Валя так и осталась затворницей. И даже когда Олег завязал отношения со Светкой она ничуть не винила его за этот выбор, по-прежнему воспринимая его как брата.
И вот теперь в его жизни что-то поменялось после ее смерти. Валя оставила ему что-то, нечто к чему Олег оказался не готов. Свои знания? Свои способности видеть то, что другим не под силу? Как можно было здраво объяснить то, что Олег только что видел умерших много лет назад родителей его жены? Ему было сложно воспринимать рассказы Валентины за правду несмотря на подробности, несмотря на то, что где-то внутри Олег хотел, чтобы так оно и было на самом деле. Нет, он просто пока еще не до конца проснулся сегодня утром. И его сон закончился едва глаза Олега вновь видели все как надо.
Но они и вправду были красными, растертыми во сне. Света прокапала их какими-то каплями и рекомендовала сходить в больницу. И вроде зрение его вернулось в норму и Олег уже немного успокоился, однако на выходе из подъезда ЭТО повторилось. И где-то про себя он ждал, что оно повторится. Сон был слишком простым объяснением, да и не спал он когда обнаружил проблемы с глазами. Едва Олег открыл дверь из подъезда на улицу все вновь и резко расслоилось и расплылось. Ему пришлось встать на одном месте и чертыхнуться. Но к глазам Олег не прикасался и не зажмуривался, а вместо этого окинул искаженным взглядом оживленную улицу. Он сразу увидел Валентину, стоявшую прямо на дороге, ожидавшую его выхода из дома. Одетая в белое подвенечное платье (Олег помнил как не раз позволял себе представить Валю в образе невесты), она довольно улыбалась ему, будто исполнилась ее давняя мечта, о которой Валя ни разу не говорила даже с ним. И в этом платье она была просто красавица.
Кажется только сейчас Олег догадался, что благодаря ЭТОМУ он мог вступить в контакт с умершей Валентиной, что она не осталась лишь в одной его памяти. Вот только она так и не смогла четко объяснить в чем заключался тот мистицизм Олега, делавший его угодным ей собеседником, превративший его в родственную ей душу, и почему именно Олег должен был проснуться с ЭТИМ сегодня утром. Он сделал было шаг в ее сторону, желая заговорить с Валей, однако та остановила его движением руки. Вслед за тем взгляд Олега вновь вернулся в прежнее нормальное состояние. Несколько машин проехало по тому месту где он видел умершую Валентину. Но образ ее еще какое-то время оставался там где она была всего несколько секунд назад.
Она никуда не пропала из сознания Олега ни за утро, ни за день, ни вечером. А он так и не сказал жене о ее родителях, которые были все время рядом со Светой, и которых ему удалось обнаружить благодаря Валентине. В общении со Светой ее родители были запретной темой даже для мужа. Она всегда плакала, рассказывая о них, рана от их утраты не могла зажить в ее сердце как если бы это случилось только вчера.
Но странное дело, вечером, лежа в кровати рядом с женой слишком много чего представилось Олегу бесполезным после его новой встречи с Валей. Образ невесты, ожидавший его снаружи, наводил на мысль о подлинности бытия за пределами привычного Олегу мира. Валентина не хотела и не ждала серьезных близких отношений при жизни, Олегу она говорила об этом открыто и без стеснения. Она утверждала, что знала, что тот один единственный уготован ей после смерти. А в материальном мире можно лишь приструнить гормоны, так и не испытав ничего похожего на подлинные чувства. Тогда эти ее суждения Олега и забавляли и пугали одновременно. И еще ему было жаль ее. А где-то еще глубже, чего скрывать, он не раз думал овладеть ею силой, чего не могла позволить ему его совесть (ну и благоразумие, конечно).
И кажется она, все-таки, была счастлива когда Олег увидел ее утром. Счастлива по-настоящему, открыто. Счастлива и свободна. И она хотела, чтобы Олег увидел ее такой. Хотела, чтобы и он был счастлив и свободен. Возможно, он был тоже предназначен для того мира, возможно в этом заключалось то таинственное, что позволило Валентине говорить с ним открыто. Возможно поэтому что-то произошло с его глазами.
Во сне он снова увидел Валю, в окружении множества самых разных людей – ее друзей и близких. Рядом с ней был ее жених, они крепко держались за руки с довольными улыбками на лицах. Олег находился прямо рядом с ними, так же довольный тем, что Валентина нашла своего одного единственного, с кем хотела оставаться как можно дольше. Но и сам Олег находился там не один, под руку державший свою невесту, и это была совсем не Света. Все внутри него пело и ликовало пока он чувствовал ее рядом с собой. Во сне он видел каждую деталь на ее сияющем от счастья лице, она была как раз той какую Олег хотел видеть всю свою жизнь. Зато поутру она стерлась из памяти, хотя Олег осознал, что то, что он видел во сне было больше чем просто игра воображения. Единственное в чем он был почему-то уверен, что видел ее раньше. Олег не мог сказать где и когда это случилось, но он видел ее раньше. А если нет то очень хотел в это верить.
