь, держась за стенку, видимо в туалет. Профессор говорит – третий инсульт у девахи, представляешь, как помолодел?! Причём, подряд бьёт, с перерывом по четыре-пять месяцев. Сгорает, будто подпалил её кто в верхних слоях атмосферы. Или сама вспыхнула за ненадобностью дальнейшего пребывания у нас. Происходят же самовозгорания людей! И не так уж редко. Только в данном случае детонация и самовозгорание Зла произошло оттянутое, отложенное, вроде как пролонгированное. Бывает - сплошь и рядом. Как бы за полной невостребованностью.
Академик Скулачев называет это апоптозом, непрерывным самоуничтожением или встроенным самоподрывом всего сущего на Земле. Он неизбежен. У каждого со временем обязательно срабатывает внутри специальное устройство самоликвидации - в случае непопадания в цель, либо нечаянного ухода в молоко, в пустоту. А также заведомо холостого прогона в никуда или осечки. Апоптоз может осуществляться онкологией, коронавирусом, чумой, туберкулёзом или как в данном случае – крупнокалиберной очередью инсультов. Демоны, ликвидаторы Аида будут бить в упор, пока не размозжат полностью и вчистую.
Мне показалось, что когда самая хорошая в мире уходила вдаль больничным коридором, то вовсе не сказочным Млечным путём отбывала с последней станции земной жизни. Она уже давно пребывала в мире ином, где постоянно и повсюду рвутся зажигательные бутылочки и плачут в огне приговорённые дети. И - да, вспомнил. Своих-то детей она так и не заимела. Бог вздрогнул и конечно не попустил. То есть, и в этой области реала засланное двуногое изделие не сработало, поэтому и не остаётся ему уже ничего, кроме полного руинирования. Может поэтому преисподние твари настолько близко к Иришке-мартышке подкатывались, на дистанцию прямой наводки?! Подобное - к подобному, зараза к заразе всегда липнет. У них же всегда и повсюду срабатывает абсолютное сродство к ничтожным величинам. Закон сцепленных сверхмалых чисел и частиц, внутриядерного тяготения нуклонов бытия. Их не разорвать никому.
Что касается упомянутых демонов подножек, которые поджидают в конце жизни каждого. Об их несомненном существовании предупреждал ещё Гёте. Он говорил, если человек не выполнил ему предначертанного или закончил его исполнять, обязательно появляются демоны срочного руинирования и начинают ставить подножки одну за одной. То опасная простуда, то внезапный спазм сосудов на улице, то машину занесло на скользкой дороге. А то и тромбы начинают отрываться и гонять по кровотоку, словно бильярдные шары, пока не законопатят все оставшиеся лузы, пока окончательно не завалят в хрипящей агонии жертву, подогнанную к ним на расправу.
Такие демоны, как ни у кого, есть и у державы. Они чётко понимают главное, что давно сообразили и правители самой хорошей страны в мире: с этим народом можно делать что угодно, буквально всё. Хоть в печке спалить, и не вздрогнет, он же и без того словно не живёт. Что ему это никчемное палево бытия?! Особенно податлив самый хороший и самый безответный народ в мире ко Злу. Никогда не даёт себя убалтывать до конца, соглашается сразу. К нему единственному у него фатально отсутствует иммунитет. Любая гадость, жестокость, подлость, раболепство приживаются с одного касания, влёт, моментально. Даже слабых попыток отторжения ужасающего насилия над своей сущностью уже почти не бывает. Отчего насильничающая потусторонняя власть озверевает буквально на глазах и всё дальше и глубже.
Абсолютная безнаказанность развращает абсолютно. Она полностью лишает людских погонял человеческого облика.
Напрочь срывает эту их оболочку, возвращая в исходное состояние непререкаемой нежити.
Изображение авторское
Глава 75. Идеальная жесть
Чутка попозжа окончательно притихшего Серёгина, подавленного величием собственной миссии, а также самим же наделанной картины мира, видимо, благодаря следователю Шахову, всё-таки взяли, да и выпустили на свободу. Пусть даже и далеко не первой свежести свободу, но всё-таки сойдёт, с горчичкой. Тем более что пока ещё ничего действительно очень плохого не сбылось. Когда ведёшь себя смиренно, когда особенно не отвлекаешься на пустяки - оно именно так обычно и происходит. Выпускают. Даже полицаи отстают, бывает, что и так. Доцент всё же сильно удивился такому самому фантастическому в своей жизненной истории обстоятельству. Тут же вслух прокомментировал и это событие, куда ж без творческого зуда в том самом месте, так и ищущем себе приключения даже на ровном месте:
- Вот так - фыр-р-р-р! И выпустили меня! Просто так! Вот это дела-а! Может это и не менты вовсе?! Или они не живые?! Сейчас вообще никогда и никого не милуют. Могут любого, хоть с малыми детьми, спокойно выбросить на мороз или на фронт, сделать бомжами и всегда найдут законное обоснование, не подкопаешься. Ничего не поделаешь, самая справедливая страна в мире!