Как и хотел увидеть ее вновь. И ведь увидел. В то же утро, на месте Светы. Увидел всего на чуть-чуть, спящую прямо под боком. И тогда уже смог насладиться теми приятными идеальными чертами ее лица, так непохожими на черты лица Светы. В тот момент Олег обнаружил и изменения в их со Светой квартире. На момент нового видения она больше не была каким-то убежищем в монотонном ходе событий, а представляла собой обитель постоянных неги и покоя, источником которых была та кто на чуть-чуть занял место его жены. Стоило Олегу лишь коснуться ее лица, видение плавно исчезло, оставив о себе лишь воспоминание…
…Он будет видеть ее снова и снова, по нескольку раз на дню. Все потому, что был таким же как Валентина, доступным для этих видений, неподконтрольных ему, но всегда ожидаемых. Он будет свидетелем и многих сторонних деталей в своих видениях, о которых так и не сможет поделиться со своей женой. Просто трещина в их отношениях, образованная ЭТИМ, постепенно и неизбежно перерастет в бескрайнюю пропасть, на дне которой перерывов между видениями Олега однажды вообще не останется. Но это уже будут другие видения, внутри него, нечто, призывающее его – знания, ради которых стоило разрушить связь с материальным миром. Так когда-то сделала Валентина, впустившая и принявшая их. И пусть эти знания имели всего черный и белый цвета, в них содержалось куда больше тепла и цветовой гаммы по сравнению с бесчисленными красками и оттенками материального мира. Оттого видения Олега раз за разом все больше будут становиться насыщенными новыми красками, а значит и новыми ощущениями. Он даже не почувствует того момента как покинет свое тело с новой бутылкой крепкого спиртного в руках, полностью погруженный в ЭТО…
Живи настоящим.
конец
Глава 15. Лекарство от всех болезней.
…Размытая водой корка теперь походила на грязь, густую темную жижу, тянущуюся в сливное отверстие. Кажется, он мог почувствовать даже запах сырой земли. Но на самом деле эта жижа являлась мешаниной самых разных неприятных ему цветов и их оттенков, которые так и лезли в его воспаленное воображение. Трудно поверить и еще труднее представить, что столь мерзкая субстанция покрывала его тело весь день, впрочем, он мог наблюдать ее лишь под спасительным душем прежде чем оказаться в бескрайних просторах постели. Корка достаточно легко смывалась водой, но он чувствовал ее цепкость, практически невозможность содрать ее голыми руками. Все оттого, что увидеть ее ему помогала лишь вода и гель для душа три в одном. Точно, вечерний душ доставлял ни с чем несравнимое удовольствие, пожалуй, самое большое удовольствие из всех возможных. Особенно последние лет семь-восемь. Собственно говоря, столько времени он наблюдал эти наросты на своем теле. Не с первого дня, конечно, он даже не смог определить точный момент когда впервые обнаружил их.
Зато мог объяснить почему корка образовалась и со временем покрыла его с головы до ног. Ведь такого с ним прежде никогда не было, равно как и невероятного удовольствия смывать ее водой после нервного рабочего дня. Просто в прошлом никаких нервных рабочих дней и быть не могло. Спокойное сидячее местечко за мониторами, не в пример постоянному общению с клиентами, которые постепенно стали его бесить. Ненависть и раздражение – вот что он чувствовал последние годы лучше всего. Нет, эти чувства по отношению к окружающему его миру и до этого периода, конечно, оставались далеко не позади. Но находясь в периодической изоляции: уютное рабочее место в одиночестве – дом, игнорируя элементарные прогулки на свежем воздухе, он не сказал бы, что пленен негативом или сомнением по отношению к происходящим вокруг событиям. И особенно к людям, которые в большинстве своем, на его сугубо субъективный взгляд, не могут представлять из себя ничего стоящего, в том числе и он сам.
Теперь же ненависть и раздражение были на первом месте. Каждый будний день представлял собой пытку, проверку на прочность, всю тяжесть которой он осознавал только во время вечернего душа, провожая взглядом противную глазу разноцветную жижу с запахом сырой земли в сливное отверстие. Лишь смыв наросты он чувствовал как все это не имело никакого смысла и не играло в его существовании значимых ролей. Смыв корку, он опускался в ванну и ждал пока целительная вода не наполнит ее почти до краев. И тогда время практически исчезало. Какое-то время он просто дремал, разомлевший в теплых водяных объятьях. И где-то внутри он слышал свой собственный голос, изрыгающий самую отборную брань в адрес всех тех с кем общался за прошедший день. То была предсмертная агония ненависти, с которой он срывал плоть во время душа, и которая ожидала возрождения завтра. Ненависть никуда не девалась и во время выходных, когда вроде ему не с кем было общаться, старавшемуся выходить из дома только до магазина и обратно, не задерживаясь даже там. Но тогда он мог перетерпеть ее, не чувствуя никакой корки на теле. И в какой-то степени это было даже здорово.
Пожалуй, именно тогда он наслаждался этим чувством. Единственно живым и неподдельным настолько, что казалось, что кроме ненависти в нем больше не было ничего другого. Именно тогда его посещало озарение о том, что ненависть - единственное, что есть во всех людях. То, что заложено в них природой во имя ее же уничтожения. Ему даже казалось, что он чувствует это разрушение, что-то происходило внутри него пока он наслаждался негой в ванне. Вода мягко сдавливала его, ее хватку он ощущал и в своем теле. Теперь он понимал, что это вода начинала разрушительные процессы ненависти, чувство которой приводило его в восторг. Лежа в ванной он открывал воде дорогу к его открывшемуся после смытой с тела твердой корки сознанию. Вода говорила с ним, вода воспринимала то, что оставалось от него в конце дня. Ведь лежа в ванной он больше всего хотел исчезнуть, быть разрушенным ненавистью так, чтобы больше никогда не иметь возможности вернуться жизни.
Теперь же, когда он вдруг не почувствовал воды, смывшей корку ненависти и коснувшейся его тела, он не посчитал это событие каким-то феноменом. Вода стекала по его телу, сдавливала его в ванне, но прежних приятных прикосновений ее уже не