Впрочем, оказавшись на свободе, гавкать он перестал сразу. Может потому что битый стал и назад почему-то не захотел, накушался. Себе дороже. Он и без того впорхнул в заветную волюшку свою, на самом деле вовсе не порхая, но изрядно ковыляя, даже просто припадая на все, что оставались, на ещё до конца неотбитые конечности и хватаясь за печень, крепко посаженную на боевом задании непонятно для и во славу кого или чего. Так ведь всё же вырвался, поэтому совсем теперь неважно как. Выскользнул, словно бы выпорхнул, вот в каком смысле. По большому счёту уже не имело значения, как это всё выглядело, как оно произошло на самом деле. Главное, что крыша вроде опять вернулась на место, со скрипом встала в пазы. Хотя, чувствуется, ещё не вся. Но всё же большей своею частью вновь, по-хозяйски урча, уселась на свой мауэрлат, как на ещё неостывший шесток.
Серёгин, спасаясь от неотступных фантазмов в недоломанной голове, выбежал покурить. Посидел немного на лавочке, медитируя на новую жизнь, а за него тем временем по-прежнему оставалась как бы жить тень его аватарская, по привычке мотающая башкой, туда-сюда, туда-сюда. Имитировала бурную жизнедеятельность. А потом обратно: сюда-туда, сюда, туда. Блудные фрикции в любом виде всё никак и ни в каком образе и подобии не кончались! Хотя и койку под собой опять поменял. Всё равно весь прежний тягомотный балласт по-прежнему гулко бултыхался внутри, нисколько не желая сливаться или тем более сдаваться. Словно закупорилось там что-то внизу. А пробить по-прежнему нечем или не удавалось. И койки тут всегда оказывались ни при чём. Отпирались, как могли, мол, неча на койку пенять, коли ж#па крива.
Затем доцент Серёгин, уже забравшись в машину к следователю, сильно кремниевому, да ещё и на редкость нано-вооружённому, решил довести свою диверсионно-познавательную работу до самого конца. Тетрадка тетрадкой, блокнотик блокнотиком, но лучше бы конечно диктофон, коли уж нет смарта. Доцент-то он повсюду доцент. Въедливый, как собака. Поэтому их никто не любит, хотя и побаиваются. Мало ли, не ровён час - вцепится в штанину. Далеко с таким не убежишь.
- Достали эти хозяева жизни, ох, достали - кластеры-лохастеры, прокладки-манатки, крылышки, хвостики и прочие дикие банкивские куроеды. Сил нет. - Смущённо пробормотал Серёгин, оправдываясь за очередное временное помутнение сознания, вызванное потрясающими «апами» кластерского тинэйджмента. - Мерещатся всюду. Куда бежать, выпрыгивать от всего этого?! Зачем они нам?! А мы им?! По большому счёту, а?! Мы-то ни «ап» не можем делать, ни «хайп-хап», ни «стенд-ап» по-людски! Вот скажи, Шахов! Хоть раз честно скажи?! Отчего всё так нехорошо, причём всегда, получается?! Чего смотришь глазами бешеного таракана?! Жаба ест, завистник?! Признавайся!
- Стесняюсь спросить, - ухмыльнулся великий сыщик Шахов, он же в бомжомиру Осклизкин, - а что ты там, дружок, всё время писал?! Это даже в наше время крайне подозрительно. Поэтому-то менты тебя больше всех и гоняли, чесали об тебя свои дубинки! В старые времена того, кто пишет, а особенно взаперти, сразу тянули на дыбу, а потом по-быстрому рубили башку, чтобы не успел гавкнуть чего лишнего. Писаки всегда были крайне опасными типами и власть это очень отчётливо понимала. Карала куда сильнее, чем даже разбойников с большой дороги. Пасквили строчил или таки доносы в контору?! Небось, и на меня?! А, писатель-предатель?! Знаешь, как Ленин поступал с предавшими его друзьями? Метода простая, но на все времена, даже сказка такая есть: «Поцеловал, отвернулся
